Ныне на большом экране демонстрируют картины о войне, снятые в основном усилиями российских кинематографистов. После просмотров «Шпиона», «Матча», «Белого тигра и « 4 дней в мае» у многих зрителей возникают вопросы: победу над кем и над чем мы празднуем, и для чего сегодня снимают кино о войне? Внести ясность в вопросы, связанные со Второй мировой войной, в свое время попытались организаторы Московского кинофестиваля, которые приурочил к 65-летию Победы специальную программу картин о войне, снятых кинематографистами разных стран. Зрителю, выросшему в условиях жесткой партийной цензуры, интересно было узнать, какой видится война не только советским людям, но и немцам, французам, американцам... К сожалению, замечательную идею представлять исторические события с разных точек зрения не подхватили ни кинотеатры, ни телевидение, показывающие преимущественно «патриотические» фильмы. Впрочем, в этом году было небольшое исключение.
РАЗВЕДЧИК ИЛИ ШПИОН?
В картине Андрея Андрианова «Шпион» два супермена современного российского кинематографа Федор Бондарчук и Данила Козловский разыгрывают вымышленную популярным писателем Борисом Акуниным историю борьбы агентов Лубянки с германской разведкой. Шпионские страсти, развернувшиеся в Москве в самом преддверии войны, приправлены любовной драмой: молодой чекист полюбил девушку, чью мать сгноили в застенках НКВД. Нам остается лишь гадать, зачем режиссер превратил сюжет, содержащий в себе возможность для развертывания психологической драмы, в триллер, снятый в лубочном стиле. И предвоенная Москва, и Сталин со своим окружением представлены столь неестественно, что вся история воспринимается как анекдот о том, почему военная большевистская машина (СССР) оказалась неготовой к войне с Германией. Разделяя людей на «чистых» и «нечистых», создатели этой киносказки о борьбе добра и зла к последним зачисляют не только Сталина и Берию с командой плохих парней с Лубянки, но и предателей-хохлов! Засланным с немецкой территории связным-радистом оказывается именно наш земляк, служащий Вермахту, а не доблестной Красной армии...
БОЛЬШЕ, ЧЕМ ФУТБОЛ
Еще дальше в обличении украинцев, сделавших выбор в пользу национал-социалистического Берлина, а не коммунистической Москвы, пошел режиссер «Матча» Андрей Малюков. Об этой кремлевский киноверсии истории Второй мировой войны уже сказано в СМИ достаточно много мнений («День» № 78-79, 11 мая с. г.). Напомним лишь, что полуправда никогда не станет правдой, а значит, останется вводящей людей в заблуждение ложью. Ибо, чтобы говорить правду, нужно по меньшей мере относиться к миру и к людям непредвзято. Не менее важным условием поиска правды, истины является горячее желание послужить прежде всего им, а не носителям каких-либо идеологий. Конечно же, среди украинцев, которые встретили гитлеровцев хлебом-солью, были и отъявленные подонки, убивающие не только москалей и евреев, но и сводящие счеты даже со своими единокровными земляками (но разве только украинцы проявляли во время войны жестокость к тем, кого считали своими врагами?). Однако это далеко не вся правда об Украине и нашем народе. Если бы режиссер хотел ее рассказать, он должен был бы показать, чем обернулись для миллионов невинных людей десятилетия большевистского владычества. А также вспомнить о тех украинских патриотах, которые воевали на оба фронта. Тогда было бы понятно, почему многие жители Украины встречали немецкие войска как освободителей. Не все сразу поняли, что национал-социализм ничем не лучше социализма пролетарского. Впрочем, миллионы обманутых по всему миру очарованы этими и другими формами диктатуры до сих пор. Что и неудивительно — уроки спекулятивной истории ничему хорошему никого научить не могут. Историю, чтобы она чему-то учила, нужно, во-первых, уважать, а во-вторых — лично переживать.
Примерив на себя боль, страдания оказавшихся между двух огней людей, которые хотели жить в своем государстве по своим законам, взыскующий к правде режиссер создал бы по мотивам романа Акунина, по меньшей мере, драму, а не идеологическую клюкву, как это сделал Малюков. А возможно, возвысился бы и до трагедии о нелегкой участи человека, обреченного на постоянный выбор, на непрерывный поиск света, поиск правды и добра среди тьмы, лжи и зла. Коллизии «Матча» вполне могли бы стать сокровенным рассказом о том, чем оборачивается для нас свобода, предполагающая ежеминутный выбор, а значит, и ответственность. Но снять фильм о стремлении человека к свободе, о том, через какие тернии нужно пройти, чтобы увидеть свет Истины, может только свободный человек. Свободный не только в экономическом и политико-идеологическом, но и в метафизическом измерении.
ГДЕ КОНЧАЕТСЯ ПСИХИЧЕСКАЯ НОРМА И НАЧИНАЕТСЯ ПАТОЛОГИЯ?
Подняться над примитивными идеологическими клише в метафизические выси попытался Карен Шахназаров, который в своем «Белом тигре» продолжает начатое в «Палате № 6» исследование природы человеческого сознания. Пытаясь раздвинуть границы понимания того, где кончается психическая норма и начинается патология, режиссер на этот раз сделал героем своей картины танкиста-механика, который, обгорев в танке, забыл свое имя и происхождение, зато обрел способность воспринимать иную реальность. Сражаясь с неведомо откуда появляющимся и так же таинственно исчезающим немецким танком, Найденов молится танковому богу. Благодаря мистической связи с обитающим на облаках существом в золотом шлеме советский танкист слышит голоса танков, предупреждающих свои экипажи о направляющихся в них снарядах. В финале картины неожиданно появляется Гитлер, который после поражения Германии объясняет, что он лишь пытался исполнить то, о чем мечтала вся Европа: избавиться от евреев и устранить угрозу с Востока, исходящую от большевистского монстра.
Из всей этой парапсихологической невнятицы, в которую из-за многочисленных недомолвок превращается «Белый тигр», все же можно извлечь определенный смысл. Во-первых, авторы картины напоминают нам о том, что существуют некие небесные силы и разумнее обращаться к ним, а не к смертным земным богам. Во-вторых, возможно, сам того до конца не подозревая, сценарист и режиссер намекнули на причины всякой вражды, часто оборачивающейся войной: «белый тигр» — это торжество немецкого духа», — объясняет советским офицерам пленный немецкий офицер. Однако дух, по определению, лишен каких-либо национальных или конфессиональных характеристик. С того, что его, как и истину, пытаются монополизировать, противопоставив другим, и начинается вражда. Однако эта мысль ускользает от самих авторов фильма. Они, не совсем отдавая себе отчета в том, что льют воду на мельницу раздора — а значит, и войны, — устами механика-экстрасенса объясняют, что танковый бог передвигается по небу в золотом Т-34, то есть в танке советского производства. Очень хочется узнать, в какой танк их бог садился в 1956-м и 1968 годах, когда гусеницы советской бронетехники корежили улицы Будапешта и Праги? И почему получается так, что вроде антивоенные по своему пафосу фильмы вселяют в людей вражду, которая рано или поздно приведет к новым войнам?
«СВОЙ» И «ЧУЖОЙ»
Провести неизбежную в мире двойственности — результат вкушения от древа Добра и Зла — демаркационную линию между различными силами, постоянно сражающимися и во внешнем мире, и внутри самого человека, пытаются авторы фильма «4 дня в мае» (совместное производство Германии, Украины и России). Немецкий режиссер Ахим фон Боррис вместе с продюсером и исполнителем главной роли капитана советской разведки Алексеем Гуськовым поведали историю (есть свидетельства в пользу ее реальности) о последних днях войны... Создателям ленты хватило мужества преодолеть идеологические штампы, подобно шорам, мешающие нам расширить горизонты видимого мира, которые не позволяют нам зреть в корень проблемы. Заключив свое послание миру в следующую фразу: «Иногда граница проходит не между «своими» и «чужими», а между добром и злом», — авторы «4 дней в мае» заставляют пересмотреть само понятие «своих» и «чужих». Из фильма следует, что разделяющая людей граница проходит не по национальным, партийным или прочим внешним признакам, что извечные человеческие понятия чести, сострадания, жертвенности, приверженности правде, верности своему предназначению куда как важнее для обретения человечности, нежели конъюнктурные соображения какой-либо идеологии (за эту мысль фильм сняли с российского телеэфира). Ибо извечное, простите за каламбур, укоренено в вечности, то есть неизменно. А значит, оно ставит нашу жизнь на прочную платформу. В то время как зависимость от идеологической конъюнктуры, какими бы интересами — религии, нации, класса, партии или страны — она ни прикрывалась, делает нашу жизнь зыбкой, ненадежной и уязвимой...
Прискорбно, что кинематограф нашего северного соседа целенаправленно погружает зрителя в иллюзию, опьяняет его идеей собственной исключительности и непогрешимости вместо того, чтобы отрезвлять и просветлять.
