О. П. — Генетика. А если серьезно, то на 80 процентов это у меня от отца, тоже художника. Кажется, я никогда и не мыслил себя в другой профессии. С детства помню за собой: читаешь какую-то книжку и думаешь, а как бы ты ее нарисовал.
В. Е. — Я сначала занимался плакатом, а с книгами у меня долго отношения не складывались. Но по натуре я хомячок. Мне трудно представить себя в огромной, как ангар для самолетов, мастерской, загроможденной холстами. Я работаю дома. У меня от дивана до рабочего стола — три шага. Это именно то, что мне нужно. Кроме того, рисуя одну картинку, ты потом видишь ее растиражированной в тысяче, а то и более книг. А если книга выйдет хорошей, ее купят хорошие люди и она будет долго-долго храниться у них на полочке, ведь по опыту знаю — сказки редко выбрасывают на макулатуру. Следовательно, иллюстрирование — это та же станковая графика только в глобальном масштабе.
— Когда вы просто читаете какую-то книгу, мысленно не иллюстрируете ли ее?
О. П. — Конечно. В последнее время я читаю Льва Шестова, Льюиса, другую философскую литературу, но подсознательно все равно рисую, пускай непредметные вещи: какие-то сферы, кубы. На самом деле процесс непрерывный, поскольку художник, как известно, это не профессия, а диагноз.
В. Е. — Причем рисуешь не только тогда, когда читаешь. Иногда кажется, что творческий процесс перешел на физиологический уровень — можешь в метро ехать или на базаре картошку покупать, а мысленно все равно рисуешь. Можно сказать, очень удобная профессия. А еще меня привлекает в ней такой нюанс: когда иллюстрирую хорошего автора, которого очень люблю, меня весьма согревает то, что я с ним оказался вместе под одним переплетом.
О. П. — Здесь есть и другая сторона медали. Пять лет назад американское издательство Gospel Life Education заказало мне проиллюстрировать «Библию для детей» Льва Толстого. И я отказался из-за того, что не ощущал в тот момент в себе внутренней силы, как Славик сказал, оказаться с Толстым под одним переплетом.
— А как в общем складываются взаимоотношения художника и автора?
О. П. — Художники говорят: «Лучший автор — это мертвый автор», поскольку, честно говоря, работать с автором невозможно.
В. Е. — У меня были случаи, когда я просто ненавидел текст, с которым работал. Я начинал в издательстве «Молодь» и мне приходилось иллюстрировать какие-то дикие книжонки о колхозной жизни, милиции и наркоманах. Те рукописи мне самому было страшно читать. Зато рисовать можно было все, что угодно. Вот я и делал причудливые сюрреалистические рисунки. Как-то главный художник похлопал меня по плечу и сказал: «Если найдется дурак, который купит эти книжечки, так только из-за иллюстраций».
— А как вы считаете, детей больше привлекают реалистические рисунки или абстрактные?
О. П. — Кажется, этот спор продолжается испокон веков: одни говорят, что иллюстрация для ребенка должна быть знаковой, другие — фотографической. Однозначного ответа на это вопрос нет. Я думаю, что форма может быть любая. Главное — настроение, то чувство, которое стоит за линией, тоном, цветом. Детская книга всегда должна быть книгой — иллюстрации, шрифт, белый фон — это все важные компоненты, которые должны гармонично объединяться в единое целое. Чтобы ребенку было интересно ее разглядывать, нужно пройти по тонкой грани и в то же время доступного.
В. Е. — С формулами и рецептами в искусстве тяжко. На Западе практикуется заказывать иллюстрации к детским книжкам наивным художникам, то есть людям безгранично далеким от каких бы то ни было теорий, которые, по существу, всю жизнь сами остаются детьми.
— Нужно ли художнику, оформляющему детские книги, любить детей или, может, достаточно одного лишь профессионализма?
О. П. — А как же. Нужно самому оставаться ребенком и уважать ребенка в другом. Только не нужно путать это с инфантилизмом. Детство — это прежде всего умение радоваться, казалось бы, очень простым вещам — мороженому, солнышку, игрушке.
В. Е. — А еще это свежесть восприятия. Самые сочные запахи, самые насыщенные цвета. В моих иллюстрациях к «Снежной королеве», которая готовится к печати в «А-БА-БА-ГА-ЛА-МА-ГЕ», много желтого цвета — это потому, что когда я был ребенком, мне казалось, что все вокруг желтое, словно залито солнцем. Экзюпери в эпиграфе к «Маленькому принцу» написал: «Мне в детстве». Я тоже так рисую. Потому что убежден: подстроиться под чье-то чужое восприятие — верный путь испортить книгу. Проблема в том, что детские книги покупают не дети, а их родители. По моим наблюдениям, все взрослые ныне поведены на проамериканском стиле иллюстраций.
О. П. — Экспансия, условно говоря, «Барби-стандарта» — это не только наша беда. В Италии, на Болонской книжной ярмарке (это одно из наиболее примечательных событий в детском книгоиздании), я обошел почти все павильоны и заметил, что за исключением нескольких издательств, пытающихся держать высокую эстетическую планку, все книги по-диснеевски однообразны.
В. Е. — Что примечательно: для плаката — визитной карточки Болонской ярмарки — было выбран именно Поросенок Олега, иллюстрация к книге «Поросятко, яке любило мандрувати», а не какой-то очередной Микки-Маус.
— Каковы сегодня тенденции иллюстрирования детских книг в Украине?
О. П. — Сейчас тяжело говорить о каких-то тенденциях. Украинские детские издательства пребывают в анабиозе. Иван Малкович — едва ли не единственный издатель, рискующий работать в этих условиях. Ему стоило бы при жизни памятник поставить.
В. Е. — Причем он же издает такие книги, как, допустим, «Рукавичку» с иллюстрациями Голозубива. Это чисто художественное издание и абсолютно некоммерческое. Детям эта книжка нравится, а взрослые воспринимают ее приблизительно так, как мой сосед Коля: «Все эти ваши Пикассо-шмикассо — это тотальный заговор против трудового народа». Сам Голозубив — уникальный человек и, по-видимому, самый сильный из художников-иллюстраторов. Ему уже за 70 лет, он воевал, но в жизни — это абсолютный ребенок. Такое впечатление, что житейские проблемы, гонорары его просто не интересуют. Ему нужно только нарисовать и увидеть книгу напечатанной.
О. П. — Со мной однажды приключился такой смешной случай. Как-то в компании меня представили одной очаровательной девушке как художника, нарисовавшего Козу-дерезу. Реакция была трогательной: «Так это ты таких уродов изобразил?»
— С какой профессией вы могли бы сравнить вашу?
О. П. — Иллюстратор книги должен немного быть актером. Ведь перед тем, как изобразить персонаж, нужно в него перевоплотиться. Люди, видевшие, как я рисую, говорили, что очень смешно наблюдать со стороны за моими движениями и мимикой.
В. Е. — Текст — это словно пьеса, а художник — режиссер, актеры, сценограф в одном лице, он превращает текст в совершенно иное произведение — книгу.
