Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

Премьер Бозин

Сегодня спектаклем «Саломия» завершается фестиваль «Роман с Киевом», на котором известный режиссер Роман Виктюк презентовал свои резонансные спектакли
13 октября, 2005 - 19:26
Д. БОЗИН: «В «САЛОМИЕ» МНЕ БЫЛО ИНТЕРЕСНО СЫГРАТЬ ЖЕНЩИНУ, КОЛДУНЬЮ...» / АКТЕР ДМИТРИЙ БОЗИН ВОПЛОЩАЕТ НА СЦЕНЕ РЕЖИССЕРСКИЕ ФАНТАЗИИ РОМАНА ВИКТЮКА. СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ «РУДОЛЬФ НУРЕЕВ. НЕЗДЕШНИЙ САД»

Театр Романа Виктюка ныне трудно представить без Дмитрия Бозина, играющего почти все главные роли в этой прославленной труппе. Если вначале об актере говорили только как о красавчике, новом премьере и любимчике Виктюка, то сегодня критики рассмотрели, что Бозин из фактурного, эффектного героя-любовника вырос в хорошего драматического актера. На фестивале «Роман с Киевом» из пяти виктюковских спектаклей Дмитрий Бозин играет в четырех: «Мастер и Маргарита», «Мою жену зовут Морис», «Нездешний сад. Рудольф Нуреев» и «Саломия», а спектакль «Давай займемся сексом» он смотрел как активный зритель, сидя в зале Октябрьского дворца. Причем не на VIP-местах, а скромно, в восьмом ряду, ближе к краю. Наши места оказались за Бозиным, и поэтому его реакцию на то, что происходит на сцене, мы могли наблюдать лично. Дмитрий живо реагировал на все реплики, искренне смеялся и хлопал, словно видел эту постановку впервые. Как признался актер, он пришел поддержать и «поболеть» за своих коллег. После спектакля к нему подходили зрители, просили дать автограф, высказывали восхищение им как актером. Бозин из себя звезду не корчил. Приветливо улыбался, благодарил за теплые слова и расписывался на билетах...

Я ПЛАСТИЛИН В РУКАХ РЕЖИССЕРА

— Вы сегодня премьер труппы. А что для вас — Театр Романа Виктюка?

— Театр Романа Виктюка — это сам Виктюк. Он воплощен в артистах, которые ныне работают в труппе. Но всех нас связывает Роман Григорьевич. Он находит людей, которые могли бы воплотить его идеи. А мы пытаемся воплотить на сцене его режиссерские фантазии. Иногда у нас получается, а порой и нет... Тогда он твердит нам, что мы делаем не совсем то, что он от нас ждет... В его спектаклях слова могут быть заменены взглядом, движением. Порой он нам и зрителям загадывает ребусы. Виктюк заставляет пробудить мысль. Режиссера гораздо удачнее можно прочитать во время спектакля. Ну что в «Маркизе Де Саде» за слова? Нужно очень глубоко копать, чтобы понять, что там хотел сказать Виктюк.

— Не кажется ли вам, что Виктюк использует вашу внешность, молодость, что направил по заданной траектории, причем не слишком однозначной?

— Я рад, что моя внешность подходит режиссеру, что я могу в спектаклях делать то, о чем он меня просит. Роман Григорьевич — мастер, у которого есть чему поучиться. Масса актеров завидует мне. Стольким хотелось бы быть на моем месте. Да, он использует мою внешность, использует меня как некий инструмент. Пусть делает все, что хочет. В его руках я пластилин. Роли, которые я играю, интересны именно тем, что их предлагает сыграть Виктюк. Они действуют на мою жизнь, даже меняют ее подчас. Мне кажется, что после «Маркиза Де Сада» я стал злее, жестче в жизни... А «Рогатка» меня просто перевернула. Этот спектакль дал мне много друзей и отнял немало товарищей... Кстати, моя супруга влюбилась в меня, посмотрев, как я играю в «Рогатке»...

— В одном из интервью вы сказали, что Саломия — любимая роль.

— Уже нет. Она — пройденный этап в моей актерской биографии. К этой роли я шел полгода. В ходе репетиций казалось, что именно это та роль, к чему я стремился так долго. Мне было интересно сыграть женщину, колдунью... Этот спектакль очень любят зрители, и ему еще жить и жить. Но приходят новые роли, и они выходят на передний план.

— Дмитрий, что для вас труднее тренировать — тело или душу?

— Это даже не тренировки, это естественный процесс, без которого ты уже не можешь обойтись. Просто нужно сыграть роль, и ты уже не ты, а персонаж, которого играешь и не обращаешь внимания на трудности. Как актер я иду по дороге, на которую когда-то стал. Тренирую ли я тело? Нет, я просто держу его в форме. Тренирую ли я душу? Нет, я просто много читаю, разговариваю с разными людьми и запоминаю, а вдруг что-то пригодится в спектакле...

— Вы много играете. Нет опасности, что при таком сильном погружении в работу театр и жизнь станут неразделимыми?

— У меня личная жизнь и работа все же разделены. Мои близкие входят в мир театра. Они его знают, чувствуют. Пытаются помочь. Например, моя шестилетняя дочь часто бывает на репетициях. Она понимает, что папа устал, но когда я вижу ее лицо и руку, подающую полотенце или стакан воды, то мне сразу становится легко.

Спектакли Романа Григорьевича Виктюка требуют полной актерской самоотдачи. Иногда после спектакля я могу прийти в шрамах, царапинах... Но выспавшись — я вновь готов к работе: репетировать, играть... Я стараюсь разделять жизнь и театр. Например, в моих ролях очень много агрессии, тяжелой энергии, которую я не хочу приносить домой, но иногда не выдерживаю и взрываюсь. Но моя Фатима знает — это не из-за нее, а потому что накопилась агрессия от спектакля, от тяжелой роли, и мне нужно выпустить «пар»...

— Бытует мнение, что актерская профессия очень плохо совмещается с семейной жизнью. Как вам удается совмещать дом, семью и театр?

— Мне просто повезло. Я не могу назвать свою жизнь с женой и дочерью семейной жизнью. Мы с супругой скорее любовники, нежели муж и жена. Из-за гастролей приходится подолгу не видеться. Зато сколько радости мы испытываем при встречи после разлуки... В прошлом году свой отпуск я посвятил ремонту квартиры. Работал молотком и отверткой, даже разрисовывал ванную. Но такое времяпрепровождение длилось недолго. Как сказал когда-то Константин Райкин: «Я муж на облаке». На облаке прилетаю и на нем же улетаю из дома. То есть я часто в разных творческих проблемах, а Фатима — хранительница нашего семейного очага. Она прекрасная хозяйка, Мне очень повезло, что я встретил ее в своей жизни.

— На репетициях режиссер Виктюк, если что-то ему не нравится, с актерами не сильно церемонится, может не только кричать, но и крепким словом припечатать...

— Вы знаете, Роман Григорьевич всегда делает замечания по делу. Даже когда он ругается, то на него невозможно обижаться. Он из той породы интеллигентных людей, в устах которых даже мат звучит естественно и не оскорбительно. Виктюк начал ставить спектакли в те времена, когда только крепким словом можно было чего- то добиться, и чтобы тебя услышали. У Виктюка есть свои особые словечки. У нас в коллективе мы уже к ним привыкли.

Я бесконечно благодарен Роману Григорьевичу, что это именно он разглядел во мне талант, верит в мои силы, а самое главное — ставит на меня свои спектакли. Немногие актеры могут похвастаться, что они встретили своего режиссера, который умеет меня вытрясти наизнанку, но добиться, чтобы роль заиграла разными красками. Меня часто спрашивают: какая роль любимая? И этим вопросом загоняют в тупик. Они ведь такие разные, например, Воланд или Нуреев... Я играю разных персонажей: коварных, жестоких, одержимых, наивных и трогательных... Но даже в мерзавце и подлеце пытаюсь найти положительные черты. Создавать образ одной краской: белый или черный — нельзя. Поэтому наблюдаю за людьми вне театра, чтобы найти ту «изюминку», которая присуща определенному герою. Непросто было найти краски, как передать Рудольфа Нуреева — его мятежную душу, легендарный танец...

В спектакле «Мою жену зовут Морис» я играю активиста благотворительного общества «Братская помощь» Мориса. Этот чисто французская комедия. Два с лишним часа герои выясняют отношения. Пикантность ситуации заключается в том, что муж переодевает несчастного Мориса в женское платье и выдает его за свою жену, дабы разъяренная любовница не встретилась с женой настоящей.

«НЕЛЬЗЯ» — СТРАННОЕ СЛОВО

— В Театре Виктюка часто рассказывают о мужской любви. Вас не смущает, что к вам приклеится «голубой» ярлык?

— Пусть приклеивается. Любовь бывает разной. Я не понимаю отрицательного отношения к любви. Почему, когда речь заходит об однополой любви, возникает слово «нельзя»? Для меня вообще «нельзя» — очень странное слово. Существуют разные люди, по-разному ориентированные сексуально. Ну и что? Человек выбирает не по половому признаку, он выбирает кого-то конкретного. И если кто-то говорит, что я любил эту женщину, ту, другую, третью, а мужчин так никогда и не полюбил, то это означает, что тебе не попался такой человек. Что же касается страхов, то я, в принципе, не люблю чего-то бояться на сцене. Уже поздно бояться...

— Не принимая слова «нельзя», вы стоите на том, что все можно?

— Дело в том, что нравственные понятия во мне очень глубоко вбиты воспитанием: родителями, пионерской организацией, обществом. Есть десять заповедей, от некоторых я, может быть, и отклоняюсь в сторону. То, что человек пережил, прочувствовал лично, он больше понимает, нежели то, что только прочитал в книге. Я пытаюсь не причинять боль другому человеку...

Есть истины, которые, хочешь ты или не хочешь, на земле существуют. Что же касается понятия «нельзя», то уже само это слово, на мой взгляд, дает повод подумать о возможности некоего запретного деяния. Как только возникает запрет, значит, уже предполагается существование того, что запрещают.

«АКТЕРОМ Я СТАЛ СЛУЧАЙНО»

— Вернемся к театру. Вы мечтали о сцене или стали актером случайно?

— Я попал в Театральный институт случайно. То есть я хотел поступить в ГИТИС, но произошло это благодаря цепочке случайностей. С одной стороны, обстоятельства были против, но окружающие меня люди убеждали, что мне надо заниматься театром. Я жил в разных городах, переезжал, а однажды приехал в Москву и поступил в ГИТИС. Сегодня я понимаю, что сделал правильный выбор.

— Ваше представление об актерской профессии до поступления в институт совпало с тем, что вы получили в результате после его окончания?

— К счастью, нет, она оказалась гораздо интересней, намного глубже, чем я предполагал будучи юным. Но даже когда я получил представление об актерской профессии в институте, был момент, что я хотел все бросить. Мне показалось, что актер — это что-то слишком поверхностное. Но когда я начал работать с такими мастерами, как Роман Виктюк и Маргарита Терехова, то вдруг понял, что мне еще только предстоит постигать секреты актерской профессии и как много я не знаю, чтобы стать настоящим артистом.

— Вы много работаете в театре, а в кино снимаетесь?

— Редко. В театре очень много работы. Я, как правило, играю без дублера, и заменить меня на время съемок в коллективе будет сложно. Мне кажется, что я являюсь биологически театральным актером. Таким, например, в Англии был Джон Гилгуд. Если состарюсь и доживу до почтенного возраста, то, возможно, буду, как Гилгуд. Я отношусь к типу людей, которые больше общаются с поэзией, нежели с прозой бытовой жизни. А поэтическое кино у нас снимается не часто, поэтому кинорежиссерам использовать меня пока что не для чего.

«ЗДЕСЬ ЧТО-ТО СРЕДНЕЕ МЕЖДУ ШОУ И ДРАМАТИЧЕСКИМ ТЕАТРОМ»

— Ваша верность Театру Виктюка основана на том, что для вас не существует более интересных театральных коллективов, или просто сложно попасть на другие московские сцены?

— Дело не в интересе. Я — сложный человек, с определенным типом тела, голоса, пластики, мышления и т.д. Использовать максимальное количество своих способностей, в том числе и музыкальных, и танцевальных, я могу сейчас именно в этом театре. Виктюк использует все мои возможности: мой голос нужен этому театру, мое телосложение, мое музыкальное и поэтическое мышление. Во всех же других театрах понадобится лишь часть меня. Театр Виктюка — что-то среднее между шоу и драматическим театром. Кто-то приходит к нам посмотреть драму, кто-то ищет у нас шоу. И эта полифония мне близка, я максимально могу использовать свой потенциал актера.

После того как я попал к Виктюку, не было никаких попыток пойти еще куда-то работать. До этого я сразу после окончания института ненадолго поступил в «Сатирикон», но ничего там не играл. Самое большое удовольствие в этот период жизни заключалось в том, что я мог очень близко лицезреть Константина Райкина. Этот актер для меня до сих пор является одним из примеров потрясающего профессионализма и бешеной одержимости театром.

— А вы сильно одержимы своей профессией? Может ли случиться так, что театр и большой город вам надоедят и вы захотите жить на природе?

— Театр не является для меня самоцелью, а неким средством, чтобы использовать свои силы. Я благодарен Виктюку, что он помогает заниматься творческим поиском. Хотя иногда приходит мысль о том, чтобы все оставить и уехать на Иссык-Куль. Я родился и вырос в Киргизии. На Иссык-Куле бывал часто. Правда, будучи ребенком не понимал, насколько там замечательное озеро. Сейчас хотелось бы туда съездить и хотя бы месяц посидеть на берегу, подумать о жизни...

Вадим ДЫШКАНТ, специально для «Дня». Фото Евгения КРАВСА
Газета: 
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ