Эта серия публикаций началась в числе четвертом, продолжилась в №№9, 14 и 19, а сейчас мы расскажем читателям не только о победителях III Всеукраинского фестиваля-премии «ГРА», но и о лучших спектаклях украинских театров, которые вошли в лонг-лист престижной премии и, безусловно, тоже заслуживают внимания театрального туриста.
КТО ПРАВ, А КТО ВИНОВАТ? И ЕСТЬ ЛИ ВИНОВНЫЕ?
Камерный спектакль «Фантомы» на «Сцене 38» в Одесском академическом украинском музыкально-драматическом театре им. В. Василько поставлен молодым режиссером Татьяной Губрий по пьесе 1990-х — «Фантомные боли» Василия Сигарева. С тех времен неуверенности, обесценивания, потери веры в настоящее, в себя и в мир вокруг. Сегодня текст Сигарева экстраполируется совершенно естественно на наше время.
Чтобы закрепить эту универсальность истории, зрителю в качестве преамбулы-настройки демонстрируется хроника с одесских улиц, где разные возрастные группы, в том числе подростки, отвечают на вопрос: кого вы любите? Какой стала бы ваша жизнь, если бы эти люди исчезли? Собственно, этот опрос в духе телевидения, которое только начинало в 1990-х освещать темы личностного, а не только общественного или партийного, — прямолинейно готовит к жесткому финалу.
Форма этой хорошо сделанной пьесы имеет классические лекала. Единство места — действие разворачивается внутри вагончика. Единство времени — одна ночь. За полтора часа сценического времени с героями происходят катастрофические изменения. Присутствует даже отсылка к безграничной, необъятной рациональным умом жертвенности греческих трагедий.
Цель режиссера — чтобы зритель почти физически почувствовал боль. Такую, которую испытывают главные герои. Такую, которую можно почувствовать при просмотре культового фильма «Рассекая волны» Ларса фон Триера. Кажется, Сигарев, будучи известным сценаристом и кинорежиссером, и писал пьесу, сознательно или подсознательно, опираясь именно на трагическую коллизию ленты, вышедшей в те же 90-е.
Итак, начало истории вполне тривиально: молодой парень Дима устраивается на работу в трамвайное депо. Первая ночная смена, старый трамвайный вагончик рабочих с характерной дверью, оборудованный под временное жилье и ночлег, самогон, консервные банки, фото обнаженных баб на стенах, грязное белье, грязная посуда — грязное все, как и речь Глеба, Диминого партнера. Алкоголика, воришки, люмпена. Он и рассказывает Диме об одном из его предшественников — поэте-стороже Вове и его жене Оле. После трагической гибели мужа Оля сходит с ума — проваливается в полное нивелирование себя как личности, ведь перед смертью любимого мужа они потеряли еще и единственную дочь. Оли как личности уже не существует: она стирает себя неестественным способом — жестким, жутким, непостижимым. Несмотря на это, ее «ампутированные конечности» — дочь, муж — не перестают ныть: боль становится еще трагичнее, невыносимее, пронзительнее...
Неизвестно, сколько бы еще Оля могла жить со своими фантомными болями, если бы не встретился ей Дима — человек ее круга, ее образа мыслей, эмпатичный, рефлексирующий, склонный к творчеству, как и Олин муж. Собственно, с Димой она просыпается — не проснувшись, выходит из этого мрака, полного забвения, боль вырывается из-под анестезии и превращается в жесткое действие. Наступает запоздалая реакция.
Сделав ставку на сильный актерский состав, который равнялся бы сильной же драматургии, — режиссер даже приглашает из Киева актрису Марину Климову, которая играет свою роль на грани, однако искусно обходит все моменты переигрывания. Дима — Вадим Головко — очень интересно раскрылся в роли некоего ботана, который так же, как и Оля, вдруг просыпается от своей рутинной жизни студента. Головко тоже без крутых виражей меняет своего героя наполненным внутренним сквозным действием. Тем сильнее звучит финал — резко, неожиданно жестко, больно.
С режиссерской точки зрения, на этом преувеличенно кинематографическом тексте Сигарева Татьяне Губрий мало что осталось: немного поддать акцентов внешними деталями, сдержать актеров от избыточности, что довольно опасно в работе с таким материалом, и сделать мистический финал, чтобы зритель вышел таки потрясен. А он перекликается с началом, когда перед нами появляется первый фантом — образ маленькой девочки (ангелоподобное создание — Анастасия Чудна). В финале Оля, которая тоже погибает под тем проклятым трамваем, наконец, объединяется с ней. И уже двумя фантомами они плывут на сказочном корабле куда-то в страну счастья, где их ждет отец-поэт...
Фантом Вовчика тоже промелькнет всего лишь раз — почти в начале спектакля, когда Глеб, вдруг протрезвевший (он тоже, хоть и герой второго плана — имеет свои маленькие фантомные боли: «Я в тот вечер на тортике впервые задул свечи, как нормальный человек»), — станет олицетворением человека-хора, который выкладывает все то, что произошло вне сцены, до начала действия. Актер Константин Кириленко, резидент Киевского театра драмы и комедии на Левом берегу Днепра, — абсолютно органичен в образе суржиковатого люмпена, но свой выход из-под «анестезии» играет мастерски, демонстрируя интеллектуальное актерское нутро. В этой сугубо режиссерской мизансцене Губрий прибегла к приему настольного театра теней, который изобретательно сделан из книги стихов и рисунков поэта Вовы. Как раз в тот момент Глеб и Дима из печеной картошки и спичек лепят кукол-прототипов Вовы и Оли. Их руки и ноги, подожженые от свечей, сгорают — исчезают в пламени, как и отрезанные трамваем части их тел, как символы фантомных болей, как тот призрачный символ семьи — единого монолитного организма, ампутация части которого мгновенно приводит к трагедии, катастрофе, началу конца.
Спектакль поражает эмоционально через сюжет и меньше — с точки зрения своего театрального воплощения. Имея в своей основе мощный текст, сильные актерские работы, он кажется ловкой инсценировкой хорошего киносценария. Образцов таких постановок в современном театральном пространстве достаточно, если сделать ставку на харизматичных исполнителей и умело распорядиться всеми исходными, что и сделала Татьяна Губрий. Так что зрительское внимание и слезы сочувствия спектаклю обеспечены.
