Телевизионная программа из четырех фильмов «Мой Шевченко», или, как отмечено в титрах, спецпроект Юрия Макарова (производство ТРК «Студия 1+1», авторы сценария Юрий Макаров, Александр Роднянский и Елена Чекан; оператор Виталий Филиппов), кажется, и попробовала войти в русло этих проблем, то бишь вопросов. Которые еще называют судьбоносными. Слишком редко задумываемся над тем, каким образом возникло само это явление, Тарас Шевченко — национальный мессия, пророк, автор украинского Евангелия, всем известного «Кобзаря». Известного настолько, что уже и действительно он перестал быть предметом думания, рефлексии. Творческий коллектив канала «1+1», авторы «Моего Шевченко» так, почти по-детски, и спрашивает: как это стало возможным, как, собственно, произошло?
Ну и вправду. У мальчика, рожденного в крестьянской крепостной семье в начале ХIХ века шансов сделаться кем-то и чем- то не было никаких. Украину просто прикопали — ее тогда было не видно, не слышно. В городах и вовсе не было ничего украинского, а крестьян бросили в ярмо еще при царице Екатерине. Придавив нормами, выполнить которые было непосильно. И посреди этого вот этот малый ребенок. Да еще и сирота — умирает мать, а затем и отец. Макаров тихо, без нажима, рассказывает случай: пропали деньги, и мачеха обвинила в этом Тараса. После наказания он таки сознался в содеянном — хотя и не им. Шевченко позже свидетельствовал: это было едва ли не самое страшное событие в его жизни.
Маленький и малоизвестный факт. В его-то жизни и чтобы такое было самым страшным? Вот это и поражает. Был, сидел в нем тот закон моральный, стержень, на который и посажено достоинство — человеческое и, в конечном счете, национальное. Слушайте, смотрите — сегодняшние хохлы, в которых ни достоинства, ни морали, а значит и веры в день завтрашний… И здесь же неожиданный поворот: да нет же, малый Тарас, случалось, воровал — какую-то курицу, какие- то продукты. Потому что сирота, потому что голод. Было в его жизни всякое. Не было только того, чтобы предавал себя, отступал от интуитивно выстроенной стратегии строительства собственной жизни.
На деталях, поданных не педалированно, не спекулятивно, в конечном счете, и выстроен каждый из четырех фильмов. Как будто традиционно — с автором в кадре, который является проводником по всем, без исключения, жизненным дорогам Шевченко. Однако эффект присутствия — камера Виталия Филипова умудряется фиксировать Поэта в его бытийных, надхронологических параметрах. Когда-то Велимир Хлебников написал об этом так: «О достоевскиймо бегущей тучи, О пушкиноты длящегося полдня…». Кто прикасался душой к житию поэтов, кто стремился сквозь музейный хлад и пыль разглядеть внутренние движения их души (никогда не забудется, скажем, поездка в Моринцы и Кириловку, то бишь Шевченковое; а угадываемое чуть ли не в каждой питерской подворотне присутствие Достоевского), тот владеет даром проникать в глубины личностной жизни. Личностной — на этом, собственно, и делается акцент в «Моем Шевченко».
Ведь нам рассказывают не о Гении и Мессии. Мы следим за течением событий в жизни человека хотя и одаренного, однако не такого, чтобы ему все с неба падало (а подобный дискурс в ходу: гений — это помазанник Божий; вздохнул, наморщил лоб — и потекли строки, одна другой выдающееся). Да нет. Шевченко бывал и гулякой, об этом нам рассказывают без прикрас — разве не казацкого рода, да еще и жил во времена романтического стиля: в творчестве и поведении. Но рядом — каторжная работа. Рядом — четкое программирование своего образа. Один из наиболее выразительных эпизодов: нам показывают первое издание «Кобзаря» и знаменитый офорт «Кобзарь с поводырем» Василия Штернберга на фронтисписе издания. Который по привычке мы и воспринимаем чуть ли не как портрет Шевченко. Но ведь поэту только двадцать шесть и выглядел он совсем иначе! Что же это было? Макаров предлагает версию: а вот с того исторического мгновения и начинается авторское формирование собственного имиджа. Эдакий проект «Шевченко»…
Позже, уже в последней серии, нас еще вернут к тому имиджу. Поздний Шевченко. Знаменитые фотографии, портреты и автопортреты. Кожух, смушковая шапка, сапоги. Но ведь взгляните — сапоги совсем не простецкие, самые изысканные. Ой, не был он дядькой, не был хлопом. Интеллектуал, который по черточкам вырисовывал свое изображение. А с ним — лицо целого народа. Авторы понемногу, вспышками, погружают нас в творческую кухню производства образа. И то, что при этом работал культурный и идеологический опыт целой Европы. Один лишь штрих: в той крови, которая «сторіками» течет в море в знаменитом «Заповiтi», внезапно открывается скрытая цитата из… французской «Марсельезы». В живописи — Шевченко шел от традиции барокко к тому, что в двадцатом веке получило название сюрреализма. И мы об этом не только слышим, но и видим в кадре. Разве забудешь теперь поразительную деталь с картины 1860 года — эти «бергмановские» часы без стрелок?..
Старательно вывязываются события, отыскиваются внутренние рифмы. Вот известный эпизод бракосочетания кумира Шевченко, художника Карла Брюллова. Брак продолжался с месяц. Судя по некоторым деталям, художнику подставили женщину, которая уже прошла через постель Николая I. Художник был в трансе. И кто же пришел ему на помощь, кто просто переселился в его дом и несколько дней контролировал его поведение? Бывший раб Шевченко. Точнее сказать, человек, который не мог забыть рабских унижений. И этим авторы и объясняют тот жест сочувствия и солидарности.
А к этому подробный рассказ об обстоятельствах освобождения Шевченко из крепостничества. Разве мы, выпускники украинских школ, не знаем о том, как с помощью продажи портрета Василия Жуковского получили деньги для выплаты нужной суммы? Однако детали. Вся та лотерея выглядела как игра в карты. А потом учителю царевых деток, благородному Жуковскому, пришлось выпрашивать выигранные две с половиной тысячи рублей. Отдали только тысячу, остальное, судя по всему, освободители достали из собственных карманов. Честь им и хвала, и благодарность пожизненная. Но ведь со стороны царевой хвамилии — издевательство и унижение. Можно это простить? И можно ли после этого говорить о Тарасовой неблагодарности: дескать, царь его освободил, а он вот шарахнул по нему насмешливыми стихотворениями.
Нет, вправду здорово — следить за тем, как биография открывается как целостный текст. Который творит сам человек. Телепроект канала «1+1» «Мой Шевченко», повторяю, поведал довольно известные вещи, и практически каждый раз открывает их по-новому. То, что наверное известно специалистам, но ведь не нам, простым смертным. Ну, скажем, как юный Тарас рисовал в Летнем саду, а мимо проходил художник Сошенко. И узрел талант, и с того мгновения пошло-поехало. Оказывается, такой случай был, но не с Шевченко. Однако он использовал это в автобиографической повести «Художник» и с тех пор мы поверили, что так оно и было. Собственно, в те времена это было обычным романтическим дискурсом: выстраивать себе биографию, не ожидая такой милости от других. Только вырисовывая себя во времени и пространстве, он вычерчивал профиль нации. Притесняемой, сиротской, униженной и измученной. Еще надолго — ибо разве село 30-х годов ХIХ века будет чем-то отличаться от 30-х последующего? А ничем. То же крепостничество, то же засилье барщины и дураччины. А все же был, был Шевченко — как подпорка. Как почва. Как пространство и время мифа, того средоточия национальных мечтаний, прожектов и проектов, в том числе и личностных: Франко, Леся, Стефаник…
В проекте самого Макарова, который является прежде всего продуктом публицистической стилистики, есть вещи фактически художественные, кинематографические. Вот он в квартире Шевченко в Петербургской академии искусств. Стучит по дверям, и вдруг просто называет фамилии людей, которые приходили сюда и оставляли свои сообщения: мелком. Эдакий автоответчик девятнадцатого века. И вдруг во мне включается внутреннее вещание. Тургенев, Полонский, Щепкин… Белые, а когда-то темные, двери становятся экраном — я словно вижу и слышу то, чего мне, собственно, не показали. Хотя это в значительной степени подготовлено режиссером Павлом Овечкиным, с его излюбленным полиэкраном. Старая киноидея, когда полотно экрана оживает параллельными картинами, здесь возникает снова. Направо статика — рисунок, эскиз, фотография, а налево искрится живое киноизображение. Пусть цитатное, из других фильмов о Тарасе, но живое. Потому что оживляет, активизирует наше воображение. Вот и на сей раз…
И — вдруг: «Многие люди не считают Шевченко великим живописцем. Пока не повзрослеют…». Дерзость? А почему бы и нет. Творческая группа «1+1» во главе с генпродюсером Александром Роднянским, люди, которых сейчас вполне правомерно, на мой взгляд, выдвинули на соискание Шевченковской премии, как будто призывают нас повзрослеть, подрости. И реализовать свой собственный проект. Только здесь каждый должен тянуть лямку. Свою, собственную. Как Шевченко. Мой Шевченко. Наш. Вырос ведь, из ничего, из тьмы крепостничества и сиротства — в нечто грандиозное. Хотя последнее словцо не из лексикона телеленты. Нас просто призвали найти в себе ресурсы выстроить программу роста и строительства.
…Тихий, нешумный проект. Наверняка ведь не коммерческий — на таком денег не заработаешь. Зато и просветительство, и интеллектуальный поисковый режим, и воодушевление для идеологических мечтаний. Посреди дебильных игровых соревнований, кто самый глупый и пустой. Посреди политиканства и кривляний наших паяцев, каждый из которых что-то там выиграет личиком и телесами. Нет, есть тот, кто есть. Он был и будет. Научиться этому невозможно. А все же присмотримся еще раз…
