Киевская «Арсенале» подходит к концу. Теперь, после того, как были, наконец, установлены все запланированные инсталляции, проведена большая часть запланированных концертов, перформансов, лекций, мастер-классов и состоялась на прошлой неделе «Ночь Арсенале», пришло время подводить итоги.
ТЕМА
Биеннале начинается с контраста: во дворе «Арсенала» — золотой надувной лотос корейского модельера Чой Джонг Хва, на дальней площадке — статуи скифских баб, внутри, налево, в начале основной экспозиции — новая серия фотографий Бориса Михайлова «Промзона». Так все здесь и происходит: между китчем и радикальностью, между авторской угодливостью перед публикой и авторской же бескомпромиссностью, между аттракционом и отказом от последнего. Это не новые оппозиции, однако впервые явленные в Киеве с таким размахом. Тема всей бьеннале была сформулирована так же дуалистично, настолько же эффектно, насколько и в общих чертах: «Лучшие времена, Худшие времена. Возрождение и Апокалипсис в современном искусстве» — и позволяла, таким образом, подобрать любые произведения. Дальше — взгляд на наиболее интересные из них.
ИНФЕРНО
Конечно, характеристика «апокалиптический» в первую очередь ассоциируется с чем-то мрачным и масштабным одновременно. Это, в первую очередь, — о «Головах зодиака» знаменитого китайского арт-диссидента Ай Вэйвэя. 12 бронзовых голов животных из китайского гороскопа — собрание массивных и недобрых созданий, в котором неизвестно, кто страшнее — дракон, разъяренный петух или заяц с оскаленными человеческими зубами. Ай Вэйвэй сделал очень неоднозначный жест: ведь «Головы» — это точное воссоздание статуй, сделанных европейскими скульпторами в XVIII веке для водных часов, построенных для императорских Садов совершенной ясности в Пекине. По-западному брутальная работа, созданная (воспроизведенная) китайским репрессированным художником, который рос и формировался в богемных районах Нью-Йорка, — это действительно возрождение и апокалипсис одновременно.
Кстати, именно «Головы», а не китчевая позолота Джонг Хва могли бы стать идеальной вступительной инсталляцией «Арсенале». Во-первых, во всем мире эти скульптуры устанавливаются именно вокруг водоемов — ведь они и сделаны как реплика водяных часов. Во-вторых, такая инсталляция на входе сработала бы как должным образом оцененный международным сообществом публичный жест в поддержку автора «Голов» — ведь Вэйвэя постоянно преследует китайская власть из-за его политических убеждений и диссидентской деятельности.
Апокалипсис харьковчанина Бориса Михайлова в новой серии «Промзона» — индустриальный. Это до боли и до ослепления знакомые цеха, стены, трубы. Михайлов, впрочем, выбирает такие ракурсы, что у совершенно будничного материала появляется иное качество — вспоминаются как фотографии Родченко, так и в целом эксперименты футуристов и кубистов. Все это гнетущее железо приобретает черты почти абстрактные: худшее время промышленной антиутопии и лучшее мгновение эстетического превращения здесь соединены точно.
Три инсталляции французского классика Луиз Буржуа построены на одном и том же принципе: ограниченное пространство, замыкающее определенные артефакты. Так «Дырка от пули» (1992) — это металлические решетки, стекло, надписи на противоположных сторонах «Страхи заставляют мир вращаться» и «Что заставляет вращаться ваш мир?», внутри — три округлые структуры, похожие на поврежденные деревянные яйца или на простреленные черепа. «Клетка (Черные дни)» (2006) — высокая круглая металлическая клетка с острыми, почти тюремными решетками и с набором разных форм без людей. Крошечный стульчик под стеклянным колпаком, подвешенные к потолку предметы одежды, флакончик парфюмерии, две черные пули — несмотря на всю герметичность, эта композиция содержит в себе рассказ, показывает судьбу, навсегда зарешеченную в манеже «черных дней». «Подозреваемый №2» — это уже настоящая камера или комната для допросов, очерченная тяжелыми металлическими стенами-дверями, среди них стоит детский стульчик, над которым на уровне головы того, кто должен был бы там сидеть, из стены выглядывает круглое зеркало. Зритель, который заходит в этот загон, видит свои ноги, которые «рассматривает» эта голова-зеркало. Здесь — и символическая оптика репрессированного детства, в котором взрослое «надзирать и карать» является формой жизни, и символика тюрьмы, где заключенный/допрашиваемый совершенно беззащитный, неизмеримо меньший, чем тот, кто заходит в застенок. Все три работы являются поражающими метафорами неволи, а в целом привлечение Буржуа — одна из удач кураторов «Арсенале».
Атмосфера причудливого и тревожного сновидения присуща «После сна» (2011) японки Чихару Шиоти. Пространство зала заполнено протянутыми во всех направлениях черными нитями, для зрителей оставлен только узкий проход; в глубине этой прямолинейной паутины висит несколько длинных белых платьев: работа настолько же визуально ошеломляющая, насколько и страшновата; хаос выхода из глубин сна на поверхность дневного сознания ощущается здесь почти на ощупь.
Братья Чепмен (Великобритания) со свойственной им постмодернистской легкомысленностью поняли апокалипсис как Луна-парк, наставив глазастых черных манекенов в мундирах эссэсовцев со смайликами вместо свастик на рукавах. Забавно, не более: ценная карикатура не создает ту дополнительную культурную стоимость, которая присуща лучшим композициям основной программы. Например, китаец Сонг Донг за основу «Мудрости бедных» (2005—2012) взял в работу хлам, который его мать накапливала десятилетиями. Скомпоновав эти старые газеты и кровати, зеркала и тумбочки и еще множество изношенных предметов, которые в быту почти не замечаешь, он выстроил отдельный мир, сама антиэстетичность которого породила отдельный стиль — по-своему поэтический и инфернальный одновременно.
Кроме этих, весьма разных произведений, апокалиптичность или лейтмотив лучших/худших времен в основной экспозиции не отслеживается. Единственный общий знаменатель — уровень таланта или оригинальность замысла.
ВИДЕО
Видеоработ на «Арсенале», как и на любом большом вернисаже, немало. По большей части это бессюжетное полулюбительское документирование авторских акций или упражнения по имитации тех или иных киножанров. Действительно удачных работ мало. Российская группа АЕС+Ф в пятиканальной инсталляции Allegoria Sacra, где разноплеменные пассажиры никак не выберутся из условного аэропорта, осуществила героическую попытку преодолеть аматорство в видеоарте и, как следствие, получила гламурный видеоклип под пафосную музыку: больше всего это похоже не на картину общества, а на анимированную картинку из модного журнала, необязательную для пристального рассмотрения.
Гонконгский дуэт MAP Office (Лоран Гутьеррес и Валери Порте) в «Печи из соломы» взял за основу достаточно традиционную параллельную проекцию двух визуальных рядов, смонтированных из классических советских и западных фильмов преимущественно о селе и селянах, однако нашел красивую форму, построив для просмотра специальную избушку из прессованной соломы, условно похожую на сталинский дворец. Это, конечно, аттракцион, как случается везде и всюду, однако аттракцион продуманный и интеллектуально завершенный.
Два настоящих шедевра созданы видеохудожниками с совершенно разным мышлением, из разных стран, даже цивилизаций.
Китаец Янг Фудонг снимает обычно на пленку 35 мм и уже потом переводит материал в выставочный формат. «Идет ночной человек» (2011) — поток образов сознания средневекового воина, который находится между небытием и жизнью посреди зимнего пейзажа. Рыцарь и странные создания, похожие то ли на актеров потустороннего театра, то ли на лис-оборотней из китайской мифологии, сосуществуют в одном пейзаже и при этом в реальностях, которые не пересекаются. Это завораживающее видео, в котором, впрочем, кроме сугубо медитативной замедленности есть своя драматургия. Редко когда можно увидеть настолько совершенное сочетание поэзии и видео; иначе чем визуальной поэмой «Ночного человека» не назовешь. Хотелось бы, чтобы кто-то взял на себя хлопоты представить в Украине наиболее полную ретроспективу Фудонга.
Американец Билл Вайола — наиболее выдающаяся фигура видеоарта. На «Арсенале» представлен его «Плот» (2004). Вайола обычно работает с водой и с очень замедленной съемкой. На видео — группа людей разных полов и социальных слоев, выстроенная согласно законам классической композиции. У каждого свой характер и своя драма. Вдруг с двух сторон обрушиваются мощные потоки, волны воды — и смешивают девятнадцать маленьких драм в одну большую. Полет ассоциаций здесь бесконечен — от хрестоматийного «Плота медузы» Теодора Жерико до хроники уличных демонстраций, такой же широкий эмоциональный диапазон — начиная с любви и заканчивая отчаянием. Это видео можно пересматривать снова и снова, его смысловая емкость такая же, как у, например, классического полотна. Собственно, сам Вайола намного ближе к великой живописи прошлого, нежели к современному «видеоарту», только вместо кисти у него камера.
ПОВЕСТВОВАНИЕ
Гамлет Зинкивский (Харьков) всегда стремится рассказать историю в любых работах, его творчество подчеркнуто нарративно. «В одиночестве» — это большое панно из рисунков и надписей, сделанных шариковой ручкой на одинаковых листах бумаги, дневник, где внутреннее и внешнее почти неразличимы, и даже грамматические ошибки и банальности являются органическими в смешном и грустном жизнеописании.
Нарративность также присуща творчеству Ольги Чернышевой (Москва). Каждая из ее искусных графических работ — это микроистория о человеке в поисках защиты: «Человек, защищенный скамьей», «Человек, защищенный лужей», «Человек, защищенный книгой» и т.п. Чернышева — прекрасная рисовальщица, однако, кроме совершенной техники, ей удается четко передать характер и ситуацию, отразить всю судьбу несколькими росчерками.
При всей непохожести работам Александра Чекменева (Луганск—Киев) из цикла «Победители» также присуща повествовательность, правда, иного толка. Он фотографирует украинских ветеранов Второй мировой войны, одетых в парадные мундиры, с полными наборами наград на груди, откровенно позирующими, но — в их небогатых жилищах, среди далеко не праздничного быта. Контраст между блеском наград и полузабытьем и бедностью — только верхний слой. Объектив Чекменева выхватывает массу чрезвычайно ярких, характерных подробностей жизни «Победителей». Смешная картинка на стене, банка молока на столе, «тропические» фотообои, ряд кукурузных початков за спиной. Чекменев дает этим людям то, чего не способны дать никакие политики, чиновники, а также менее чувствительные фотографы (журналисты, писатели и т.п.) — уважение. Без впадения в сантименты он показывает их жизнь объемно, с ее горькими и светлыми сторонами; в этих портретах — достоинство и юмор, не унижение и не снисходительность.
НАШИ
В целом, отечественное современное искусство на «Арсенале» представлено широко — так целое крыло на втором этаже отведено под совместный украино-польский проект. Дэвид Эллиотт пытался объединить под одной крышей три поколения наших художников, однако, негде правды деть, общее и у старых, и у молодых — острая нехватка идей. Отечественный вывод постмодернизма окончательно исчерпал себя, однако художники упрямо пытаются добыть хотя бы что-то на этой опустошенной почве. Примечательно, что тех, у кого есть что сказать, сложно классифицировать по устоявшимся признакам. Михайлов и Чекменев — совершенно разные художники. Графические рассказы Зинкивского не имеют ничего общего с перформансами киевской группировки Р. Е. П. — затейники наняли ансамбль фольклорных музыкантов, которые под традиционный аккомпанемент пели с листа перечень знаменитых скандалов в мире искусства за последние годы (!). Наши художники угасают в больших компаниях, а цветут в одиночку. И это обнадеживает.
БЛИНЫ КОМОМ
Как и любое большое начинание, тем более в этой стране, «Арсенале» имело некоторые привычно украинские недостатки. Одно из ошибочных решений — цены на билеты. Автор этих строк приходил в «Арсенал» в разные дни — выходные и рабочие, в разное время суток, и видел неизменно пустые залы. В стране, где сбережения большинства людей небольшие, тем более в Киеве, где таких же или похожих художников можно посмотреть бесплатно в центре Пинчука, брать 80 гривен за вход слишком рискованно, что доказали собственно сами организаторы, устроив «Ночь «Арсенале» с билетами по 20 гривен. Результатом стала несколькочасовая, почти километровая очередь. Люди из «арсенального» офиса кивают на то, что, мол, если бы нашелся хороший спонсор, они бы с радостью установили приемлемые цены. Вопрос — что лучше — когда публика покупает 100 билетов по 80 гривен или 1000 по 20 — остается риторическим.
Что же касается спонсоров, то их внимание к искусству можно только приветствовать, однако не от хорошей жизни перед входом на художественный вернисаж появляется ресторан с репертуаром уровня «Камеди-клаба». Здесь не вина — здесь в действительности беда. Несмотря на моду на современное искусство, финансировать его наши свежеиспеченные капиталисты не спешат, в том числе из-за правового хаоса в государстве — поэтому придется искать поддержки где-то в другом месте.
Хотелось бы, чтобы это не воспринимали как придирки по пустякам: именно потому, что биеннале у нас единственная, хотелось бы, чтобы она была лучшей.
ВСЕ-ТАКИ
У центра «Мистецький Арсенал» получилось. Все эти два месяца в Киеве действовала наиболее представительская международная выставка современного искусства за всю историю Независимости. Очень хочется, чтобы она состоялась через два года с не меньшим размахом. Хорошим толчком для развития было бы введение состязательного стимула — призов, по крайней мере для отечественных участников.
Худшие времена мы видели. Хочется увидеть лучшие.
