О литературном Париже, как и в целом литературной Франции, можно было бы составить не один путеводитель. Париж — столица не только моды, но и литературы. Только в этом городе мог бы «родиться» Гренуй. Париж Виктора Гюго, Оноре де Бальзака, Льва Толстого, Болеслава Пруса, Мишеля Уэльбека. С другой стороны, мы понимаем, что, возможно, перед нами будет пролегать уже совсем другой город, другая Сена, другой мост Мирабо. Париж сегодня — это город графити, заселенный выходцами из Алжира, Ливана, Марокко. И на этом фоне еще сильнее чувствуешь «французскость» — особую энергию постоянной влюбленности, которую излучают «туземные французы».
СФИНКС УАЙЛЬДА
О литературе в Париже лучше всего думается на кладбище. Кладбища — особое место культурного паломничества в Париже.
Одним из литературных культовых мест можно назвать могилу английского модерниста, возмутителя покоя и лондонского денди Оскара Уайльда. Монумент лондонского денди и лондонского заключенного/аутсайдера — это огромная глыба, на вершине которой полусфинкс-полуангел. Около могилы выстраиваются довольно большие очереди, а вся глыба — в помаде. Здесь губной помадой исписаны объяснения в любви и разнообразные сентенции из произведений Оскара Уайльда. Кто-то процитировал: «Искусство заканчивается там, где начинается ум».
Уайльд переехал в Париж в 1897 г. после двухлетнего заключения за «аморальное поведение», и через три года умер на руках у друзей. Снобистский аристократический Лондон так и не принял мятежника. Последние жизненные страницы Уайльда описаны в различных мемуарных воспоминаниях. По-видимому, лучше всех рассказал о смерти Ян Парандовский. Вспоминает он также и о том, что Уайльд сам хотел, чтобы его надгробие было монументальным и эмансипированным он текучести человеческого времени. Вот заключительные страницы из книги «Король жизни»: «Тяжело больной Уайльд лежит в своем номере потрепанной гостиницы. Ему помогают старый английский друг Роберт Росс и романист Реджиналд Тернер. Росс упрекает Уайльда в том, что тот пьет коньяк «Ты же знаешь, что для тебя это яд» — Уайльд отвечает: «А зачем мне жить, Робби?».
Оскар уже не мог оторваться от мыслей о смерти...
— Я уверен — сказал Тернер — что ты был душой этого банкета.
Когда в день Всех Святых Росс вернулся с кладбища Пер-Ляшез, Уайльд спросил, выбрал ли он там место для него, и начал писать себе эпитафию.
— Робби, — улыбнулся он, — мне нужна большая гробница из порфира, чтобы и ты там когда-либо нашел покой. А как зазвучит труба Страшного суда, я перевернусь с бока на бок и шепну тебе на ухо: притворимся, Робби, будто мы не слышим.
Вдруг он помрачнел, стал жаловаться, что оставляет после себя долги, просил Росса заплатить хозяину гостиницы.
— Я умираю, как жил: не по карману...
Не менее интересные рефлексии от первой встречи с культовым «летучим сфинксом» подает в своих «Кладбищенских историях» Борис Акунин. Осмелюсь процитировать самые «пикантные» впечатления российского нарушителя морали: «Еще одно оскопление, акт оскорбленного благонравия был осуществлен над крылатым ангелом (точнее, полуангелом-полусфинксом, потому что у ангела нет половых признаков, а у сфинкса нет крыльев), которым украшена могила Оскара Уайльда, место паломничества гомосексуалистов... Монумент испещрен отпечатками напомаженных губ, у подножия сложены кучи записок, адресованных Уайльду. Через сто лет после смерти Оскара любят куда больше, чем при жизни».
Могила Уайльда — по-видимому, одна из наиболее философичных на парижских кладбищах среди других захоронений «паломников». Сфинкс с крыльями — существо потустороннее, которое познало смысл красоты. Для Уайльда бытие было синонимом понятия «красоты», художник был убежден, что только красота онтологична, человек чувствует время тогда, когда он погружен в красоту. Красота не моральна и не аморальна. И в этом ее опасность, потому что обычно человек («нормальный человек») может существовать только в этих двух категориях. Сегодня философская эстетика Уайльда находит все больше сторонников во всем мире, в частности после новых экранизаций его «Портрета Дориана Грея».
В ПОИСКАХ ВЕЧНОГО ВРЕМЕНИ
На втором месте по культовости можно поставить могилу Джима Моррисона также на кладбище Пер-Ляшез. Эта могила окружена стеной и полицейскими, поэтому оставить след от помады труднее. Третью ступеньку занимает общая могила Сартра и Симоны де Бовуар. Трудно сказать, кому оставляют свои поцелуи выпускницы (и выпускники!) филологических факультетов французских университетов — Сартру или эмансипантке де Бовуар. На могиле девушки лет 16—20 оставляют тайные послания. Мне удалось подглядеть, кому было адресовано одно из них... Таки Сартру...
На Монпарнасе поразило трепетное отношение к могиле «перуанского Шевченко» — поэта Сезара Вальехо. Об этой могиле заботится Посольство Перу во Франции, перуанцы оставляют на могиле отпечатки своих шенгенских виз и слова благодарности мастеру. Буквально передо мной на эту могилу приехала перуанская семья (то ли люди ехали только что с аэродрома на кладбище, то ли перед возвращением в Перу решили заглянуть к своему национальному пророку). Семья положила огромный венок на могилу. Отец рассказывал детям о том, какую выдающуюся роль для формирования перуанской нации сыграл Вальехо. Недалеко от перуанца — могила классика латиноамериканского магического реализма — Хулио Кортасара. На могиле также фломастерами и помадами написаны фразы из его текстов и слова благодарности и любви. В Париже принято писать на литературных могилах. Тексты, написанные авторами, возвращаются к самим авторам даже посмертно. Авторы во Франции не умирают.
ОДИНОЧЕСТВО КЛАССИКИ
На этом фоне анахронизмом кажутся могилы классиков французского классицизма и реализма: Жана-Батиста Мольера (а рядом и Лафонтена), Оноре де Бальзака... Могила последнего вообще нуждается в реконструкции. Посетители проходят мимо этих надгробий, ускоряя ход. Еще более досадное впечатление оставляют могилы литературных «эмигрантов» Черана и Тцари. У последнего могила запущена настолько, что заросла сорняками. Ее не так и просто найти, поскольку надпись на могиле закрывает растительность, которая только будет подтверждать посмертное одиночество этих художников.
Поражает одиночество нескольких выдающихся представителей французской литературы. В первую очередь, Марселя Пруста. Его могила — из черного гранита, на ней нет посланий и следов от помады. Марсель похоронен рядом с родителями и братьями. Как ни странно, но посетители кладбища Пер-Ляшез достаточно неохотно идут на эту могилу. Возможно, таки не все смогли осилить «В поисках потерянного времени» (на украинский язык роман перевел Анатоль Перепадя). Одинокая могила аутсайдера, который убегал от смерти в паузах между периодами в романе. Ни при жизни, ни в смертном покое Марсель Пруст так и не нашел свое время. Не менее одинокой является и могила Г. Аполлинера, на которой, правда, высечен фрагмент из фигурного стихотворения поэта. Кто-то оставил на кладбище отрывок из стихотворения Гийома, а ниже подписал: «Хочу, чтоб эта мечта осуществилась. Люблю!».
