Искусство Врубеля, как и святыни Киева, составляют славу древнего города, который сегодня под ударами скорых на руку управленцев теряет старину, очарование парков, улиц, площадей. Выставка «Врубель и Киев» напомнит не только о судьбе и искусстве гения, о его роли в возрождении Кирилловской церкви, но и о тех тенденциях созидания города, традиционные ценности которого попираются временщиками в начале ХХI века.
В Киеве Михаил Александрович Врубель прожил недолго — с апреля 1884-го по 1889 годы. В 1890 году он начнет работу в Москве под покровительством мецената Саввы Мамонтова. Однако туда Врубель был приглашен уже зрелым мастером. Становление уникальной индивидуальности состоялось в Киеве. Начиная собственный путь на исходе ХIХ века, когда импрессионисты теснили с первых мест академизм и реализм, в России передвижники состязались с академиками, а в Мюнхене и Вене популярным сделался символизм, Врубель не принял ничего из предложенного. Он чтил уроки педагогов П. Чистякова, И. Репина, но искал свои темы и стилистику. Его монументальный и в тоже время чувственный стиль при создании им религиозных образов навлекли на его гениальные эскизы «Вознесение», «Воскресение» и «Надгробный плач» раздражение церковников Владимирского собора. Мечта Врубеля о росписи на стенах храма потерпела крах. В течение своей недолгой жизни (1856 — 1910 гг.) Врубель стремился «будить души от мелочей жизни величавыми образами». Он нашел свой путь в творческом диалоге с византийскими фресками Киева, Равенны и Венеции, выработал неповторимую, «врубелевскую» систему живописного письма.
Его чаще не понимали, чем принимали. Работы мастера не только в ранний киевский период, но и на закате его пути оскорбительным образом отвергали: «Демон поверженный» может быть истолкован как духовный автопортрет одинокого гения, заплатившего психической болезнью за исключительный дар художника — провидца и новатора. Тут аналогия с судьбой Винсента ван Гога напрашивается сама собой. Совсем не случайно Александр Блок посвятил Врубелю исполененное драматической силы стихотворение:
Как тяжело ходить среди людей
И притворяться непогибшим,
И об игре трагических страстей
Повествовать еще не жившим.
И вглядываясь в свой ночной кошмар,
Строй находить в нестройном вихре чувств,
Чтобы по бледным заревам искусства
Узнали жизни гибельный пожар!
Однако вернемся к весне жизни Михаила Александровича, когда он — двадцатичетырехлетний студент Императорской академии художеств — мечтает «славить красоту везде». Ученик прославленного педагога П. Чистякова, Врубель с головой погружен в изучение натуры. В работе он был неутомим. В 1883 году М. Врубель и его однокурсники В. Серов и В. Дервиз состязались в технике акварели, выбрав тему «Натурщица в обстановке Ренессанса», — коллеги отдали пальму первенства Врубелю... А вскоре к П. Чистякову из Киева приехал его старинный друг — Адриан Викторович Прахов — художник и историк искусства, знаток византийского монументализма, а также инициатор возрождения полуразрушенной Кирилловской церкви. Позже он запишет: «С большим трудом мне удалось отстоять у духовенства, хозяев церкви, право на сохранение фресок в полной неприкосновенности, без реставраций и дорисовок в правом пределе главного алтаря... Я взял на себя заботу найти в Петербурге талантливого ученика Академии художеств, который мог бы выполнить в Киеве этот заказ, не выходя за пределы скупо отпущенных по смете денежных средств... Отправился в Академию художеств к своему старому другу П. П. Чистякову... — А вот на ловца и зверь бежит! Вот тебе и художник! Лучшего, более талантливого и более подходящего для выполнения твоего заказа я никого не могу рекомендовать» (из воспоминаний Н. Прахова).
Весной 1884 года М. Врубель приехал в Киев, чтобы писать четыре образа для иконостаса Кирилловской церкви. Позже ему было доверено руководить всей бригадой художников и реставраторов. Профессор Николай Мурашко, ответственный за весь комплекс работ, вспоминал о первой встрече с М. Врубелем. «При моей попытке с ним поторговаться насчет платы — он, дескать, такой молодой еще...» Врубель возразил: «Я молод годами, но зрел мастерством»... «Михаил Александрович всех к себе очень располагал и внушил уважение к себе всей маленькой артели» (из воспоминаний Н. Мурашко).
Нет преувеличения в том, чтобы считать Киев колыбелью живописного стиля Врубеля. Сюда он приехал студентом III курса академии, имея в творческом багаже три-четыре акварели и десяток рисунков. В Киеве, а точнее, в Кирилловской церкви он оформился как маэстро. Здесь же зародилась тема «Демона», были выполнены первые композиции. Мощное развитие тема получит позже в Москве.
Акварели на темы сюжетов М. Лермонтова писаны в доме №1по Андреевскому спуску — М. Врубель нанимал там комнату с видом на днепровские дали. Сын Адриана Викторовича Прахова — Николай писал, что толчком к развитию темы «Демона» была киевская премьера одноименной оперы Антона Рубинштейна и солировавшего в ней баритона И. Тартакова. Успех постановки был огромный. «Очень сильно реагировал на постановку спектакля, пение и игру Тартакова Врубель, которого наша мать (Эмилия Прахова) пригласила после спектакля к нам»... «Увидев на столе клочок бумаги и маленькую коробочку с акварельными красками фабрики «Фабера», стал с увлечением писать». Эта манера рисовать и писать где попало и на чем попало, очень часто не завершая гениально начатые рисунки, и раздаривать их была типичной для импульсивного Врубеля, по-богемному влюбленного тогда в цирковую наездницу. Он шокировал многих своими увлечениями, бездумной тратой случившихся вдруг денег при систематическом безденежье. Врубель давал поводы для пересудов и фантазий, когда идеально исполненный образ Богоматери сверху зарисовав фигурой циркачки на белом коне.
Обывательщина не прощает уникальности и часто мстит художнику пренебрежением к его таланту. Так, киевский ростовщик Дахнович так и не расплатился с Врубелем за портрет дочери «Девочка на фоне персидского ковра», считая такого рода живопись мазней. (Творческие метания и поиски М. Врубеля неизменно поддерживало окружение семьи А. Прахова. Эмилия Львовна и ее старшая дочь Елена опекали Врубеля. Здесь понимали и принимали его перепады настроений, его странности — ощущали исключительность гениальной личности. Врубель отвечал семье влюбленным восхищением.)
К осени 1884 года М. Врубель завершил монументальные работы — настенные композиции Кирилловской церкви. Пришло время выполнить алтарные образы, ради которых он был приглашен в Киев. Адриан Прахов достаточно хорошо ощутив как мощный талант Врубеля, так и слабость его воли в быту, рекомендует художнику писать иконы в Венеции, в ауре византийских мозаик Торчелло и собора Сан-Марко. Прахов отрывает Врубеля от богемного Киева — художник принимает предложение. Он счастлив наслаждаться древностями Италии, но его гложет тоска, ведь «крылья художника — это родная почва и жизнь... На чужбине можно только учиться».
К концу апреля 1885 года четыре образа, писанные на металле, перевезены в Киев и установлены в алтаре Кирилловской церкви. Каждая икона писалась лишь по две недели. «Срок предельно краткий для любого художника, но не для М. А. Врубеля», — свидетельствовал Николай Адрианович Прахов.
Образ Эмилии Праховой был воплощен в лике Богоматери. Слышалось в толпе: «Не будем молиться на живую женщину». Что же до сведущих в искусстве, для них очевидным было новаторство Врубеля. Ведь в угасавшую традицию религиозного письма, в «сахарную» сентиментальность иконописания конца XIX века М. Врубель внес монументализм, мощную страсть, бездонную печаль и силу, что сродни мозаикам раннехристианских церквей.
Лето 1885 года Врубель вместе с однокурсником Валентином Серовым провел в Одессе. Коммерческий дух города угнетал художников. К осени 1886-го Михаил Александрович вернулся в Киев. Здесь он был в кругу друзей, но и число недоброжелателей множилось. Ему, владевшему секретами византийских монументалистов, было отказано в росписях Владимирского собора. В 1888 году он получил заказ лишь на исполнение орнаментов. До отъезда Врубеля в 1889-м в Москву, под покровительство Саввы Мамонтова, художник напряженно работал над образом «Демона», рисовал — «вел любовную беседу с натурой» и, конечно же, вечно нуждавшийся в средствах, писал, по его выражению, «для пропитания».
Обуреваемый жаждой свершать открытия в искусстве, ощутив себя мастером именно в Киеве, он часто чувствовал себя невостребованным. Взлеты сменялись отчаянием, угнетала проза жизни.
Посетив Киев через десяток лет вместе с женой — музой художника, талантливой певицей Н. Забелой, Михаил Александрович сказал: «Как хорош, однако ж, Киев! Жаль, что я здесь не живу! Я люблю Киев!»
