Юрий Речинский родился в 1986 году. Учился в Киевском политехническом институте, затем поступил в КНУКТиТ им. Карпенко-Карого, но через полгода оставил учебу. Его первый фильм «Больныесукалюди» – документальная драма о беспризорных наркоманах – получил награды на фестивалях в Канаде, Франции, Великобритании, Польше, Австрии.
Мировая премьера полнометражного игрового дебюта Речинского «Січень–березень» (международное название – «Ugly», что означает «Урод» или «Уродливые», совместное производство Украины и Австрии) состоится в конце января на Роттердамском фестивале, известном своим вниманием к новаторскому и экспериментальному кино. Фильм отобран на конкурс полнометражных дебютов «Bright Future» («Светлое будущее»), в котором представлено 16 картин.
«Січень–березень» снимался в 2014-2015 гг. в Кривом Роге и в Вене. Украинскому режиссеру существенно помог его именитый коллега – австриец Ульрих Зайдль (см. интервью в «Дне» №140, 2013 г.), известный, в частности, драмами «Собачья жара» и «Импорт/Экспорт», трилогией «Рай», блестящими документальными работами – его компания Ulrich Zeidl Filmproduktion выступила сопроизводителем «Ugly». Операторы «Січня–березня» – номинанты прошлогоднего «Оскара» Вольфганг Талер (снимал «Рай», «Импорт/Экспорт») и его сын Себастьян Талер, а одну из главных женских ролей в картине «Січень–березень» сыграла звезда фильмов Зайдля «Вера» и «Собачья жара», известная европейская актриса Мария Гофштеттер.
Остальные роли исполнили Ангела Грегович (Сербия), Дмитрий Богдан (Россия), Лариса Руснак, Влад Троицкий, Валерий Бассель (Украина) и Раймунд Валлиш (Австрия). Оригинальную музыку написал композитор Антон Байбаков («Украинские шерифы», «Евромайдан. Черновой монтаж», «Магазин певчих птиц», «Больныесукалюди»).
«Січень–березень» сложен двумя параллельными сюжетами. В Украине молодая пара попадает в автомобильную аварию. Молодой герой по имени Юрий (Дмитрий Богдан) вынужден проводить время в больнице в Кривом Роге возле своей жены, австрийки Ханны (Ангела Грегович), которая выздоравливает тяжело и медленно. В то же время в Вене мать Ханны, Марта (Мария Гофштеттер) постепенно погружается в разрушение личности, вызванное болезнью Альцгеймера.
Слабые места фильма типичны для дебюта – это изъяны драматургии. Украинская часть слишком фрагментирована, актерам иногда не хватает мотивации и органичности. Но и криворожские, и венские сцены сняты просто завораживающе, и уже сейчас можно предположить, что ряд призов обоим Талерам за «Січень-березень» гарантирован.
Австрийский сюжет создавался позже, в нем чувствуются обретенный опыт и более уверенная рука режиссера – все в порядке и с диалогами, и с развитием персонажей. Самое яркое впечатление, конечно – от работы Марии Гофштеттер. В роли растерянного человека, на которого надвигается забвение самого себя (собственно, один из первых признаков – она не может вспомнить, как называется месяц февраль, отсюда и украинское название картины), она болезненно убедительна.
Название «Ugly» – это знак общности неблагополучия. Уродом считает себя Юрий, который утверждает, что разучился чувствовать. Уродство болезни истощает Ханну, Марту и их мужей. Но все же надежда в этой истории есть, любовь и сочувствие пробиваются сквозь боль и безжалостный ветер, который прокатывается по полю сухого камыша (сквозной образ фильма).
Поэтому, при всех противоречиях, выход картины «Січень-березень» – безусловно, важнейшее событие в украинском кино этого года.
«День» стал первым изданием, взявшим интервью у Юрия Речинского перед показом фильма в Роттердаме.
«ЭТО ДВА ОЧЕНЬ РАЗНЫХ ПРОСТРАНСТВА, НО В НИХ ПРОИСХОДЯТ ОДНИ И ТЕ ЖЕ БЕДЫ»
– Юрий, с чего началась эта история?
– У меня когда-то была ситуация в больнице, несколько похожая на ту, в которой оказываются герои украинского сюжета. Я преодолел тот опыт с помощью проекта «Больныесукалюди», но мне начали сниться отдельные больничные сцены. В определенный момент я начал их записывать. На это ушло около трех недель. Потом я приехал в Австрию, чтобы закончить «Больныесукалюди», продюсер спросил, что я хочу делать дальше, и я ему описал эту историю. Мы очень много писали и шлифовали написанное, но когда начали съемки, я понял, что не верю в то, что вижу на экране. Первые 10 дней пытался найти разные подходы к работе с актерами. И только потом я почувствовал, что то, что получается, очень хорошо передает необходимое настроение.
– Когда в проекте появился Зайдль?
– Наш исполнительный продюсер и частично мой соавтор Клаус Придниг, который длительное время жил в Киеве, посмотрел короткометражную версию «Больныесукалюди» и где-то через полгода сказал, что в Австрии есть компания, которой было бы интересно довести фильм до полного метра и купить его. А первый зритель финального монтажа полного метра «Больныхсукалюдей» – Михаэль Главоггер (известный австрийский документалист – Д.Д.), с которым Клаус работал как ассистент режиссера. Главоггер похвалил нас, помог показать фильм Зайдлю, потом Зайдль приезжал в Киев, я помогал ему с локациями. Ему было интересно продюсировать что-то мое. Когда у нас случились неприятности с финансированием, и «Ugly» оказался под угрозой остановки, я и Клаус сказали об этом Зайдлю, тот попросил показать, что у нас есть. После пересмотра украинского материала он подтвердил: «Конечно, я буду это ко-продюсировать». И через неделю у нас был закрыт бюджет.
– Легко ли вам дался переход от документалистики к игровому кино?
– Переход был очень болезненным, потому что я понятия не имел, как работать с актерами. Единственная причина, по которой осмелился, – верил в свое ощущение достоверности того, что происходит в кадре. Снимался «Січень-березень» все равно полудокументально. Это были длинные, многочасовые сцены, в которых актерам никогда не говорили «стоп». Им описывали ситуацию, ставили часто взаимно противоположные задания, вели большую подготовку относительно характеров, а затем начиналось действие и мы его пытались поймать. В документалистике тебе нужно уговорить героя раскрыться, а в игровом кино тебе в руки попадает очень тонкий инструмент-актер, который как раз хочет, чтобы ты его раскрыл. И это очень втягивает. В «Ugly» много сцен, которыми я горжусь, в том числе за счет того, что удалось сделать вместе с актерами.
– Как вам работалось с Гофштеттер?
– Она очень серьезно и долго готовится к созданию персонажа. Она знала из сценария только то, что ее героиню постигла болезнь Альцгеймера. Поэтому она на протяжении года каждую неделю ходила в клинику, где лежат пациенты с болезнью Альцгеймера. Она там работала, она находила персонажей, их родственников, делала с ними интервью, бывала у них дома. Она настоящий маньяк в хорошем смысле. На площадке очень волнуется перед каждой сценой, однако она одна из наиболее легких в общении и работе людей в моей практике. Легче только с Вольфгангом Талером.
– Качество его работы просто замечательное.
– Какие эпизоды вы имеете в виду?
– Например, сцена семейной ссоры в Кривом Роге при свечах – чистый Рембрандт.
– Она удалась по счастливому стечению обстоятельств. Мы приезжаем в эту квартиру, начинаем снимать, и через пять минут во всем микрорайоне выключается свет. И здесь возникают свечи, мы их зажигаем и понимаем: вот оно. Пожалуйста, не включайте свет! Многие сцены появлялись или очень изменялись в зависимости от условий на месте.
Вольфганг, как и я, не любит кинематографическое освещение. Если в пространстве уже присутствуют источники света, он тратит время на то, чтобы определенную часть выключить, а где-то поменять лампочки. Его огромное человеческое достижение в том, что он не пытается быть учителем или боссом. Он всячески помогал мне понять, чего я хочу. Мы провели определенное время в поиске способа, языка операторской работы, и, отыскав, далее снимали легко и с удовольствием.
– Если зритель останется недоволен вашим фильмом, вы будете считать это успехом?
– Я не знаю, что такое успех в контексте такого формата, когда ты несколько лет живешь одним фильмом без выходных, а затем показываешь его на фестивале людям, которые смотрят по семь картин в день. Что является конечной целью, кроме возможности жить этой работой длительное время? По-видимому, успех в этом смысле – точно не конкретная реакция конкретной группы людей. С прагматичной точки зрения успехом будет, если продолжу снимать и буду иметь необходимую степень свободы в том, что я делаю. А еще успехом будет возможность наблюдать, как этот фильм работает с большим количеством зрителей. Не могу сказать, что я завершил «Січень-березень», потому что у него еще не было большого показа, потому что я не сидел в зале рядом с незнакомыми людьми и не видел их лица после просмотра. Ощущение завершенности с «Больнымисукалюдьми» у меня появилось через полгода показов.
– Чем важен показ в Роттердаме?
– Дальнейшая судьба фильма зависит от этой премьеры. Это первый большой фестиваль года в Европе, там будет много фестивальных отборщиков, дистрибьюторов – одним словом, все должно решиться после премьеры.
– Какие у вас прокатные перспективы сейчас?
– В Австрии прокат подтвержден, ведь фильм финансировался тамошним телевидением. Они его смотрели и остались под большим впечатлением. Относительно Украины не знаю. Вероятно, премьера состоится на Одесском фестивале. Версию для кинотеатров мы тоже готовим.
– Что планируете делать дальше?
– Есть два замысла – документальный и игровой. Первый – мозаичная структура, съемки в разных странах, с большим количеством ситуаций и персонажей. Три части о сексе, беременности и смерти, о том, как их переживают. Продюсированием еще год назад заинтересовались компания Зайдля и Final Cut For Real – компания Джошуа Оппенхаймера (знаменитый американо-датский документалист – Д. Д). Но тогда мы не получили финансирования в Австрии, потому что еще не завершили «Січень-березень». Надеюсь, возобновим эту работу сейчас. Второй проект – сугубо актерская история о человеке, который проснулся и не уверен, что проснулся в правильном месте. Место очень напоминает Вену, но это Вена Кафки.
– Остается только пожелать вам успеха в Роттердаме. Будем держать за вас кулаки.
– Спасибо.
