«Оскара» он получил за «Иду» — картину об избывании польской вины перед евреями, речь там идет о послевоенной Польше и чудовищных тайнах Холокоста. Фильм, помнится, произвел оглушительное впечатление: и не только своим мастерством, мощной драматургией, трагизмом, но и ...стильностью. Ибо Павликовский снимает на черно-белую пленку, как будто отдавая дань великому прошлому кинематографа (даже Феллини сетовал, что цвет убивает тайну изображения и приступал к цветному кино весьма осторожно).
«Холодная война», тоже черно-белая, упоительно контрастная, высококультурная, словно шедевры шестидесятых, посвящена родителям режиссера, чей роман тоже случился в послевоенной Польше. Где всюду шныряли сотрудники КГБ: правда, в интернате для талантливой польской молодежи, где дирижер Виктор встретился с умницей-красавицей Зулой, советское влияние чувствовалось лишь косвенно. Роман между Виктором и Зулой продлится более пятнадцати лет, хотя они все время то расстаются, то вновь встречаются: в общем, мы имеем дело с любовной мелодрамой на фоне тоталитаризма.
Многое, показанное на Каннском фестивале, к сожалению, происходит на фоне тоталитаризма: «империя зла», в кавычках и без, то бишь Россия, незримо присутствует, и в польской картине, где герои все время ходят по краю, и в российской (я имею в виду «Лето», чей автор, Кирилл Серебренников, до сих пор находится под домашним арестом) и, разумеется, в «Донбассе» Сергея Лозницы.
Когда-то философ Борис Гройс придумал выражение, ставшее мемом: «Россия как подсознание Запада». Ведь, как известно, именно в нашем подсознании притаились бесы (новый фильм Ларса фон Триера о маньяке, показанный вчера, к ужасу зрителей, продемонстрировал этих бесов столь наглядно, что просто оторопь берет).
В некоторых фильмах Каннского фестиваля, которые я перечислила — даже в милой комедии «Женщина на войне» это «подсозание» по имени Россия не дает существовать «сознанию». Такое мировое зло, проникающее повсюду и принимающее разнообразные обличья: то быдла, измывавшегося над человеком, привязанном к столбу, в «Донбассе», то гэбешников, следящих за парой влюбленных в «Холодной войне», то в судьбе девочки Ники из Донбасса, чьи родители убиты и ее усыновляет исландка, то в трагическом парафразе к премьере картины «Лето» с этим пустующим креслом автора фильма на пресс-конференции...
И еще более трагический парафраз, фон — то, что Олег Сенцов сегодня объявил голодовку...
Словно дурной сон, бесконечный, томительный, страшно надоевший — одно и то же, одно и то же...
Ничего не меняется: несмотря на наши либеральные заблуждения во время перестройки.
Кинофестивали, особенно такие крупные, как Каннский (собственно, он самый крупный в мире), как раз и являются сейсмографами состояния мира: выбирая самое лучшее, актуальное, то, что на острие, Канны, как правило, ставят диагноз нашей планете, погрязшей в пороках.
И хотя нынешний фестиваль далеко не самый сильный, по сравнению с прошлыми, он, как уже было сказано, тоже отражает реальность — и порой с точностью блестящего диагноста.
И хотя мне не слишком по душе (скажем так) фильм Триера, где автор дошел уже «до ручки» со своим фирменным цинизмом, я бы включила фильм в конкурс, как репрезентативный, важный не только в персональной биографии Триера, но и для состояния нынешних умов.
То же самое касается «Донбасса», это настолько сильная картина, что вполне могла бы претендовать на золото Канн.
Положим, программа «Особый взгляд» тоже вполне почетна и может конкурировать с основным конкурсом, но все же конкурс есть конкурс.
Тем более в этом году там было много проходных фильмов.
И еще, вдогонку: как ни странно, Лозница и Триер пересекаются: хотя один рассказывает частную историю полоумного маньяка, другой — историю войны, развязанной, впрочем, точно такими же маньяками.
