Впрочем, с блеском, поскольку ни о каком симулировании или подделке, иронии или откровенном издевательстве над самой культурой академической лекции речи не было. Пригов «отработал» сполна классическую трехчастную формулу «раскрытия темы». Начал раскручивать интригу лекции с «крутого пике» — темы власти рынка, сравнения статуса и экономической значимости художника и литератора в ХХ веке. Перешел к «четырем проектам» художника, завершившимся к нашему времени абсурдной формулой «художник есть художник», причем образы художника и литератора здесь были смешаны в единый «конструкт». А близкая перспектива будущего мировой культуры («глобальный проект») им была нарисована как возможность слияния мозга человека с возможностями техники, если человечество найдет возможность преодолеть досадную мелочь — тело человека. Логично, убедительно и очень общо, так как и читаются большинство академических гуманитарных курсов, то ли для просвещения аудитории, то ли для демонстрации свойств памяти лектора, умело соединяющей «общие места» в нечто индивидуальное. И хотя вопрошавшие пытались задавать ему вопросы, касавшиеся неких «реалий и персоналий» — литературных, из области арт- бизнеса, или, например, о взаимоотношении художника с властью, о выстраивании художественной стратегии, о культурных институциях и их функции посредников на современном арт- рынке, Дмитрий Александрович ловко уходил от частного к общему. Не разрешая себе ни на минуту выйти из образа, впрочем, скорее обаятельного и притягательного лектора, которого уж никак не хотелось «подвергнуть радикальной критике».
А ведь для провокации именно такой процедуры был придуман его «чистый» перформанс, проведенный на следующий вечер в галерее Центра. Заявленный в программе как «Мантры высокой российской культуры», он собрал «визуальную» часть публики. Журналистов и литераторов было поменьше, действо привлекло внимание операторов ведущих столичных телеканалов, художников и кураторов, искусствоведов, хотя касалось, как было заявлено в пресс-релизе, литературных штампов. В основном — патетической риторики вокруг того пласта «неприкасаемых» текстов, который менее всего поддается критическому «снижению» значения. Живейший отклик вызвал рассказ Пригова о том, какие, в общем-то, простые манипуляции он проводил с пушкинским «Евгением Онегиным», в результате чего он стал почти неузнаваемым. Смею предположить: если скоро нечто подобное некто из украинских «иронистов» осмелится сделать с нормативными текстами украинской классической литературы — эффект будет более полезным для общественного здоровья, нежели нашумевший «случай Бузины». Поскольку отстраненное, но спокойное отношение ко всему «слишком высокому» современной украинской культуре еще предстоит обрести.
Кстати, у Пригова автографы и интервью в эти два вечера брали немало, но атмосферы обожания или восторга не было. Работа такая у современников — быть подальше от общественных экстазов.
СПРАВКА «Дня»
Дмитрий Пригов родился в Москве в 1940 г. Учился в 1959 — 1966 гг. в Московском высшем художественно-промышленном училище, на скульптурном отделении. С 1975 г. — член Союза художников СССР, с 1989 г. — участник Клуба Авангардистов (КЛАВА), с 1990 г. — член Союза писателей СССР, с 1992 г. — член Пен-клуба. С 1996 г. — около 10 персональных выставок, участник более 30 крупных групповых выставок в России, Европе и США.
Пригов — один из наиболее известных представителей так называемого московского концептуализма — художественного движения, которое возникло в Москве в 60-х годах и объединило художников, для которых центральными в их творчестве стал язык искусства, идея, а не конкретный объект. К этому кругу принадлежат, например, Илья Кабаков в визуальном искусстве, Лев Рубинштейн в литературе, Дмитрий Пригов — в искусстве и поэзии. Критики часто подчеркивают то огромное значение, которое для российского концептуализма имел текст, слово, на вербализацию визуального искусства. В этом смысле Пригов есть знаковой фигурой российской концептуальной культуры, поскольку в своей личности объединяет художника и поэта. В одном из интервью, отвечая на вопрос, что важнее — искусство или литература, он сказал, что для него важен не сам текст, и не литератор, который этот текст создает, а тот момент, когда литератор демонстрирует свое поведение. С этой точки зрения перформанс является едва ли не самым удачным способом передачи художественного сообщения.
