Каждое столетие в свои первые тринадцать лет приобретает черты и признаки, которые будут составлять его становой хребет или, как говорят строители, реперные точки дома. В разных странах по-разному определяется возрастная граница совершеннолетия, но во всем мире за ребенка после 13 лет надо платить в транспорте, гостиницах ... как за взрослого. В этих вопросах мировая практика прислушивается к еврейской традиции: признавать человека совершеннолетним с того момента, когда он становится способным воспроизводить свой род.
Очень интересно присмотреться к украинскому театру начала XXI века и пусть не понять, но хотя бы разглядеть ростки новой эпохи.
Национальные драматические театры, которые сформировали свой стиль, благодаря совершенствованию методов его утверждения, берегут и приумножают круг почитателей.
Национальный академический драматический театр им. И. Франко уверен в бесконечности потока симпатиков, а от франкофилов требует соучастия в поиске своего стиля в новом тысячелетии. Право на это дает странная, а если задуматься то и фантастическая, природа его организма.
В каждом мгновении своего существования, демонстрируя народную простоту, отсутствие любой позы и намеков на некую избранность или неординарность, франковцы проявляют природный аристократизм высшего сорта. Это качество будто наследственность, родовой признак, не угасает, а воплощается на вдохновенной сцене, захватывая зрителя в транс вечности актерского бытия. Б. Ступка соединяет с А. Бучмой, Б. Бенюком с М. Яковченко, В. Мазур с А. Панасьевым, не говоря о Н. Сумской, Заднепровских, Олексенках. Никогда не видел на сцене В. Добровольского, но, глядя на А. Богдановича, почему-то вспоминаю о нем. В театре присутствуют Н. Ужвий, А. Паламаренко, О. Кусенко, только надо прислушаться к многоголосию ансамбля франковцев. Так как любил прислушиваться к нему — не присматриваться, а именно прислушиваться даже по закулисной радиотрансляции — патрон театра Сергей Владимирович Данченко. А вот что до «данченковского глаза», то отыскивает его всеми возможными способами и вовсе не с данченковской осторожностью художественный руководитель театра. К чести франковского аристократизма: столько премий, званий, почестей, сколько выпало на долю Б. Ступки, другого довели бы до мании величия. Он до сегодняшнего дня доступный самоироничный, первый среди равных в родном театре, в поисках режиссерских открытий рад увлекаться как начинающий актер.
Уверен, что идея постановки шекспировской «Бури» С. Маслобойщиковым тоже была воспринята с восторгом, да и разочаровываться нет причин, особенно тем, кто понимает, что спектакль имеет все нужные основы для созревания на зрителе. Кажется, также он кое-что добавляет к становлению стиля театра в новом тысячелетии.
Но сначала о самом спектакле. Простенькая история бывшего миланского герцога Просперо, который вместе с дочерью чудом выжил после покушения родного брата и его приспешников. Поврежденный кораблик с изгнанниками после бури прибило к острову, когда уже заканчивалась вода, а фолианты, чудом оказавшиеся в нем, намокли и стали опасным грузом. Но именно эти книги послужили источником магической силы Просперо, благодаря которым он побеждает царящую на острове злую ведьму, ее ничтожно-гнусного сына Калибана и спасает закованного ими Духа воздуха Ариэля. В благодарность Ариэль загоняет в бурю корабль с путешествующими оскорбителями Просперо и они попадают на этот самый остров. Среди них есть и прекрасный принц Фердинанд, которого Просперо выбрал в мужья своей дочери. Он влюбляет парня и девушку друг в друга, обидчиков сначала доводит до безумия, а наигравшись, прощает и призывает всех учиться прощать.
Кажется, Шекспир в пьесе акцентирует значение спрятанных в фолиантах (читай пьесу) знаний. Эту идею, кстати, прекрасно удалось воплотить художнику Сергею Маслобойщикову в плакате к спектаклю. Поэтому, возможно, коллизии и персонажи «Бури» все время провоцируют припоминание других шекспировских пьес. Просперо в исполнении Алексея Богдановича сценический брат Гамлета, а в трактовке Петра Панчука рано созревший Король Лир. Миранда в исполнении Анастасии Добрыниной — Корделия, а у Анжелики Савченко — Джульетта. Вместе с Фердинандом — Александром Форманчуком — опытным Ромео, который в каждом спектакле демонстрирует профессиональное отношение к своей физической форме — составляют группу романтических шекспировских персонажей, Фальстафатовская команда — Антонио — Богдан Бенюк, Алонсо — Василий Мазур, Себастьян — Василий Баша, Гонзало — Алексей Петухов — пьют, дерутся, интригуют искусно и смачно.
Макбетовские ведьмы — режиссер сознательно поручает роль Ариэля трем актерам (Павлу Пискуну, Ярославу Гуревичу и Александру Печерице) — вполне академическая молодежь, которая уже не «хулиганит», но еще не поднимается на крыльях хорошо подготовленной импровизации. Эти группы действуют и добывают искры разнообразных эмоций не в узле драматических событий, который затягивается туже и туже, а сменяют друг друга в акварельно размытой последовательности. Поступки их как тот дымок в глубине сцены все время рисует понятные только ему узоры. Вполне естественно возникает потребность послесловия, которое бы разъяснило «мораль» представления.
В этот момент вспомнились наши разговоры с Сергеем Данченко об этой последней пьесе Автора. Я сознательно избегаю имени Шекспира, так как важны в этой ситуации не исследования по поводу биографии и т.д., а ипостась. Автор или не знает, какая пьеса станет последней, потому что это Божий промысел, или решает этой пьесой поставить точку в драматургическом творчестве. В первой ситуации интересны предчувствия жизненного финала, во второй какой тестамент он оставляет.
Мой учитель любил в дискуссиях уточнять элементы режиссерского замысла. Если история начинается с того, что брат пытается убить своего родного брата, отбирает его имущество и власть; а завершается тем, что второй брат чудом выживает, приобретает мудрость, благодаря которой становится сильнее злых колдунов и прощает обидчика и его приспешников, то первый и последний валы в буре человечности понятно к какому выводу ведут... Другое дело, какой системой образов, определением событий важнейшими и режиссерскими «ударениями» эту суть раскрыть. Сергей Владимирович еще задолго до современной вакханалии разделов и переразделов, пророчески подчеркивал именно этот остросоциальный план пьесы.
Режиссер Сергей Маслобойщиков в своих фильмах, спектаклях будто рисует акварелью по мокрой бумаге. Задуманные им художественные решения имеют достаточно высокую степень подвижности и самооформления. Это вроде единения духа и материи на листе сцены, которое благодаря напору сквозного действия приобретает конкретные контуры. В тех случаях, где разжигающая сила конфликта достигает понятной простоты действий персонажей, картины радушно открывают свой смысл там, где бумага слишком мокрая, а мазки слишком густые, даже речь актеров становится непонятной. Вполне возможно, что происходит это, потому что Маслобойщиков — сценограф образ бури решает через ее последствия. На сцене обломки палубы огромного корабля. Подъем и опускание различных секторов, остроумно выгораживают разные места действия. Окном в мир идеального служит прозрачный экран, действия за ним происходят под аккомпанемент тапера, и эти фрагменты немого кино (в спектакле они немые, потому что не требуют слов, а не потому что по каким-то причинам их нельзя выразить или донести) и живой музыки контрастируют с «музыкой волн», которая то предвещает бурю, то маскирует ее безжалостно разрушительные действия.
«Мы сами созданы из сновидений» — провозглашает Просперо и те, кто чего-то не поняли, опускают глаза, думая, что проспали что-то важное.
Калейдоскоп чарующих картин такой насыщенный, что позволяет признать спектакль мощной живописью действия.
Дизайн — спектакли Александра Билозуба, яркие «Шакунтала» в которой хрестоматийная история растворяется до исчезновения в ярком видеоряде и густо-бродвейская «Легенда о Фаусте» требующая финальных оправданий за легкомысленность (режиссер Андрей Приходько). И, наконец, «Буря» Сергея Маслобойщикова демонстрирует понимание театра как сценической живописи, законы которой еще не приобрели той силы, которая бы отменила или приумножила законы драматического действия. Достойны анализа, дискуссий и поиски Национального украинского театра в других направлениях.
Театр ловко преодолевает бурное море экономического кризиса и радует масштабом поисков новых художественных маршрутов. Так пусть высокобальное волнение моря искусства ведет к открытию новых материков в безбрежности театра!
