Но совсем недавно Ян Табачник, который ежегодно проводит свой предновогодний бал «Честь имею пригласить», спросил: «Не хочешь съездить в Москву?» — в уходящем году мероприятие состоится в Концертном Зале «Россия». «Почему нет?» — подумала я. Во- первых, на ежегодной программе Яна Петровича всегда собирается много интересных людей (где вы еще встретите старейшину советской поэзии Расула Гамзатова?), во-вторых, на программе я бываю каждый год, в-третьих… правильно, я давно не была в Москве. Итак, самолетов я избегаю, решено ехать на поезде.
ЧАСТЬ 1. КРИМИНАЛЬНАЯ
Если особо не капризничать и не бегать через каждые 5 минут в душ, то путешествие в наших поездах — занятие вполне сносное. Тем более, в СВ. Тем более, без соседей. Милан Кундера на столике (коллега посоветовал), в руках — вязание, в репродукторе — патриотические песни Коли Расторгуева. «Давай за жизнь!» — в третий раз надрывается любимый певец президента Путина, проводница сверкает золотым зубом («Может, чайку?») — жизнь после недель 12-часового сидения за компьютером налаживается. За стеной купе в ту же сторону направляются режиссер Засеев-Руденко и наша знаменитая Проня Прокоповна — Маргарита Криницына. В вагоне-ресторане поезда № 42 Киев- Москва милиционеры спят «лицами в стол», а официантка флегматично сообщает, что «кофе только растворимое». Благо, мой вагон близко — возвращаюсь ни с чем. В полночь подтягивается таможня. Румяный с морозца лейтенант весело вскрикивает: «Культурные ценности везете?» «Я — сама культурная ценность» — с идиотской готовностью отзываюсь на вопрос лейтенанта, и «таможня» дружелюбно ржет. За стеной купе темпераментно басит Засеев: «Ну что может везти Проня Прокоповна?!» Возможно, на лице таможенника недоумение, ибо Маргарита Васильевна поясняет ему: «Я снялась в 17 фильмах о милиции!»
За окном — метель. В районе Брянска сугробы — по колено. «Скоро Новый год», — размышляю вяло сквозь сон. Ночью еще одна таможня — российская. «Культурные ценности везете?»
Наутро в сумке не обнаруживаю кошелька.
Начинаю тупо соображать, куда он мог деться при закрытом-то купе, заранее понимая бесплодность своих размышлений. Пришедший милиционер, дознаватель в штатском и начальник поезда смотрят на меня как на умственно отсталую и жалостливо интересуются, почему я не положила кошелек под подушку. «А почему они в таком случае не взяли ваш мобильный?» — тревожно вглядывается мне в лицо штатский, а начальник поезда льстиво обещает вернуть деньги. «Свои», — говорит он значительно. Я же нервно представляю себя, бредущей сквозь московскую метель, как Киса Воробьянинов по Военно-Грузинской дороге.
Правда, Засеев тут же предлагает одолжить денег. И, что характерно, дает. Что характеризует украинских режиссеров с наилучшей стороны.
В Москве нас встретил администратор Табачника, и все как-то плавно перешло в новогодний режим.
ЧАСТЬ 2. ПРАЗДНИЧНАЯ
Табачник любит, чтобы было красиво. Этого у него не отнять. У мероприятия есть свои многолетние традиции и поклонники. Есть и противники. В прошлом году некоторые СМИ критиковали телеверсию вечера по всем правилам площадной брани. Однако факт остается фактом: на «Честь имею» приезжают лучшие музыканты СНГ, известные общественные деятели, писатели. Виталий Коротич, например, говорил мне, что для него такие праздники — единственный способ повидаться со старыми друзьями.
Конечно, можно острить, что артисты едут не к Табачнику, а за гонорарами. Можно даже изображать со сцены любовь и уважение. Однако, я не раз слышала, как говорят они о нем во время кулуарных перекуров. Любовь, как талант, трудно скрыть, еще труднее — имитировать.
В этом году музыкант, как и прежде, сам вел свой вечер. На этот раз ему помогал старый друг Иосиф Кобзон. Среди гостей — не только знаменитости (Николай Басков, Таисия Повалий, чета Виталий и Светлана Белоножко, Ефим Шифрин, Клара Новикова, Виталий Коротич и другие), но и просто старые друзья, с которыми он общался по жизни, которые поддерживали в трудные минуты.
Игорь Крутой долго разгуливал в фойе, раздавая интервью всем желающим. Планов у него на будущий год громадье: в начале января едет на два месяца в Америку записывать новый диск, но Новый год встретит дома. К нам подходит Илья Резник в белоснежном костюме: «Игорь, пойдем, с тобой хотят сфотографироваться две девочки». «Хорошенькие?» — флегматично интересуется Крутой, но с места не трогается — мы пишем интервью.
Наташа Королева тоже встретит праздник дома. «Всех денег не заработаешь», — пояснила молодая мама жизненную позицию, задорно хохоча.
Пока Евгения Евтушенко гримировали, мы (слово за слово) с ним затеяли литературоведческий спор. «Понимаете, Евгений Александрович, — неосторожно промолвила ваш корреспондент, — шестидесятники ведь очень неоднозначное явление. Многие вообще считают, что все у них ушло в слова, в разговоры на кухнях. Да и литературное наследие многих из них оставляет желать лучшего». «Кто эти многие?! — загремел на все фойе поэт, выдираясь из рук гримерши и вперив в меня горящий взор. — Ваш Ерофеев? Да кто он такой? Горького он, понимаешь, считает бездарным. Да одна строчка из «Клима Самгина» стоит десяти ерофеевских «Русских красавиц»! «Горького бездарным считал и Бунин», — вяло сопротивляюсь я трибуну, любимцу девушек 70-х.
Рядом улыбается Башмет. Он любит девушек и понимает, что им не обязательно быть умными. Он ласково беседует с молоденькими скрипачками, похожими на студенток, и вполуха прислушивается к нашим диалогам. В пылу дискуссии я едва не села на башметовский инструмент, маэстро остановил меня на полпути. В следующий момент он уже целовался с какой-то дамой с беспорядочной копной на голове. Только после того, как она умчалась в гримерку, «дыша духами и туманами», я с опозданием признала в суровой мадам Аллу Борисовну. Так же стремительно она через пять минут бросилась на сцену, и, спев что-то про то, что стоит у любви под прицелом, умчалась — в черных очках и черном пальто. От фотокамер Аллу Борисовну заслонял охранник-шкаф и многолетний преданный арт-директор Гена Руссу. Алла уехала, а Геннадий остался ждать «еще одну звезду» — Киркорова. И сиятельный явился. В черном смокинге, с «жениховским» цветком в петлице — прямехонько с мюзикла «Чикаго», растяжками которого увешано пол- Москвы. Пока я щелкала его мыльницей, ко мне подошел охранник. «Ну? И кому нужны эти «горбатые» фотографии, сделанные в темноте?» — плаксиво пропел он мне в ухо. «Собираю для домашнего архива, — голосом Фроси Бурлаковой сообщила ваш корреспондент. — А можно я вас тоже сфотографирую?» «Плаксивый» озадачено уставился на меня, было видно, что ему не под силу неожиданные формулировки. Не дав ему опомниться, я направилась в зал. Там играл на рояле Игорь Крутой, пел Николай Басков, неприлично обнималась с Табачником Клара Новикова. Как всегда, трудно не назвать божественными голоса Тамары Гвердцители (на этот раз она была без Дмитрия Гордона) или Соткилавы. Крайнев веселился, как ребенок. Более того, никогда еще не доводилось видеть великого музыканта в таком приподнятом настроении.
На вечере традиционно присутствовала жена Президента Людмила Кучма, которая много лет является поклонницей творчества Табачника. Людмила Николаевна вручала награды украинским и российским артистам «за вклад в культуру». Между прочим, вела себя без всякого пафоса и, как всегда, интеллигентно и дружелюбно. Вообще, надо сказать, что эти вечера Табачника отличаются особой атмосферой — теплоты и человеческого единства. Много новогодних пожеланий, остроты Кобзона и Ширвиндта, неожиданный имидж Витаса…
Веселье затягивается до четырех утра. На фуршете журналисты спорят о своей недетской миссии и особом предназначении, кто-то обменивается визитками — праздник близится к концу.
ЧАСТЬ 3. ПОСЛЕСЛОВИЕ
Прав Коротич. Можно критиковать кого-то за удушение свободы слова, кого-то — за имперские замашки и страсть к показательным мероприятиям, но лучше все- таки каждому делать свое дело. Политики пусть пишут законы, а артисты будут признаны народом за творчество и талант. И если мы пока еще встречаемся на общей территории, и нам это делать не противно и есть о чем поговорить, — это уже дает надежду: а может, и правда когда-нибудь наступят времена, когда все будут любить друг друга?
На следующий день поезд увозил нас в Киев. Мела метель. У вагона, сверкая золотым зубом, нас встречала все та же проводница. «Опять!» — сказал потрясенный Засеев.
«Везу только культурные ценности», — дисциплинированно сообщила я ей и со вздохом пошла искать свое купе.
