С улицы слышен гул самолета, и Марина замирает: «Вот точно с таким звуком «Град» летит, но короче».
Марина родилась в Киеве, в музыкальной семье. В Германии живет с 1993 года, училась в консерваториях в Вюрцбурге и Берлине, работает скрипачкой радио-симфонического оркестра Берлина. С началом российской военной агрессии против Украины часто в качестве волонтера ездит в прифронтовую зону (см.: Марина Бондас: «Благодаря Майдану я обрела Родину», «День», 13.03.15), является соосновательницей немецкого благотворительного проекта «Сердце для Украины», сотрудничает с немецкой общественной организацией Ukraine-Hilfe Berlin e. V. Имеет награду Президента Украины — юбилейную медаль «25 лет независимости Украины».
Мы разговариваем с Мариной на кухне в ее берлинской квартире о ее последней поездке в Авдеевку.
ЦЕЛЬ
— Я ехала с мирной, культурной миссией — давала концерты, занималась музыкальной реабилитацией, для детей — музыкальные игры, общение. Сейчас хотим расширять проект — приобщать художников, — например, израильско-немецкий художник Алан Майер будет делать художественный воркшоп с детьми. Есть на месте очень хорошие люди с передовыми идеями, их нужно просто поддержать. Дело даже не в финансовой помощи, а в моральной, чтобы у них элементарно были силы что-то делать. В Авдеевке я уже бывала трижды, и стреляют там всегда. Но такого еще не видела. Местные люди вспоминают подобное разве что в 2015 году.
ИЗ-ЗА СПИН
— Начиналось с осветительных ракет. С балкона смотришь — звука еще нет, но с той стороны взлетают эти сигналы, и понимаешь, что сейчас начнется, а потом шум выпущенных мин — и непонятно, что и откуда летит, полная дезориентация. Бежать было некуда, так как с подвалом в том доме не сложилось. Пронесет, не пронесет? Спать хотелось, но укладываешься и думаешь: стоит ли? Расслабилась, потому что дежурные-добровольцы есть, можно хоть глаза закрыть. А потом проснулась в 5 утра со странным ощущением, будто что-то не так. Тишина. Причем полная.
Хуже всего в такой ситуации — не знаешь, закончится или нет. Мы приехали в воскресенье 29 января, еще думали: постреляют — и пройдет, а оно не прекращается и не прекращается. Они же с той стороны начинают, наши не выдерживают и отвечают, оно нарастает и доходит до артиллерийской истерики, уже все лупят со всех пушек, минут 15—20 длится канонада. Потом пауза, и ты думаешь, что все, хватит, а оно начинается опять. Был день, когда Жебривский объявил о договоренностях относительно режима тишины с 12.00, чтобы провести эвакуацию. Но и в 12.00 с той стороны стреляли по городу, будто не было ничего. Сначала еще по позициям, а потом было видно, что это либо просто неточно, либо умышленно стреляют по мирному населению, потому что когда мы ездили после обстрелов, то видели разрушенные кварталы, которые в добром километре от военных позиций, — то есть целиться в военных и ошибиться — невозможно. В шахматном порядке — попадают в дома. Стоит пятиэтажка посреди частного сектора старой Авдеевки, между третьим и четвертым этажами — огромная дыра, в кухню заглядывать можно. Подъезжаем — везде снег белый, а там снег розовый. Оказывается, там кирпич покрошился.
Стоим вечером во дворике, курим, слышим гул — «Грады», наверное. Заходим в дом, как раз появляется сеть, и одному из местных ребят, у которых мы жили, дозвонилась мама из Донецка — плачет, говорит: «Прячьтесь, «Грады» от нас стреляют». Такие разговоры там стали уже привычными. Авдеевка — это же фактически предместье Донецка, у них связь постоянная, туда-сюда все время ездят. Так вот тогда оттуда стреляли из города, из жилых кварталов, стояли фактически за спинами женщин и детей. Нет, с ними договориться вообще невозможно.
НЕВЕРОЯТНОЕ
— И МНС, и власть города, возможно, впервые действовали достаточно компетентно и согласованно, чувствовалось беспокойство о населении, не допустили паники (журналисты, кстати, в этом смысле тоже здорово поработали). Подготовились хорошо. В магазины завезли продукты. А с гуманитаркой был даже перебор, так что перенаправляли в другие места. И с лекарствами ситуация намного лучше, чем три года назад. На срочную помощь, на операции все есть.
ПРИВЫЧКА
— Ты слышишь выстрелы, взрывы и при этом видишь людей на улице, как будто ничего такого не происходит. Авдеевка не совпадает с представлениями о зоне войны. Много детей на улицах, кто-то с авоськами прошел, кто-то на санках катается.
Людям некуда ехать. Куда? Ты уехал — и у тебя жизнь остановилась. Игнорируют войну, насколько возможно, но всегда настороже — одним ухом в сторону «промки». Что бы ты ни делал, где бы ни был — какая-то часть тебя всегда работает на то, чтобы отпрыгнуть, упасть, спрятаться. И это трудно, изнурительно, особенно для детей. Именно поэтому нужна моральная поддержка.
НАСТРОЕНИЯ
— Политически активных и в ту, и в ту сторону — меньшинство. Ощутимое большинство живет по принципу «Свадьбы в Малиновке»: главное — вовремя шапку поменять. Чтобы живыми остаться и что-то на столе иметь. Среди тех, кого считают сепаратистами — тоже разные люди, часть работает за деньги разведчиками, корректировщиками, кто-то и за идею. Есть семьи, где сыновья, мужья воюют по разные стороны фронта. Некоторые семьи так разбиваются. Но и в Донецке есть люди, которые на свой страх и риск работают на Украину или имеют проукраинские взгляды, но не могут выехать. Поэтому когда говорят, что нужно отгородиться и бросить — это неправильно. Там все немного «шифруются», потому что того, что может прилететь с той стороны, боишься меньше, чем того, что с тобой может случиться на улице. Дети вслух в школах Гимн не поют и с флагом не ходят — но не из-за нехватки патриотизма, а потому, что обстоятельства не способствуют. Ведь это город с фактически свободным оборотом оружия. Есть полиция, но вот отведут в лесок, и тебя потом никто не найдет, потому что там растяжки, и любую потерю можно списать на войну. Еще и потому туда нужно ездить, поддерживать людей, помогать им поднять голову. Тем более, кто-то меняет свою позицию. Да, страшно, и ТВ только ДНР-ровское и российское, но рано или поздно некоторые начинают понимать правду, примеры прозрений есть. Больше скажу: когда из Донецка российская армия уйдет, будет то же самое, что на других деоккупированных территориях — фанатики сбегут, кто-то выпросит прощение, а мирное население перекрасится, как это произошло в Краматорске и Славянске. Все же все знают. Мне знакомый, когда по Краматорску ехали, говорил: «Вот обрати внимание — чем больше Флаг Украины на машине — тем большим сепаром тот человек был». Они там даже на украинский могут перейти. Камень за пазухой держат, но не вытянут его, потому что тоже хотят жить, и жить хорошо.
АВДЕЕВКА, ФЕВРАЛЬ 2017 г. / ФОТО РЕЙТЕР
СТРАХ
— Авдеевка никогда не была культурным центром. Небольшой город, дом—работа, а когда ты еще и сидишь дома под обстрелами и без дела... Поэтому мы вечера старались проводить очень романтично, со свечами, с чаем, с музыкой — я играла, детки играли, за окном бабахает, а мы не обращаем внимания. Это очень помогает. Ведь ты когда там находишься — ты как будто в невесомости — не знаешь, где тебе будет безопасно, непонятно, куда обежать, чтобы не достало. И это за пределами страшного. Это ощущение не сравнить ни с чем. Мне еще долго это переваривать. А на тот момент было какое-то повиновение судьбе — будет что будет.
СУДЬБА
— Когда ты пакуешь чемоданы, то мысли о своей гибели отгоняешь, потому что тебя ждут, и ты хочешь ехать. Потом это все равно проходит. Пытаюсь не поддаваться. Мы были на «передке», и офицер, который нас сопровождал, сказал: «Вот справа Северский Донец, а за ним уже край земли». Понимаю, что мы сейчас расположены в досягаемости прицела снайпера. Бояться, нет? Но если боишься — то не нужно туда ехать, а если поехала, то бояться уже поздно. Конечно, бдительность терять нельзя. Но если сильно поддаваться страху, то у тебя начнется паника, а паника ни к чему не приводит. Кроме того, жизнь коротка, так что время нужно использовать по полной. Я верю в судьбу. Если суждено — то мне с такой же вероятностью упадет на голову кирпич в Берлине. Я вот езжу в зону АТО, а здесь теракт произошел близ моего дома в Берлине. Так что сильно не проникаюсь такими вещами. Случится то, что случится. И если случится — по крайней мере, я успею сделать хотя бы что-то полезное.
ПОЛОМКА
— Война на всех влияет по-разному. Но прежде всего она что-то ломает в голове. Оттуда уже не возвращаешься. И потом многие вещи не можешь объяснить. Ты приезжаешь, у тебя спрашивают: «Ну как?» — и ты понимаешь, что это словами не передать. Отсюда, кстати, начинаются проблемы у демобилизованных. Кто-то начинает пить или принимать наркотики, потому что то, что они видели и делали, даже представить себе невозможно. Поэтому я езжу туда — чтобы помочь хотя бы канализировать отрицательную энергию. Это не психологическая помощь, но мне нужно людей подготовить, потому что они геройствуют, и немногие идут к психологам. Их сначала нужно открыть, чтобы они приняли помощь. Особенно хорошо это получается с арт-реабилитацией. Рисуют, лепят, заняты руки, голова, выпускают то, что не могут сказать.
ДРУЖБА
— Авдеевка, АТО — черно-белое место. Там очень быстро проверяешь человека. Потому что от тебя зависит жизнь тех, кто рядом. «Я тебе доверяю свою жизнь» — не патетика, это обычная вещь. Это очень объединяет, это совсем другой уровень дружбы.
Я лично переживаю за ребят, у которых мы жили. За детей, которые были в нашем лагере прошлым летом. И за всех пацанов на передовой.
РАССВЕТ
— Здесь дело не в решительности — а в том, что я буду делать, если не поеду? Как я буду спать? Я обещала, меня там ждут. И то, что мы делаем — важно. Когда возвращаюсь в Берлин — отдыхаю, занимаюсь делами, а потом начинаю ужасно скучать по людям, по атмосфере, какой бы она ни была. Говорю же ведь — с войны не возвращаются.
Видимо, я стала в чем-то более мудрой. Иначе начала смотреть на гражданскую жизнь. Сначала были моменты, когда все бесило, особенно какие-то пустяковые проблемы у людей. Сейчас я не раздражаюсь — мне просто смешно. То, из-за чего ты нервничаешь в быту — ты видишь, настолько это все фигня и насколько жизнь прекрасна. Главное — пережить ночь.
