Для своего юбилея Полина Лазовая избрала спектакль «Лев и Львица», премьера которой недавно состоялась на франковской сцене. Обновленную версию пьесы Ирэны Коваль поставил режиссер Станислав Моисеев. Со времен Молодого театра это сценическое произведение не просто изменилось — зрители смогли «прочитать» совсем другую историю жизни русского классика Льва Николаевича Толстого и его жены Софьи Андреевны. Главную роль в спектакле сыграла Полина Лазовая — талантливая актриса, которая дала своей героине новую сценическую жизнь. За время работы в театре она создала целую палитру самобытных характеров, которые надолго остаются в памяти зрителей. А еще, Полина Васильевна — привлекательная женщина и интересная собеседница.
ЖЕНСКИЙ ВОПРОС
— Недавно состоялась премьера спектакля Станислава Моисеева «Лев и Львица» на сцене Театра им. И. Франко. Этот спектакль оказался не копией постановки в Молодом театре, которая тоже имела успех, а совсем новой интерпретацией истории жизни Льва Толстого и его жены. И состоялось это, в первую очередь, благодаря изменению характера Софьи Андреевны. Расскажите, какие события в вашей личной и творческой жизни спровоцировали эти изменения?
— Разумеется, за шесть лет произошло много изменений. Сыграно, осмыслено много ролей, которые тоже оставляют в душе и сознании свой отпечаток. Иногда у меня возникало ощущение того, что играю ряд «не тех» ролей. Хотя, на первый взгляд, и работа как будто приличная, но возник ряд обстоятельств, которые влияли на качество. Нередко моя личная и профессиональная ответственность вступала в определенный конфликт с творческими желаниями режиссера — приходилось и отказываться от некоторых ролей. Знаете, когда на сцене предлагается грубость и пошлость, которая унижает и меня, и, в первую очередь, театр, — лучше, как говорится, пересидеть, чем порочить свое профессиональное достоинство. Кроме того, я начала понимать, что в искусстве происходит что-то такое, чему я не имею право подыгрывать. Даже дети иногда говорили, что с некоторыми ролями мне следует распрощаться. Я привыкла им верить, потому что сама воспитала у них неплохой вкус. Кроме того, когда приходится делать какую- то творческую паузу, возникает возможность более подробно все осмыслить... Конечно, происходили события и в личной жизни, которые вынуждали меняться меня и героинь, которых я играла. То есть здесь уместно говорить о целом симбиозе причин того, что вместе со мной изменилась и моя Софья Андреевна. Если в начале она была более агрессивной, имела более выраженное, нападающее начало, то сегодня Софья — лояльная, мудрая женщина, для которой семья всегда была на первом месте. Я стремилась показать широкую эмоциональную палитру характера героини.
— Кажется, что с таким изменением образа Софьи Андреевны зритель стал к ней более благосклонен, так сказать, перешел на «женскую сторону»...
— Часто актер в большей степени является адвокатом своей роли, оправдывая естественные и неестественные поступки своего героя. Он пытается мотивировать, оправдывать. И это тоже естественно. Хоть я и пытаюсь быть иногда адвокатом, а иногда и прокурором создаваемых характеров, но мне очень сложно осуждать Софью, невзирая на то, что их отношения с мужем неоднозначны. С одной стороны, гению можно все простить, а с другой — быть его женой — большая ответственность. И нельзя не согласиться с героиней, когда она укоряет мужа за то, что вместе с его тяготением к народу и помощи простым людям, он ни разу не поддержал самых родных — жену и детей. Софья Андреевна обвиняет Толстого в том, что он «показушник». Зритель понимает ее боль и, конечно, сочувствует...
— Играя такие роли, как Ведьма, Ворон, Маргарита, вас не пугает их мистичность, причастность к другому, ирреальному миру?
— Перед тем как мне пришлось играть эти роли, я начиталась разнообразной литературы о ведьмах. Так вот, во многих источниках говорится о том, что ведьма — это привлекательная женщина, которая ведает... Она ближе не к инфернальному существу, а к человеку. Это такое себе «исчадье ада в ангельском обличии». Она всегда соблазнительна и в этом отношении имеет свою миссию. Очень часто ведьма — это обиженная женщина, которая, чтобы заполнить свою духовную пустоту, обращается не к Богу, а к дьяволу. Например, Маргарита влюблена не только в мужчину, но и в его талант. Это сильная женщина с большими возможностями, которая вытолкнула своего Мастера из подвальчика, чтобы о его таланте узнал мир. И, потеряв его, от отчаяния Маргарита готова заложить душу даже дьяволу, чтобы вернуть свою любовь. Я играла эту роль более двух десятилетий: разумеется, за это время экспериментировала, делала ее другой. Ведь все жизненные коллизии, которые произошли за это время, оказали влияние и на осмыслении ролей. Было даже время, когда моя Маргарита с самого начала была ведьмой, которая ищет свою жертву. Была она и просто влюбленной женщиной, которая способна к большому самопожертвованию во имя любви. И о такой любви мечтает каждый человек. Вообще, это достаточно сложный, неоднозначный, скорее, обобщенный образ... Так, Ведьма в спектакле «Брат Чичиков» у меня тоже, в первую очередь, человек, а не инфернальное существо. Она — красивая и обольстительная. Кстати, после таких ролей тянулся целый шлейф предложений сыграть ведьм (в первую очередь, в кинематографе). Но я вовремя остановилась...
— А в общем, имеет ли место в актерской работе определенная мистификация? Не программируют ли те или иные роли вашу жизнь?
— Все созданные мной образы остаются во мне, заставляют возвращаться к ним в мыслях, в определенной мере вмешиваются в жизнь, корректируют ее. Странно, но они не исчезают в никуда, а живут в параллельном мире, время от времени о себе напоминая. Кроме того, мы, актеры, любим персонажи, которые создаем, словно детей. Но программировать свою жизнь им нельзя позволять.
— Сложно ли было работать в спектакле «Соломия» Александра Билозуба, играя легендарную Соломию Крушельницкую? Не пытались ли во время творческого процесса проводить определенные параллели со своей жизнью, ведь все знают, что вы очень хорошо поете?
— Работать над этой ролью было довольно сложно. Соломия — реальная женщина, оперная примадонна, мировая знаменитость. Поэтому я воспринимала работу над этой ролью как особенную ответственность. Даже возникали вопросы: имею ли я на нее право, и, если верить в то, что души живут, не будет ли душа Соломии вообще против этого спектакля? Я даже ходила в церковь, мысленно разговаривала с ней, надеясь на то, что она подаст знак, если ей не нравится то, что мы делаем. И, кстати, со мной случались всяческие неприятности: была травма спины на репетиции, перед общим просмотром представления — внезапно повысилось давление, задержался просмотр. Врачи привели меня в норму, и предпремьерный показ все же состоялся. И все это я воспринимала как знаки с неба. Даже на показе не обошлось без «приключений»: я разрезала магнитофонной пленкой руку в самом начале представления и окровавила всю сцену. Однако Александр Билозуб, исходя из творческого опыта, воспринял это как хороший знак. И, слава Богу, все у нас получилось. Хочу отметить, что Билозуб — режиссер очень деликатный, тонкий, с утонченным вкусом... Он сам написал инсценизации и, зная, что спеть так, как Крушельницкая, невозможно, акцент был сделан на пластическое решение спектакля. Кстати, Соломия — образ обобщенный. Это образ женщины в искусстве, актрисы, которую поглощает профессия полностью, но это все имеет и обратную сторону. И можем ли мы уверенно сказать, что она была таким ангелом, как ее часто описывают? Ведь мир театра — сложный и подчас жестокий. Мне как актрисе очень повезло, что могу реализоваться на сцене. А сколько за свою профессиональную жизнь я видела разрушенных судеб, загубленных жизней, страшных трагедий вместе с блеском сцены. И зритель восхищается не нами — он любит героев, которых мы создаем, хотя они и живут в нашей душе и сознании. А в нашей личной жизни может быть много проблем и неприятностей. Поэтому я не пытаюсь отождествлять себя с Соломией, но как актриса хорошо ее понимаю благодаря богатому творческому и личному опыту.
«СЛУШАЮ... ПРИРОДУ»
— Есть ли роли, о которых мечтаете сегодня?
— Хочется играть не масштабные, пафосные роли, а, например, Аркадину из «Чайки» Чехова, Кручинину («Без вины виноватые» Островского), в характере которых есть талант и женская ирония, профессиональный опыт и человеческий цинизм. Это те роли, которые играют тогда, когда уже сыграно очень много.
— Известно, что вы пишете стихи. Что вас, прежде всего, вдохновляет?
— Вдохновить может что угодно: события в театре, в личной жизни. Часто складывается так, что толчком для написания являются трагические моменты. Например, большим потрясением для меня была смерть Виктора Цимбалиста. Это был человек чистый, добрый, который никому в жизни не сделал никакого зла. Вообще, часто почему-то стихи связаны со смертями... Стимулом, разумеется, могут быть события в жизни детей, родителей. Например, в свое время на поэтические строки меня вдохновило 39-летие супружеской жизни родителей...
— Как вам удается всегда хорошо выглядеть?
— Могу честно признаться, что ничего специфического не делаю и даже порой укоряю себе за это: мол, можно было хотя бы подручными средствами воспользоваться. Иногда хожу в бассейн. А в общем, гуляю, слушаю... природу. Это очень помогает. А что касается модных, рекламированных, дорогих марок косметики, то отношусь к ним довольно спокойно. Больно иногда наблюдать, как много внимания молодежь уделяет внешности и так мало — внутренней сущности. Считаю, что за наполнением души лучше обращаться к Богу и лучшим образцам искусства.
