Во время "Карпатской литературной резиденции 2021", которая проходила при поддержке Украинского культурного фонда, мы пообщались с Александром Михедом, писателем, куратором художественных проектов, автором подкаста "Станция 451". Александр также является сотрудником Института литературы им. Т.Г. Шевченко НАН Украины и членом Украинского ПЕН-клуба. Автор книг “Астра”, “Бачити, щоб бути побаченим”, “Транзишн”, “Я змішаю твою кров із вугіллям: Зрозуміти український Схід”и других.
– В одном интервью ты вспомнил о мечте, продолжительностью в 15 лет – завершить свой крупный проект, исследовательскую работу, которая началась с книги Фредерика Бегбедера, шла через “Видеть и быть увиденным” и продолжается до сих пор...
- То есть мы сейчас говорим об исследованиях реалити-шоу, реального телевидения и идеи о том, что в 2006 году, прочитав роман Фредерика Бербедера, который называется "Романтический эгоист", я понял, что в современной литературе на тот момент формировалось то, что впоследствии я назвал в кандидатской диссертации "реалити-романом". Впервые это явление я заметил в 2006 году. Однако диссертацию о реалити-романе я защитил в 2013 году, а в 2016 году вышел нон-фикшн “Бачити, щоб бути побаченим”, в котором была проделана большая основательная работа, чтобы показать контекст развития реального телевидения, реалити-шоу: как это на Западе, в разных странах мира и как это в Украине. Я брал интервью у сценаристов "Битвы экстрасенсов", победительницы украинского "Холостяка", продюсера "Х-фактора" и так далее. В книге есть еще третья глава — о возможности влияния реалити-шоу на то, как стримеры Майдана показывали Революцию Достоинства. Книга удалась, но после работы над “Я змішаю твою кров із вугіллям” я понял большой принципиальный момент, которого не хватает в книге “Бачити, щоб бути побаченим”: она написана с позиции теоретика, с приближением к тем, кто это делает, однако автор сам опыта работы над “реалити” не имеет. И сейчас я ищу варианты и способы поработать на реалити-шоу как практик.
– Сколько длится момент удовольствия над книгой?
— Думаю, это мгновение, когда ты придумал что-то за миллисекунду до того, как ты это написал. Ведь есть глобальная идея, которую ты хочешь сделать, а потом приходит нюанс. Когда я пишу рассказ, у меня есть первое предложение и общая мысль, а затем в процессе я такой: “О, здесь может быть то. О, а тут – то”. Это удивление и есть наибольшее удовольствие, потому что удовольствие редактирования, перечитывания верстки — сомнительное.
— А что касается твоих переведенных книг? С самого начала, я помню, сторителинг образа литературоведа, куратора, подкастера Александра Михеда в публичном пространстве — это был всегда образ, причастный к мировой культуре, о вовлечённости и укорененности в мировые практики, ты рекомендуешь книги, которые мало кто читает — это всегда такая отстраненная экспертность. Поэтому у меня вопрос: как ты оцениваешь свои отношения с этим западным контекстом?
— Мне не нравится сам подход к слову «образ», потому что это такая вещь, которая кажется накинутой. Есть вещи, которыми я горю, и не обращаю внимания, как со стороны это выглядит. Есть "чуваки, смотрите, у итальянского писателя Роберто Савиано выходит дебютный графический роман", или "вот мы были в турецком издательстве, там детская книга сделана отпечатками пальцев". Я слежу за многими сферами параллельно: кино, комиксы, современная музыка. И, например, разбор альбома Канье Веста "Donda" сквозь призму практик современного искусства - один из ярких примеров чтива, от которого получаю особое удовольствие.
— Когда ты называешь разные сферы своих интересов, для меня общее, что в них звучит, — это власть. И я хочу тебя спросить о власти писателя, автора, исследователя-эксперта, том пространстве, которое контролирует эксперт, куратор, менеджер проектов?
— Меня интересует тоталитаризм, трансформирование личности, потеря личности или восприятие личности и человеческого в его худших измерениях. Для нашей с Романом Малиновским дискуссии в рамках Форума издателей мы выбрали название "Пожиратель грехов", и для меня эта формула каким-то образом объясняет, чем я занимаюсь, и если будет в какой-то момент "Пожиратель тоталитаризма", то это тоже нормально. Меня интересуют вещи, связанные с творением реальности, меня интересуют выстраивание знаков в пространстве и времени. И это та вещь, которая сочетает режиссуру, сценаристику, драматургию, режиссуру театра, кураторство, выпуск альбома, постановку перформанса в музейном пространстве. Говоря о власти автора, мы заступаем на территорию тоталитарного отношения к конечному пользователю — читателю, а этого мне бы не хотелось. Мне бы хотелось диалога, открытости: вместо рецензии читателей в ответ на книгу я получаю автобиографический рассказ.
— Для того чтобы получать открытость, нужно самому иметь большой запас ресурса собственной открытости. Когда ищешь крутую команду, которой можно доверять, нужно иметь большой запас доверия, добра, которого ты готов бросить в воду. Где берется этот ресурс у писателя?
— Здесь мы выходим на что-то большее и более широкое, здесь нужно говорить категориями литературоведения, когда мы хотим говорить, кто автор этой книги. Даже когда говорим о нон-фикшне: кто наратор? Очевидно, это какая-то другая сущность, чем я есть. Голос автора, когда он набирает обороты, и когда у него болит — это те вещи, которые я не могу себе позволить в жизни: проявить такую сильную эмоцию, тогда это делает автор. У меня, как у человека, нет слов, у автора есть. Это слова, через которые ты можешь попробовать все переформатировать. Наратор может быть больше, чем человек. В пространстве литературы, в пространстве искусства у тебя нет шанса делать что-нибудь в полмеры. Ты – открытая рана, и ты идешь на эти эмоции, поэтому время от времени нужно прятаться в ракушку, накапливая и аккумулируя ресурсы, чтобы дальше можно было это делать.
- В подкасте "Станция 451" второй сезон ты записываешь вместе с отцом, в то же время я прослеживаю и с разных постов в твоем «Фейсбуке» фразу "когда я повзрослею". С одной стороны, это типичный мем нашего поколения, а с другой – что он значит для тебя? Как выстраивалась идея совместного подкаста с отцом, как происходит ваше сотрудничество?
— Категорию «когда я повзрослею» я веду в плоскость того, что я знаю: есть истории, до которых я еще должен дорасти, в которых я не чувствую, что у меня есть достаточный инструментарий. Роман тчется совсем другим полотном — ты должен отрезать контакты от внешнего мира, ежедневно работать над ним. Для меня это знак того, что когда я смогу написать эти истории и когда это будет на уровне моем бытовом и на уровне меня как автора, когда я примусь за эти штуки, тогда я повзрослею. Это дорастание до историй. Что касается роли отца в “Станции”, то мне посчастливилось записать его истории: человека, который помнит и перепрожил вторую половину ХХ века, и, говоря о феномене, будет то футбол, развитие молодежных движений, литературы, падение совка или то, как он был причастен к освободительной борьбе. У меня есть свидетель, который рассказывает, и мне важно записать его свидетельства, истории людей, причастных к истории моей семьи. И важно это записать, апеллируя не столько к его литературоведческому опыту, сколько для того, чтобы показать, что возможен нормальный диалог с родителями, важен конструктивный диалог с ними, важна эта передача знания от старших. Не обязательно поступать так, как они говорят, но услышать это мнение и рассмотреть этот вариант надо.
– Что делает тебя счастливым?
— Я думаю, что мы возвращаемся в большей степени к формуле идеального рабочего дня: поспать после обеда, до обеда иметь возможность подумать или пописать с отключенным интернетом и несколько часов почитать перед сном. Идеальный рабочий день делает меня счастливым, потому что я абсолютный фанатик своей работы, трудоголик и зависим от работы. Работа делает меня счастливым, а также здоровье моих близких и возможность выйти с утра, когда пауза в мерцании всех рабочих чатов, и ты можешь выйти на прогулку с собакой, а затем выпить чашку кофе с круассаном с женой. Меня делает счастливым возможность этих остановок. Локдаун для меня был очень важным, потому что он дал мне подумать о многих вещах, делавших меня счастливым в процессе. И не каждый счастливый рабочий день имеет возможность этой остановки.
