С этого учебного года Оксана Забужко преподает в Киевском университете им. Т.Г. Шевченко теорию литературного мастерства. Интересно, что с предложением пригласить известную писательницу в деканат обратились сами студенты.
— Чем вас привлекла преподавательская работа?
— Я, как и все творческие люди, больше люблю учиться сама, чем учить других. Процесс самообучения для меня бесконечный и неисчерпаемый, поэтому работать преподавателем — это не для меня. Но на этот раз, в ответ на постоянные предложения руководства филологического факультета, я согласилась. Речь идет об аналоге того, что на Западе традиционно называется «creative writing». На филфаке Киевского университета Шевченко этот спецкурс имеет свое эвфемистическое название — «теория литературного мастерства». По моему мнению, литературное мастерство не имеет никакой теории. И преподавать такого рода курсы можно только методом практической передачи личного опыта. Эта практика известна еще со времен платоновской Академии.
У нынешнего поколения колоссально расширился спектр доступа к мировой культуре — от Интернета до разнообразия книг, издающихся сегодня. Но, наблюдая за литературной практикой нынешних двадцатилетних, я вижу обвальное падение уровня культуры слова. Дело в том, что есть вещи, которым нужно учиться, но для этого нужна выучка. Современная молодежь — некое молодежное гетто. Я трепетно и ревностно слежу за дебютами начинающего, но симптомы молодой сегодня литературы настораживают. Здесь есть проблема ретрансляции определенного практического литературного опыта. Скажем, две наиболее выдающиеся американские поэтессы Сильвия Плат и Эн Фекстон всю жизнь были горды тем, что они вышли из класса Роберта Лоуэла. Писатель не идентифицирует себя с рассказчиком, а видит изнутри, как это сделано.
— Изменился ли ваш подход к самому проведению занятий с тех пор, когда вы начали преподавать?
— Безусловно. Мы собираемся раз в две недели. Моя начальная идея была — построить этот курс именно с точки зрения чтения, интерпретации текстов. Как только я это начала делать, то обнаружила колоссальные провалы в базовом филологическом образовании у своих слушателей. Что называется — мы разные книги читали. Так или иначе, в своем выступлении я выстраиваю какую-то систему ассоциаций, определенную культурную паутину. Я вижу перед собой филологически недокормленных 20-летних. По дороге я должна латать пробелы в их общем образовании. Я делаю откаты назад, исторические ретроспективы, экскурсы в историю культуры. Получается несколько фантастический рисунок — и назвать это системным курсом нельзя. Сегодня в высшем образовании наблюдается явный недостаток среднего звена: 35 — 40-летних, которые бы приходили в аудиторию говорить с 20-летними. Например, я не слышала, чтобы в Киев преподавать поэзию приглашали Ивана Малковича, у которого есть что сказать студентам.
Первые тревожные звонки, которые я услышала, — это от издательства «Смолоскип». Газета, которую они выпускают, пала до уровня школьной стенгазеты. Друг друга рецензируют и обсуждают. Но поколение определяется не тем, что оно думает друг о друге. Оно определяется тем, что думает о Шекспире, Софокле, Гете, Шевченко и Достоевском. Если у вас есть своя позиция в отношении Шекспира, а не о соседе по парте или коллеге, с которым «бухалось» в Ирпене на семинарах, тогда вы — поколение. Проблема здесь встает шире. У современных писателей даже имени нет. Они говорят «девятидесятники», или, если правильнее, — «девяностники», что автоматически звучит, как «долгоносики». Очень интересная логика — если язык сопротивляется термину, то значит здесь есть что-то фальшивое. Язык очень четко разоблачает фальшь. Когда не звучит термин, значит, не все в порядке с самим явлением. А явления как такового и нет. По моему мнению, любое поколение начинается с того, что оно бунтует против предшественников. Это нормальный процесс взросления. Пока вы не взбунтуетесь против родителей, не хлопните дверями и не уйдете из дома — до тех пор вы не станете взрослыми. Где хлопанье дверями? Где уровень внутреннего конфликта? Вот это и дает себя знать на текстах. Количество талантов невероятное — мало реализованных талантов. Это как розы, которые вы покупаете в бутонах. Из этих бутонов большинство расцветет наполовину, некоторые зачахнут, и только один станет полноценным цветком. Дебютов масса. А сколько из них через десять лет станут писателями? Единицы.
— В прошлом году вы говорили, что ваша мечта — написать книгу, в которой бы описывали в каждом разделе город или страну. На каком этапе работы она находится?
— Действительно? Я такое говорила? Я не занимаюсь «забужковедением» и не отслеживаю того, что обо мне пишут. Но идея мне понравилась. Я чувствую себя в этой ситуации, как Пуччини, который забывал свои идеи, а потом, когда ему показывали его мелодию, говорил: «Славная песенка. А кто ее написал?» Но при таком развитии событий меня бы интересовали не дорожные заметки и ни в коем случае не туристические. То, что я пытаюсь делать сейчас даже в новом романе, над которым работаю, — это смена географий. Перемена географий не в таком понимании, как в «Польових дослідженнях», где действие переносится в Америку для того, чтобы из нее взглянуть на Украину. В новой книге другая позиция — там идет украинский сюжет. Это смена декораций для того, чтобы они подсветили саму украинскость сюжета. Здесь я меняю духовную, психологическую географию.
— И как сейчас складывается ситуация с изданием ваших произведений?
— «Польові дослідження» имели успех и в Венгрии, и в Чехии. В России сейчас издается уже второй ее перевод — в книжной версии. Сейчас российские издатели уже взяли меня за горло и требуют следующего произведения. Российский книжный феномен сейчас имеет большой резонанс в мире. У них издание книг происходит очень жестко в плане конкуренции: они уже застолбили место для еще не написанной моей книги. По сравнению с Европой Россия работает хищнически. Но, к сожалению, там не существует нормальной системы распространения. Активная творческая жизнь существует только в мегаполисах: Москве, Петербурге.
— В океане стоит аквариум, и только в нем происходит жизнь?
— Да. В Финляндии бестселлером считается книга, которая издана тиражом 800 тысяч экземпляров на 8 млн. населения. В Венгрии этот показатель — 10 тыс. Это то, что характеризует литературный уровень нации. С украинским рынком никто таких исследований не проводил. В России вопрос, кто донесет книги в провинциальные районы, никого не интересует. Это очень грустная тема, на которую трудно говорить...
— Что приятного в последнее время случалось в вашей жизни?
— На фестивале «Молодость» была премьера фильма «Хроники от Фортинбраса». Это короткометражный фильм режиссера Оксаны Чепелик по моей эссеистике. Приятно, что фильм состоялся. У него очень интересная внутренняя энергетика, которая производит довольно сильное эмоциональное впечатление.
— Не появилось ли после этого желания написать сценарий к какому-либо фильму?
— Из опыта оказалось, что я не командный игрок. Я именно «кошка, которая гуляет сама по себе». Мне давно предлагают написать пьесу, но это групповая игра. У меня возникает мысль, что подобный проект будет, как «лебедь, рак и щука», где каждый будет тащить одеяло в свою сторону. Поэтому я желаю видеть готовый результат. Сейчас Галина Степанова ставит спектакль по «Польовим дослідженням». Она предложила мне написать сценарий к нему. Но я ей сказала: «Пригласишь на премьеру». Т.е. моя работа — написать книгу, а потом прийти на премьеру и посмотреть, что из этого получилось.
