Отныне возле Доминиканского собора во Львове всегда будет сидеть маленький человечек и что- то рисовать на листе бумаги. И ни ветры времени, ни человеческое безразличие, ни болезни больше не будут мешать ему заниматься тем, что он любил. А ничего он и не любил и, признаться, не делал больше. Он даже толком попрошайничать не умел, и дети смеялись над ним. А взрослые в родной Кринице не понимали его. Каждый день одной из женщин он платил за молоко рисунком, который она потом сжигала. (И он знал об этом!) Однако опять рисовал и нес, как плату за харчи.
Бронзовому Никифору уже будет легче. Он «пришел» во Львов победителем, всемирно известным художником и, надеемся, его теперь должным образом будет узнавать и почитать Украина. Потому что до сих пор больше мир восхищался этим гениальным примитивистом, чем его этническая семья. Ни одного издания в Украине! Ни одной на государственном уровне персональной выставки во времена независимости! И даже памятника во Львове, если бы не гражданин Германии, доктор Михаил Маркович (хоть и украинского происхождения, но все-таки), — мы бы не имели…
ДЕСЯТОК ИМЕН, ДЕСЯТКИ ТЫСЯЧ КАРТИН
Искусствоведы насчитывают с десяток его имен — Ян Криницкий, Матейко из Криницы, Мастер из Криницы, лемко Никифор и даже, как называли в основном украинцы, Никифир. Только недавно после длинного расследования в судебном порядке художнику-легенде из Лемковщины официально вернули его законную творческую фамилию — Дровняк.
На склоне лет он признавал, что нарисовал около 30 тысяч картин. В 50— 60 е годы, когда творчество Никифорастало популярным в мире и является визитной карточкой «польского народного искусства», его начали подделывать. Чтобы положить этому конец, Никифор сам сделал себе пять печатей, но их все… украли. И теперь уже никто не знает, сколько работ ему в действительности принадлежит.
ОСТАВШИЕСЯ НАМ ЛЕГЕНДЫ
Вообще, вокруг его творчества, имени, жизни существует немало легенд. Его мать, обычная лемковская крестьянка, пошла работать в криницкие гостиницы. Она целыми днями мыла и убирала, а ребенка своего подвешивала в люльке под мостом — чтобы не загрызли собаки. Кто отец — неизвестно. Наверное, в желании найти корни его удивительного таланта, человеческая молва прочит Никифору в отцы то одного, то другого известного художника. Кто знает, может быть и так… Однако кажется совсем маловероятным тот факт, что мальчик без поддержки какого-либо близкого человека, ведь мать он потерял уже в семь лет, смог не изменить себе, овладеть профессией и заставить мир признать, что он действительно Художник. Сколько ему пришлось перетерпеть, перенести издевательств, как карабкался он по ступеням к Олимпу — никто не знает. Известно, правда, что еще при жизни он имел около ста выставок в разных странах мира: во Франции, Бельгии, Швейцарии, США, Югославии, Чехии, Словакии, Англии, Германии, Канаде, Израиле, Голландии. И потому судьба Никифора дарит нам надежду на то, что существует-таки высшая справедливость и настоящий талант может быть оценен: под конец жизненного пути польская власть позаботилась, чтобы он имел пристойную крышу над головой, пансион, радио (к которому относился с удивительным почтением) и опекуна.
Возможно, кто-то будет удивлен, почему именно во Львове должен быть установлен памятник человеку, который бывал здесь редко? Хотя существует несколько работ, на которых Никифор изобразил Львов, в частности, башню Корнякта, однако это почти все. В прошлом году, когда в Кринице, которая стала теперь известным польским курортом, также установили памятник художнику, возле бронзовой фигуры стояли президенты Польши и Литвы. Украинского президента ждали, однако, как говорят, «суровая внутренняя борьба за власть» не позволила… Представители же польской общественности были удивлены, что на памятнике выбита надпись на двух языках — польском и лемковском говоре, кириллицей. Многие долгое время были уверены, что личность Никифора Дровняка принадлежит только польскому народу… Однако на стене греко-католической церкви в Кринице можно прочесть, что именно здесь его крестили и здесь он пел в местном хоре. В Польше же хорошо известно, кто ходил в греко-католические храмы, — только украинцы.
От своих корней Никифор не отрекался даже в тяжелые времена. Когда в 1947-м польская коммунистическая власть, обвинив всех лемков в поддержке Украинской повстанческой армии, переселила их на западные и северные территории (откуда несколько ранее были выселены немцы), Никифор разделил общую судьбу односельчан — уехал. Но он трижды (!) возвращался домой. Возможно, значение имело то, что за него вступились представители творческой элиты, а возможно и такое — на него просто махнули рукой: ну что возьмешь с этого блаженного, немого чудака, который везде бродит со своим старым деревянным ящичком с красками и маленькой собачкой Гавой, пусть уж живет, где хочет?!
От матери Никифор унаследовал один маленький на сегодняшний день недостаток — сросшееся нёбо, и его речь не была вполне понятной, поэтому он больше молчал, а из-за этого его порой считали глухонемым. Сегодня ему бы сделали одну маленькую десятиминутную операцию, и странный гений уже не имел бы языковых проблем…
... И ПРОИЗВЕДЕНИЯ, КОТОРЫЕ МЫ НЕ УБЕРЕГЛИ
И все-таки Львов имеет право на памятник Никифору. Ведь именно львовяне его «открывали». Самая первая статья о нем напечатана во львовском журнале «Аркады». Одна из первых выставок была устроена в обществе НТШ во Львове. А первооткрывателем Никифора многие называют Романа Турина. Существуют свидетельства, что этот львовский художник и искусствовед в 20-х годах ХХ века был управляющим небольшого санатория возле Закопанного. И там к нему приходил Дровняк, о котором Турин заботился, ведь сразу понял, что перед ним — талант. Во Львове сберегалось несколько сотен работ Никифора в частной коллекции Турина. Это свое собрание еще до Второй мировой Роман Турин подарил Львовскому национальному музею, но во время уничтожения музея в 1948—1952 годах работы были сожжены со многими другими бесценными произведениями.
Еще один факт в пользу Львова: как- то львовская чета врачей — Андрей и Эли Банахи — отдыхали на курорте в Кринице и случайно познакомились с Никифором. Конечно, они были поражены его талантом. Банахи издали книгу о нем, в которой утверждали, что именно они стали его «первооткрывателями».
— Однако это неправда, — говорит Олесь Нога, львовский искусствовед, который также написал основательные исследования о Никифоре. — Книги Банахов вышли в свет после Второй мировой войны, когда художника уже знали в мире. Еще в 1938 году в элитарном варшавско-краковском журнале, где печатались произведения наиболее известных художников тогдашней Польши и статьи о них, появилась огромная статья и о Никифоре. Ее автором был художник, который лично знал Никифора.
ПОЧЕМУ НИКИФОР ТАК ДОЛГО НЕ БЫЛ ИНТЕРЕСЕН УКРАИНЕ?
— Господин Олесь, ваша книга выходит сейчас на немецком, почему?
— Потому что спонсирует ее тот же доктор Малкович из Германии, стараниями которого установлен памятник Никифору. Затем книга выйдет на польском, а потом уже на украинском. Таковы реалии жизни…
— Вы называете его одним из наиболее профессиональных украинских художников ХХ века, однако художественного образования он, кажется, не имел?
— Почти во всех исследованиях жизни и творчества Никифора речь идет о нем уже 30-летнем и старше. Его жизнь до того — табу. Но мне удалось найти очень интересный факт. У Никифора есть целый цикл работ, на которых он нарисовал себя в форме гимназиста. К тому же на одной из своих печатей он снова-таки изобразил себя гимназистом. Зачем? Это свидетельствует о том, что где- то он должен был учиться. Я пересмотрел характеристики десятков учебных заведений с минимальным художественным уклоном и узнал, что в Словакии, в Бардиеве, где была большая лемковская колония, была школа, в которой учили художественному мастерству одаренных детей-сирот из лемковских семей. Возможно, там он и получил образование. (К тому же, многие будто фантастические его рисунки очень напоминают Бардиев). Гипотезу подтверждает и такой факт: художник постоянно повторял Банахам, что хочет в Словакию. На то, что он имел элементарное академическое образование, указывают и его работы, найденные в 20-х годах. Это абсолютно профессиональные произведения, с перспективой, рисунком и, на первый взгляд, не имеющие ничего общего с его дальнейшим творчеством. В 20-х годах один польский архитектор купил несколько работ Никифора, которые представлены общественности были только в 70—80-х годах. Тогда начался большой спор, мол, они выполнены суперпрофессионально, со всеми нюансами, которые может знать только профессиональный художник. В Польше даже проводили экспертизы, которые бесспорно доказали авторство Никифора.
— Почему Никифор так долго не был интересен Украине? Ведь он входит в пятерку самых известных в мире примитивистов?
— До 60—70-х годов Украина отгораживалась от Никифора. Очевидно, из- за акции «Висла», чтобы не портить отношений с Польшей. Никаких серьезных статей в советской Украине найти невозможно. Впервые его произведения выставляются в УССР только в 1968 м —во Львовском музее этнографии и художественного промысла. Однако и сегодня в своем изучении Никифора украинцы базируются исключительно на польских публикациях. И настроения, что художник принадлежит двум культурам, длительное время не поощрялись, хотя Никифор никогда не отмежевывался от Украины. Аргументом для его выселения из родного села стало то, что он якобы нарисовал карту воинам УПА. А на окнах его дома были «витинанки» из бумаги, которые делала его мама.
Возможно, он был сам в какой-то мере причастен к тому, что вокруг него было столько мифов и легенд. Никифор в душе был не только художником, но и актером. Скажем, когда исповедывался перед священником в последние годы жизни, то признался, что быть глупым, немощным, глухонемым выгодно… «а то еще зашлют под немецкую границу». Его юмор и знания меня удивляют. Есть такой зафиксированный польскими исследователями факт: когда началась антирелигиозная кампания в Польше, полицейские ходили по домам и выбрасывали иконы. Зашли и к Никифору. Увидев на стене иконы, сказали, чтобы к завтрашнему дню их не было. А на следующий день увидели вместо святого Николая… портрет Пилсудского в нимбе. Им ничего не оставалось, как промолчать и оставить этот портрет. Конечно, художник нарисовал Пилсудского из меркантильных побуждений, но проявил необыкновенную проницательность — именно Пилсудский, еще в первом десятилетии ХХ века, выступая на улице Коперника во Львове в наиболее радикальной националистической украинской организации, сказал, что мы, поляки, отстаиваем свое государство, вы же, украинцы, отстаивайте свое. Именно Пилсудский, несмотря на все нюансы, способствовал тому, что Запад нынешней Украины отстаивал украинскую культуру и национальные интересы. Поэтому поступок Никифора предстает совсем в ином свете.
Но, на мой взгляд, самая большая легенда о нем — это утверждение, что якобы Никифор всю жизнь плыл по течению. Мало кто хочет признавать, что это человек — чрезвычайной силы воли, который, постоянно попадая в ситуации, когда, кажется, подняться уже невозможно, поднимается, смотрит в небо и творит. Удивляет, что может человек, малый и бессильный (смотрите, исчезает целый пласт культуры, есть лемковская земля, но нет лемков), может, ее, эту Лемковщину удержать, подарить потомкам. Для меня это был огромный патриотический поступок.
…Несколько недель назад украинское телевидение показало фильм «Мой Никифор», снятый в Польше режиссером Кшиштофом Краузе. Фильм получил много наград — на фестивале в Карловых Варах целых три «Хрустальных глобуса» (гран-при фестиваля и премии в номинациях «лучший режиссер» и «лучшая актриса»). Ленту также удостоили престижной награды «Дон Кихот», премии киевского фестиваля «Стожары». Авторами сценария являются также Кшиштоф Краузе и его жена Йоанна Кос. (Поженились они сразу после окончания съемок картины). Именно Йоанне Кос как-то попала в руки книга Банахов «История о Никифоре», изданная в 1966 году в Кракове и переизданная год назад. Она годами носилась с этой книгой, убеждая всех, что существует и другой мир, не похожий на тот, в котором «каждый кричит: «Люби меня», а сам не умеет любить, мир безразличный и жестокий. Как утверждает госпожа Йоанна, решение снять фильм возникло именно из протеста воспринимать такой мир. Когда она писала сценарий, то все время держала в голове цитату из книги Банахов: «В 1947 году Никифор нищенствовал и рисовал, имея к диспозиции именно такой выбор, в зависимости от настроения власти, которая запрещала ему то одно, то другое. Когда у него конфисковывали картины, он просил милостыню. И тогда на него набрасывались профессиональные попрошайки. Никифор попрошайничал плохо, заносчиво и для собственного удовольствия. Конкуренты подозревали, что он скрывает какое-то сокровище, а он платил им презрением. Для него не было места на свете даже среди попрошаек. Чтобы выжить, он должен был скрываться».
Роль Никифора, уже больного, вечно голодного и гонимого художника, исполнила 84-летняя актриса Кристина Фельдман, чрезвычайно интересная и неординарная женщина. Она также родом из актерской семьи, бывшая львовянка и вероятно жила в бывшем доме Скарбка. Теперь это здание принадлежит Театру им. Марии Заньковецкой, где до войны работала Фельдман.
К сожалению, фильм в Украине увидело мало людей. А тот, кому посчастливилось, был в восторге. Хотя кое-кто выразил и недовольство: фильм снят не столько о Никифоре, сколько о его опекуне. Кстати, также достойном внимания потомков. Художник Мариан Влосинский бросает собственное творчество, отказывается от личной жизни и посвящает себя Никифору — лечит, кормит его, моет ему ноги и приучает не мочиться в рукомойник. Жена Влосинского, опасаясь, что дети могут заразиться от Никифора туберкулезом, бросает мужа. Но Влосинский не сдается, оформляет опеку над больным художником и не бросает его до смерти.
«Чтобы изменить мир, нужно в первую очередь изменить себя самого и в первую очередь пережить страдание, — говорит Кшиштоф Краузе в интервью «Жечи Посполитой». — Никифор является примером именно такого человека, который всю жизнь работал не для себя. Чтобы упорядочить собственную жизнь, надо выйти за пределы своего внутреннего мира, своих потребностей, попробовать жить для других. Именно об этом я снял фильм».
Не так уж и много существует на свете художников, чьи имена печатали бы в мировых энциклопедиях искусства. Пусть так, через мировое признание, но Украина должна узнавать своих детей, узнавать тех, кто частично или полностью ей принадлежал. И научиться гордиться ими.
