Мария Гофштаттер (1964, Линц, Австрия) прославилась в 2001 году, сыграв городскую сумасшедшую – надоедливую, непосредственную и доверчивую как ребенок – в полнометражном игровом дебюте австрийского документалиста Ульриха Зайдля «Собачья жара». Фильм стал сенсацией Венецианского фестиваля, получив Гран-при основного конкурса. Следующая актерская вершина Гофштаттер также связана с Зайдлем – фанатичная католическая миссионерка в трагикомедии «Рай. Вера» (2012).
В начале этого года Мария появилась в фильме украинского режиссера, сыграв женщину с болезнью Альцгеймера в драме Юрия Речинского «Январь-март».
В целом, невероятная – иногда до шока – естественность перевоплощения Гофштаттер в своих героинь делает даже ее наименьшую роль незабываемой.
В июле Гофштаттер приехала в Украину, чтобы представить «Январь-март» на Одесском кинофестивале. Мы встретились для беседы в летнем кафе около Фестивального дворца (Одесский академический театр музыкальной комедии).
БЕЗ ИГРЫ
- Как вы стали актрисой?
- На самом деле я не хотела ею становиться. Думала о профессии историка, но в 19 лет знакомые пригласили меня во что-то наподобие политического кабаре. Тогда же мой друг делал свой первый фильм и спросил у меня, смогу ли присоединиться. И то же самое с Ульрихом – я знаю его уже тридцать лет, и мы не представляли, что будем работать вместе.
- Почему он выбрал вас?
- Ему впервые нужна была актриса. Он привык работать с реальными людьми в документальных фильмах, не любил актерскую игру. Но я всегда немного отличалась. Поэтому он пригласил меня попробовать сыграть женщину с инвалидностью, потому что не мог найти настоящего инвалида. С тех пор я сыграла в его четырех фильмах, мы очень хорошо знаем друг друга и многие сцены понимаем без слов. Я много работаю с другими режиссерами, но с Ульрихом мы в определенном смысле пара.
- Вы всегда очень органичны. Придерживаетесь ли вы определенной системы игры?
- Я никогда не посещала занятий по актерскому мастерству. Возможно, это подходит кому-то, но не мне. Я думаю не об игре, а о роли и как я могу вложить ее себе в душу. Долгое время, когда меня спрашивали: «Какая ваша профессия?», я не говорила: «Актриса», поскольку не хотела иметь этого имиджа: «О, она актриса!» Я не думаю о карьере. Мне нужно увидеть хороший сюжет, работать с людьми, которых люблю. Еще не воспринимаю конкуренцию: мы должны все вместе работать над сюжетом. Когда это случается, я чувствую себя хорошо и могу добиться успеха.
- Расскажите, как вы готовились к роли в «Собачьей жаре» Зайдля. Я знаю, это интересная история.
- Ульрих рассказал мне об этой героине, что она должна быть несколько безумной и блуждать по городу. Готовясь, я много общалась с инвалидами, чтобы вести себя естественно, и показывала Ульриху то, что нашла. Следующий шаг: я пытаюсь делать это на улицах, поступать, как этот персонаж. Это заняло целый год, и наконец мы начали снимать. Ежедневно в течение четырнадцати часов без перерыва я была в таком обличии. Люди в фильме, с которыми я встречалась как мой персонаж, не подозревали, что я актриса.
- И как они реагировали?
- Отношение было на 80% агрессивным, наподобие: «Я не хочу этого, давай, от**бись». В частности, интеллигенты ненавидели, когда я приближалась или касалась их. А самые бедные люди вели себя дружелюбно, говорили: «Хорошо, давай сделаем то или иное, бери мороженое». Я была очень удивлена. Они не боялись такой, как я. С другой стороны, от одной очень хорошо одетой женщины я даже получила пощечину. У нее была очень дорогая сумка, и я только сказала: «Эта сумка прекрасна» и притронулась к ней. Получается, интеллектуалы и богачи не столь уж и дружественны. Но когда фильм шел в кинотеатре, то преимущественно именно интеллектуалы его смотрели, и тогда я им нравилась, но я всегда говорила: «Нет, на самом деле это не так!»
ВЕРА
- Другая ваша заметная работа с Зайдлем – это фанатичная миссионерка Анна-Мария в драме «Рай. Вера». Вы работали в том же провокационном стиле?
- Да, и намного дольше. В «Собачьей жаре» я была свободным персонажем – дурочка, могу что угодно творить. Но в «Вере» я должна была проделать тяжелую работу с этими склонными к миссионерству людьми, имеющими немедленный ответ на любой вопрос. Я провела много времени с настоящими фанатиками, и они мне не понравились. Я была очень счастлива, когда это закончилось.
ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО ОРГАНИЗАТОРАМИ ФЕСТИВАЛЯ
- Попадали ли вы вновь в опасную ситуацию? Потому что, например, в фильме есть эпизод почти драки с российской девушкой.
- Она на самом деле актриса. Ей сказали: «Ты должна быть пьяной». Она доверяла Ульриху и сделала это: напилась, знала, что кто-то придет, но не знала, кто и почему. Да, это в конечном итоге немного вышло из-под контроля, к счастью, я не была там одна. Позже она извинялась. В целом, когда я занималась исследованиями, я делала это сама, стуча в двери. Это было не очень опасно, просто в основном люди открывали двери и говорили «нет». Но когда впускали внутрь, то уже точно были открыты к дискуссии. Я пыталась убедить их, а они хотели отговорить меня от католицизма.
- Следовательно, большая часть этого – экспромт?
- Да. Сценарий был, но без диалогов, потому что никогда не знаешь, с чем столкнешься. Только общий сюжет и персонажи. Я всегда нервничала, каждая дверь была вызовом, но я знала, что если эта сцена не получится хорошо, впереди еще двадцать других дверей, и в конце мы отберем несколько удачных сцен.
- Исходя из опыта съемок «Веры», почему, на ваш взгляд, люди становятся религиозными фанатиками?
- Большинство из них стали такими не вследствие воспитания, не из-за религиозности родителей. Нет, просто в определенный период жизни они были очень несчастны, имели много проблем, чувствовали себя очень одиноко. И тогда они находят этот путь к Богу, потому что, когда больше никто не помогает вам, вы можете попросить Иисуса: «Помоги мне». Вот поворотный момент: они чувствуют себя любимыми Богом, имеют сообщество, которое говорит: «Приходи, с тобой все в порядке, мы здесь для тебя, все будет хорошо, когда ты молишься и молишься и молишься».
- Всегда одинаково. Страх и отчаяние как фундамент веры.
- Именно так. И это настолько просто: раньше они не имели ответов на свои проблемы, а теперь они знают все обо всем. Действительно трудно смотреть, как легко манипулировать людьми, если их ситуация не очень хорошая. С политикой то же самое, кстати.
- А как вы справляетесь с вашими плохими периодами?
- Для меня очень важно иметь хороших друзей, социальную сеть и природу. Это моя жизнь, и в ней есть сложные месяцы или годы. Вы хотите быть счастливы, но это нереально. В конце концов, когда эти годы заканчиваются и вы оглядываетесь на них, то видите, что они были очень нужны для вашего развития. И этот опыт делает вас терпимее к другим людям. Потому что, зная, что все может случиться и с вами, вы будете осторожнее с обвинениями в адрес кого-то другого. Я всегда очень боюсь тех, кто утверждает: «Я знаю правду!» Если это только для себя, то хорошо, но потом начинается стремление, чтобы каждый человек имел одну и ту же правду, и это очень опасно.
УКРАИНА
- Возвращаясь к кино, я, конечно, не могу не спросить о работе с Юрием Речинским.
- Мне очень понравилось. Он не похож на Ульриха, но тоже пытается достичь чего-то. Его нелегко удовлетворить. Есть режиссеры, которые говорят «Я художник, я хочу сделать фильм», и есть режиссеры, которые просто должны сделать фильм. Не потому, что он художник, а потому, что это что-то внутри него, и эти ребята всегда идут особыми путями, хотя им говорят: «Нет, вы не можете это сделать, это невозможно, слишком рискованно». Юрий именно такой. Он действительно боец, и имеет очень хороший стиль сотрудничества, очень уважительный, очень вежливый.
- Вы готовились к этому фильму так же интенсивно, как обычно?
- Да, я привыкла к этому. Съемки начались одновременно с Майданом, и все смешалось, возникли проблемы с финансированием проекта. Но, определенным образом, внешние проблемы были полезны для внутреннего единства команды, потому что мы думали: «Нет, мы сделаем это вопреки всему».
- Как проходила работа в Украине?
- Я ненадолго приезжала в Киев для встречи с Юрием, и была также в Кривом Роге – чтобы снять сцену, в которой моя героиня посещает дочь в больнице. Пребывание в Кривом Роге было важным опытом.
- Так каковы ваши впечатления?
- В Украине есть все что угодно. Киев, Кривой Рог и Одесса, – можно подумать, что это разные страны! Кривой Рог особенно меня тронул. Я не ненавидела его, но он подавлял: бедные люди, их лица, их борьба за выживание, очень холодно, и у них ничего нет, возможно, очень боятся за будущее, много пьяных на улицах. Но, повторюсь, я чувствовала себя тронутой ими, не только негатив. Это сильное ощущение, я так хочу, чтобы ситуация там хоть немного улучшилась. А вот Одесса – это лето, это наслаждение, я не ожидала, что это будет настолько красиво – архитектура, бульвары, деревья и море, кажется, все в хорошем настроении, кажется, жизнь беззаботна. Думаю, что оба города – это не вся правда об Украине, но они произвели очень сильное впечатление. Я счастлива, что видела оба.
ЗА КАДРОМ
- Последний, очень журналистский вопрос: как выглядит ваша жизнь вне кино?
- Я не хочу жить только в искусстве. У многих моих друзей совсем другие профессии. Я выросла в маленьком фермерском доме, и мне нравится посещать село и мою семью, и это не имеет ничего общего с кино- и театральным миром. Хорошо, когда иногда выходишь наружу: тогда видишь, что, хотя твоя работа чрезвычайно ценна, очень важно также быть учителем или заботиться о старых людях. Все важно и необходимо.
