Есть в этом фильме одна особенность, которая с течением времени становится все очевиднее. Картина — порочна до самой глубины. Это не просто гангстерский боевик, но современный эпос, пронизанный философией порока и обаянием злодейства. Практически все его герои, мягко говоря, не в ладах с законом, но живут при том легко, увлекательно, как истинные романтики. Впрочем, Тарантино согрешил не по части героев, самих по себе не таких уж и новых. Главнейший порок — в том, что «Чтиво», этот стопроцентно американский фильм, сделан целиком по-европейски — во всем, начиная от композиции, кончая пресловутым цинизмом персонажей. Этим-то он и поставил в свое время в тупик Американскую киноакадемию: откупились второстепенным «Оскаром», в то время как Канн восторженно озолотил выскочку из Лос-Анджелеса «Пальмовой ветвью». Кстати, обиженный Никита Михалков еще год после этого твердил об антирусском заговоре кинокритики. Увы, совсем иные силы вступили на мировую арену.
Уже притчей во языцах стало извечное культурное противостояние Голливуда и Европы. Там — коммерция, здесь — искусство, там — кровопийцы-продюсеры, здесь — вольные художники, там — «Терминаторы», «Чужие» и прочие кошмары на улице Вязов, здесь — умные, утонченные Феллини, Пазолини, Трюффо и т. д. Чтобы покорить Америку, режиссеру (актеру) необходимо было просто самоуничтожиться как европейцу, переехать на другой берег Атлантики, раствориться в англоязычной среде и творить сообразно с конъюнктурой. Порочность момента и состоит в том, что ныне этот непреодолимый, казалось бы, барьер, неожиданно стал рушиться: начатое Тарантино приобрело характер инфекции. Первой и пока единственной на вызов времени ответила другая крупнейшая кинодержава мира — французская. Ответ Америке серьезен и ныне является любимым зрелищем всех владельцев видеомагнитофонов. Название его коротко, как щелчок затвора: «Доберман».
По всем признакам это лихой полицейско-гангстерский боевик. Однако и гангстеры, и правоохранители тут весьма странные. Началу действия предшествует красноречивый мультфильм, сделанный в подчеркнуто компьютерном стиле: некий виртуальный громила с песьей головой вытворяет в кадре отвратительные безобразия, сразу давая понять зрителю, что дальше будет еще хуже. Весь фильм удачливые бандиты грабят банки и бесстрашно воюют с полицией. Конфликт построен по принципу вражды плохого с еще худшим. Атаман всей шайки по кличке Доберман противостоит полицейскому Кристини. Роль первого исполняет Винсент Кассель, прославившийся в недавнем политическом фильме с красноречивым названием «Ненависть», а играющий полицейского Чеки Карио известен нашим зрителям по роли шефа спецслужб в боевике «Никита». Конечно, с таким дуэтом любой фильм может быть интересен. Однако экстраординарность «Добермана» не только в крутом сюжете, обилии стрельбы и спецэффектов (последние, кстати, сделаны на вполне голливудском уровне, но внутренними французскими силами), а в вызывающей аморальности всех и вся. Уж насколько жестоки и коварны ребята во главе с Доберманом, но по сравнению с полицейским Кристини они — сущие дети. Ибо сей слуга закона — настоящее чудовище: психопат, наркоман, извращенец и садист, от него самого надо охранять мирных граждан. И постепенно, сквозь все неожиданные повороты и головокружительные перипетии, вырисовывается истинная мораль фильма. Ведь все злодеи здесь — подчеркнуто «тарантиноидные», они живут в выдуманном, киношно-виртуальном мире и действуют, как положено героям приключенческой ленты; они делают то, что делают, поскольку некий Режиссер так велит, и льют кетчуп, выдавая его за кровь. В то же время подонок-полицейский до боли реален. Здесь-то и таится горечь режиссера фильма Яна Кунена: в то время как кинематографическое зло подчеркнуто условно и картинно, от зла реального не может защитить даже закон.
Но масштаб разочарования гораздо шире, ибо полицейский в «Добермане» настолько же плох, насколько хороши его заокеанские коллеги розлива студии «Коламбия Пикчерз». Все революции криминальны, и главный криминал в современном кино ныне заключается в том, что с успехом «обамериканиться» можно нынче и оставаясь у себя дома. Ведь и тарантиновское «Чтиво» делалось не в Голливуде, а на независимой студии «Мирамакс». В свою очередь и «Доберман» — одно из проявлений этого странного процесса сращивания старейшей киношколы мира с самой богатой киношколой. Никого уже не удивляет, что целиком и полностью французский художник Люк Бессон снимает в Америке с оглушительным успехом киносказку «Пятый элемент» — и французом при этом остается; что творец зловеще авангардных картин «Деликатесы» и «Город потерянных детей» Жан-Пьер Жене ни с того ни с сего снимает четвертую серию ужастика «Чужие» — и при этом принадлежность режиссера к Старому Свету не оспаривается. Тем не менее, интересно, что при несомненном коммерческом успехе этих блокбастеров есть в них нечто, роднящее их с совершенно непохожими на них «Чтивом» и «Доберманом». Это — чисто европейское неверие в человеческую природу при стопроцентной американизированности сюжета. «Пятый элемент» временами очень сильно походит на насмешку и над самим собою, и над всеми фантастическими фильмами вообще, а после просмотра «Чужих-4» остается ощущение, что самые отвратительные существа во Вселенной не пресловутые сернокислотные монстры, а мы с вами, дорогие зрители и читатели, хомо сапиенсы.
Наверное слишком дерзко, опираясь на эти четыре, пусть и очень заметные, картины последних лет, серьезно говорить о неких тенденциях, некоем новом революционном беспределе на мировых экранах. Однако выводы подтверждаются многочисленными, хотя и менее яркими примерами. Странное сближение двух, в общем, антагонистичных континентов на фундаменте цинизма продолжается. Что ж — люди искусства ощущают ароматы еще не родившихся цветов, и если это цветы зла, то виноваты ли художники в этом? Вечное разочарование Европы, постоянный оптимизм Америки — всего лишь схемы, пусть и хорошо отлаженные, но весьма далекие от любых реалий, как жизни, так и культуры. Иногда со смехом, иногда с плачем, а чаще с едкой ухмылкой род людской движется сквозь все пространства — и вымышленные, и настоящие. Много звезд указывают путь в этой беспримерной авантюре, и самая заметная из них — порочная звезда кинематографа. Не более порочная, чем любой человек, взявший на себя смелость творить.
