Мудрец в кино, насмешливый, умный, интеллигентный и по-настоящему аристократичный — стоит только последить за его выверенными движениями, — Отар Иоселиани приехал в Киев, чтобы открыть свою ретроспективу по инициативе генерального директора компании «Мультиплекс-Холдинг» и его заместителя по международным связям Александра Шпилюка в новом мультиплексе ТРЦ «Блокбастер». А показ картин состоялся при деятельной поддержке Посольства Франции в Украине в зале №1 «Блокбастера», который носит имя этого Человека Мира.
Участие в прямом эфире, общение со зрителями, журналистами стали, безусловно, событиями и ушли бы в историю, вытесненные бурным течением жизни, если бы не оброненная мэтром фраза о желании снимать следующий фильм в Украине. Держащие руку на пульсе киножизни Антон Пугач и Александр Шпилюк порекомендовали батоно Иоселиани встретиться с одним из самых реально действующих и деятельных продюсеров Украины, руководителем компании «SOTA cinema group» Олегом Коханом. Встреча состоялась в последние часы пребывания режиссера на украинской земле и, по словам Олега Кохана, есть надежда не только на скорое возвращение мэтра в Украину, но и возможность в титрах следующего фильма Иоселиани увидеть заветные слова — копродукция Украина—Франция.
Забросив в копилку достояний мирового кинематографа несколько художественных и документальных фильмов, по праву составивших славу замечательной грузинской киношколы, — «Листопад», «Жил певчий дрозд», «Пастораль», — со свойственной ему проницательностью Отар Иоселиани разочаровался в прелестях уходящей в небытие «оттепели» и стал гражданином Франции. Это не помешало ему оставаться верным себе, представляя зрителю свою игру с реальностью. В этом дивном мире отсутствует фальшь, там юмор одновременно горек и сладок, а созерцательность поощряется — ведь это путь к самосовершенствованию. Умение быть счастливым и свободным — редкий человеческий дар, словно говорит мэтр, предлагая нам знакомство с будто бы порхающим по жизни журналистом из «Певчего дрозда» или представляя несуетного, живущего в согласии с самим собой министра-бомжа из «Садов осенью».
В личном общении Отар Иоселиани тоже верен себе. Никогда не прибегает к самоцитированию и самоклишированию, честен, открыт и с удовольствием подхватывает любую из предложенных тем. Если, конечно, ему это интересно.
— Отар, когда-то вы отказались от занятий математикой, придя к выводу, что наука уже не раз приносила не только прогресс, но и огромный вред человечеству. Но искусство может быть не менее «убойной силой». Все ваши фильмы, от «Акварели» и «Апреля», до «Садов осенью» — об одном и том же. Мне хотелось бы, чтоб вы сами сформулировали, о чем всю жизнь говорите со зрителем, какой мессидж ему посылаете?
— Искусство, если мы его определим, как феномен, доставляющий радость людям, разрушительно влиять не может. Хотя при помощи слов, написанных на бумаге, можно врать, можно создавать гадости, можно деформировать человеческую психику. Также, как и экран — ведь это чистое полотно, — на него можно спроецировать все, что хотите. И «Свинарку с пастухом», и «Трактористов», и «Ивана Грозного», и «Служебный роман» — очень, мягко говоря, разное кино. В то же время, на нем мы увидели «Гражданина Кейна» Орсона Уэллса, Вуди Алена, Жака Тати, Жана Виго. Кстати, Жан Виго сделал один единственный фильм и остался с ним самым большим художником, который когда-либо существовал в кинематографии, на мой взгляд. Есть еще один чудный фильм — «Чудо в Милане» Витторио Де Сика.
— Если я правильно понимаю, речь идет о влиянии кинематографа на зрителя?
— Влиять можно только на тех, кто жаждет, чтобы на него влияли. Можно научить преступника совершать преступления ловчее, чем он сам может это сочинить. Был однажды в Лионе процесс над двумя насильниками, которые сказали на суде, что действовали в соответствии с увиденным в фильме Стенли Кубрика «Заводной апельсин». Конечно, эти люди предрасположены были к преступлению, но «рецепт» получили с экрана! В то же время, можно удержать людей от дурных поступков и сделать так, чтоб они не грустили. Чтобы они не чувствовали себя покинутыми, растерянными. Но это, как правило, сами по себе приличные люди.
— По жизненным обстоятельствам вы, вроде, не предрасположены к всепоглощающему оптимизму, тем не менее, во всех ваших фильмах заложены такая жизненная сила и такой оптимизм, откуда? Раскройте секрет его природы.
— Скажу вам одну странную вещь: несмотря на химеры и ужасные персонажи, описанные в «Мертвых душах» Николая Гоголя, он был оптимистом. Потому что адресовал свои произведения нам. Он знал, что найдутся люди, что думают так же, как он. И создал эту удивительную галерею Ноздревых, Коробочек, Плюшкиных, алчущих мзду чиновников. Для сегодняшнего дня это потрясающе точный портрет нашего общества, независимо от географических и национальных принадлежностей. Разве это не оптимизм, при всем гоголевском бытовом пессимизме и патологической боязни смерти. Зато сколько радости жизни в нем! Достаточно вспомнить начало его «Вечеров на хуторе близ Диканьки», о том, как наступила ясная лунная ночь, чтобы дарить радость людям и дать им возможность весело колядовать.
— Знаю, что вы не работаете по классически написанным сценариям, режиссерским раскадровкам, как проходит у вас процесс работы?
— Есть две вещи, которые я никогда не делаю. Первое — адаптации для кинематографа чужих произведений, потому что если это произведение хорошее и достойное, его не надо иллюстрировать. Есть безобразники, которые затеяли экранизировать две вещи, которые я очень люблю — «Мастера и Маргариту» и «Приключения солдата Чонкина». Ничего из этого не может получиться — это нужно читать. Сегодня, к сожалению, не читают. Когда я своему шестнадцатилетнему внуку предложил прочесть, ну, хотя бы, «Собор Парижской Богоматери», что может быть проще, он отказался, заметив, что уже видел это произведение. Эта фраза меня подкосила. Книжки нужно читать, а не видеть.
Второе, что я не делаю — не снимаю биографий людей, которые прожили жизнь. Кто бы это ни был — мерзавцы Ленин, Сталин, Гитлер, или гений Шекспир. Потому что человек уже ушел со своими страданиями, или угрызениями совести, или со своей тайной. А в это вмешиваться нельзя. Я никогда не смог бы сделать «Андрея Рублева». Этот человек прожил свою жизнь и то, что ему надо было сообщить миру, он сообщил через свои иконы. Никогда не стал бы снимать фильм, как Форман, про Моцарта. Потому что он снял фильм про Моцарта, чтобы показать сегодняшней разнузданной части молодежи, что Моцарт был такой же хулиган, как и вы. Вот и успокойтесь — все мы немножко моцарты. Но ведь если мы все не станем есть мясо убитых животных, мы не станем львами толстыми.
— Но ведь не автобиографию же вы делаете?
— Ни в коем случае! Я даже никогда не рассказываю о том, что наблюдал в жизни моих товарищей, друзей и соседей. Просто придумываю притчи и стараюсь, чтобы это было похоже на жизнь настолько, насколько мне требуется, чтобы люди поверили в эту притчу. Все, что наснимал — это я написал. И никто не сможет упрекнуть меня в том, что Анна Каренина не такая, как вы ее сняли, и Лермонтов был совсем не таким, как вы его изобразили.
— Сейчас нелегкое время для вашей родины, как вы думаете, почему, как писал Ашкенази, «в истории так часто повторяются одни и те же ошибки»?
— Если всматриваться в историю того или иного народа, ничего нового не произошло. Нас вырезали, выжигали, топтали, насиловали — это сопровождает всю грузинскую историю. Сейчас думают, ах, какое несчастье произошло. Успокойтесь, так было всегда. Маленькая страна с гордым и талантливым народом. Тот, кто топчет маленькую страну, чувствует себя могущественным. Он всегда многочисленнее и всегда хамее. И просто дурно воспитан. А что, разве можно требовать от российского руководства благородства и джентльментства? Посмотрите, какие они сами рабы! Безобразничать их призвание. Также, как не безобразничать — свойство английской администрации. Правда, если вспомнить историю, тоже хулиганили, но смотались и ушли из колоний тихо.
— Но ведь там постепенно развалилась великая империя?
— Да, но им стало стыдно, а если стыдно — уже хорошо!
— Возможно ли определить трагизм истории и ее толерантность?
— Ну, если считать самым трагичным в новейшей истории человечества Французскую революцию, когда гильотина работала, как швейная машинка, то праздновать 200-летие этого события — позор для французской администрации. Эту годовщину следовало бы объявить днем траура — столько людей погублено, столько крови выпущено.
— Сегодня, в свободное от работы во Франции время, вы живете в Грузии. Но некогда покорившая весь мир грузинская киношкола, как и грузинское кино, сейчас лишь предмет истории.Поддаются ли восстановлению потерянные культурные ценности?
— Сегодняшние правители культурой интересуются мало. Например, президент Франции Николя Саркози, объявляя состав кабинета, просто выпустил из вида министра культуры. Когда так обстоят дела, думаю, утерянный кинематограф восстановлению не подлежит. Ведь кино — это люди: бутафоры, маляры, плотники, (специфические, подчеркиваю, плотники), столяры, гримеры, ассистенты операторов, монтажницы, шумовики и т.д. — сотни профессий. Утраченно это настолько безвовратно и так сложно этому научить... Почти так же, как научить Россию демократии. Так вот, эти святые люди сидели и ждали, когда кино восстановится. Это, так называемое, среднее звено кинематографа — удивительные подвижники, очень благородные люди. Они опекали всех — Бондарчуков, Сакуровых, гениев и злодеев. И часто делали за них кинематограф. Именно среднее звено, своими пристрастиями, своим мещанским вкусом создало советский кинематограф. В то же время, ими можно было руководить, поэтому набрать себе приличную группу всегда было большой задачей. Поэтому я и делал все сам — писал сценарий, монтировал, расстановку делал сам, в камеру смотрел. Мой товарищ Георгий Шангелая тоже все делал сам, даже оператором был. Но полное исчезновение среднего звена поставило под угрозу саму кинематографическую индустрию. Какой бы хмырь не пришел, они сняли бы за него картину, а сегодня он же усядется в кресло постановщика картины, а снимать-то ее некому...
