Некогда читать даже гениев. У каждого — серьезная работа, нелегкая для нервов, души и тела; а тут еще буквально каждый вечер телевизор «дарит» нам ужасающие сообщения о новых кровопролитных войнах, зверских террористических актах, стихийных бедствиях. Привыкаешь ко всему, и к катастрофическому снижению ценности человеческой жизни тоже... И — не до Толстого! Даже узнав, что именно сегодня, 28 августа 2003 года (по старому стилю) исполняется 175 лет со дня рождения гения русской и мировой литературы, бессмертного мыслителя, многие ли из нас — спросите себя откровенно — откроют том его сочинений?
А между тем взяв, например, том толстовской публицистики 1908 года, можно прочесть, такие слова: «О казнях, повешениях, убийствах, бомбах пишут и говорят теперь, как прежде говорили о погоде. Дети играют в повешение. Почти дети, гимназисты, идут с готовностью убить..., как прежде шли на охоту». Сопоставив эти слова с тем, что происходит у нас на глазах каждый день в Чечне, Палестине, Ираке, Кашмире, Косово, Стране Басков (список можно продолжать!), любой из нас, вероятно, заинтересованно задаст себе вопрос: а может быть, у Толстого есть и объяснение, почему же так неистребимо насилие? Почему такое происходило и происходит?
И объяснение у Льва Николаевича есть. Ибо несмотря на то, что гении — это всегда дети своего времени, они же одновременно — будто бы парят над временем, они видят цель, которую не видит почти никто. Толстой объясняет кровопролитие и разгул террористического насилия тем, что существует «ужасное заблуждение, что одни люди, составив себе план о том, какое, по их мнению, желательно и должно быть устройство общества, имеют право и возможность устраивать по этому плану жизнь других людей». Самым страшным результатом такого доктринерства, по Толстому, является нравственное развращение народа.
В статье «Не могу молчать» приведен впечатляющий пример, наглядно иллюстрирующий этот процесс. «Недавно еще — пишет Толстой — не могли найти во всем русском народе двух палачей. Еще недавно, в 80 годах (XIX века. — И.С. ), был только один палач во всей России, и одного возили с места на место. Теперь не то». А вот в веке ХХ, продолжает Лев Николаевич, «в Москве торговец-лавочник, расстроив свои дела, предложил свои услуги для исполнения казней, совершаемых правительством, и, получая по 100 рублей с повешенного, в короткое время поправил свои дела...». И таких примеров — сотни и тысячи по всей стране.
Для очень многих из нас Лев Николаевич Толстой, прежде всего — великий писатель; знают также, что он еще и учитель жизни, религиозный реформатор, своеобразный философ. Но всегда ли мы представляем себе, каким беспощадным судьей современного ему (и не только ему!) общества мог быть этот человек? Недаром (по воспоминаниям людей, знавших Нестора Махно) прославленный «батька-атаман» любил в часы досуга перечитывать книгу публицистики Льва Толстого! Поразительное обнаруживается сходство вождя украинского анархизма и гениального идеолога патриархального русского крестьянства. И неудивительно — ибо разве не чувствуется огненной ненависти и холодного презрения в таких, например, словах русского гения, обращенных к правительству: «То, что вы делаете, вы делаете не для народа, а для себя, для того, чтобы удержать то, по заблуждению вашему считаемое вами выгодным, а в сущности самое жалкое и гадкое положение, которое вы занимаете. Так и не говорите, что то, что вы делаете, вы делаете для народа: это неправда. Все те гадости, которые вы делаете, вы делаете для себя, для своих корыстных, честолюбивых, тщеславных, мстительных, личных целей, для того, чтобы самим пожить еще немножко в том развращении, в котором вы живете и которое вам кажется благом». Не очень в стиле «благостного» проповедника ненасилия, не так ли?
Тема «Толстой как пророк» кажется неисчерпаемой. Этот «политически наивный» гений предсказал Российскую революцию и последующий разгул насилия, провидел все проблемы, которые несет человечеству технический прогресс. Прочитав в 1895 году «мечтания какого-то американца» о том, «что уничтожится война в 2000 году только потому, что она мешает матерьяльному прогрессу», Толстой в своем дневнике едко высмеял подобные «розовые сны» и заметил, что «единственно важный прогресс — не электричества и летанья по воздуху, а прогресс братства, единения и любви». Общие слова? А не потому ли столь страшна сегодняшняя конкретика, что мы слишком долго считали такие слова общими?
Великие пророки (если открыть их!) легко и непринужденно разрывают свое время, как скорлупу яйца. Толстой — не Бог, не истина в последней инстанции, но компас, который указывает нам, что действительно важно в нашей яростно летящей жизни.
