Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

«Снимать о войне уже не хочется»

Разговор с украинским документалистом Романом Любым о его профессиональном становлении, о начале российской агрессии и о том, чем влияет кино на жизнь
25 апреля, 2022 - 16:56

Роман ЛЮБЫЙ родился 7.10.1991 в Киеве, учился в Детской академии искусств, потом в Национальном университете им. Карпенко-Карого. Начинал как кинохроникер Евромайдана в группе «Вавилон'13», его короткометражки вошли в альманахи «Сильніше, ніж зброя» та «Євромайдан. Чорновий монтаж».

В полнометражном дебюте Романа War Note («Тетрадь войны») необычно большое количество операторов: Евгений ШЕВЧЕНКО, Алексей БОЛДЫРЕВ, Иван МАТЕЙКО, Валерий ПУЗИК, Роман БАЗЕНКО, Владимир НЕБИР, Дмитрий БАБКИН, Валерий АНАНЬЕВ, Вадим НАУМОВ.

В действительности это не профессиональные кинематографисты, а военнослужащие ВСУ и добровольцы, ветераны АТО/ООС. Кое-кого из них уже нет в живых. Наполнение фильма – их личные видеозаписи из телефонов, камкордеров, фотоаппаратов и  GoPro (камеры, которые крепятся на одежду или на шлемы).

Фронтовая съемка сама по себе довольно красноречива, но это ее качество – скорее, репортажное, информационное. Создать из любительского, очень сырого и отчасти случайного материала художественное повествование – вызов не из легких.

По дороге собрал несколько сюжетных линий: отбывание на фронт, боевые сцены (часть из них – в ДАП), солдатский быт под обстрелами и во время затишья, картины разрушений, спасение гражданских, обмен пленными, прощание с погибшими. Отбирая нужные эпизоды, сочетая их иногда самым неожиданным образом, он создает образы необыкновенной драматургической мощности.

В Украине делается много военного кино. Отличие War Note в том, что он исключает позицию постороннего наблюдателя. Максимально переносит нас в то, что совершается.

Защитные барьеры уничтожены. Это невыносимая близость, это смертельная интимность. Война охватывает мироздание, все четыре стихии: здесь полным-полно огня, который иногда выглядит как живое существо с собственным поведением; все время кто-то появляется втиснутым в землю, спрятаться глубже – условие выживания; камера ныряет под воду или полуголые воины шлепают ногами в огромных лужах после ливня; в одной из сцен воздух уплотняется, становясь туманом, дымом, в котором бойцы передвигаются, словно привидения.

И еще тишина. Убедительнее любого взрыва. Когда везут прятать погибших из передовой. За окном зима, лето, не имеет значение. Съемка через лобовое стекло. С обеих сторон, на тротуарах – люди. Многие в темной одежде. Стоят на коленях. Бросают цветы. Звука нет.

Сказать, что в это мгновение сжимается сердце, не будет преувеличением.

Насыщенность изображения в War Note почти сугестивна – есть действительно гипнотические кадры, завораживающие не меньше, чем страшные. Таким образом Роману и удается из многих составляющих выстроить фреску о мире войны – мире безумном, нечеловеческом и в то же время слишком человеческом.

Безусловно, «Тетрадь войны» на сегодня – одна из наилучших неигровых картин об украинско-российском противостоянии.

Сейчас Роман завершает второй полнометражный фильм «Железные бабочки» о катастрофе малазийского «Боинга 757», сбитого на Донбассе российским «Буком» в 2014 году.

- Роман, то как началось ваше кино?

- У меня родители – художники. Отца звали художником-постановщиком на студию, я там подростком бегал по съемочной площадке. Такой вот первый опыт. Но  сказать, что мне это все понравилось, не могу. Просто как-то так понесло.

  Мастерская отца находилась на Печерске, на улице Перспективной, очень странное здание. Мне казалось, что если убегать от родителей, то туда. А от мастерской два варианта пешком на равном расстоянии:  к кинокорпусу университета имени Карпенко-Карого или до Академии имени Бойчука на ювелирное дело. Оба варианта грели душу. Пошел в Карпенко-Карого и почти случайно попал на курс к Марченко на режиссуру научно-популярного кино. И уже потихоньку въехал аж на третьем курсе в то, что это такое, когда начал смотреть больше качественной документалистики. Ведь отец-основатель нашей мастерской – сам Феликс Соболев. Марченко – его второй режиссер  и помощник почти на всех фильмах.

- Свой первый фильм, которым вы могли бы гордиться, вы тоже сняли в университете?

- Во время учебы есть обязаловка, от которой никуда не денешься. Марченко не давал нам рассказывать о своих фильмах, мы сразу должны что-то снимать, максимально приближенное к традиционному кино, обязательно с драматургией. И это было ужасно. У нас периодически появлялись идеи, мне кажется, качественные, которые строились больше на образах, чем на драматургических конструкциях. Может, нам надо было бы давать больше свободы. Наступали бы на грабли, однако могло бы и получиться что-то интересное. В любом случае, мои первые работы ужасные, а я не был очень мотивируемым студентом. Поэтому можно считать, что как раз Майдан – детская площадка для юного документалиста. Везде что-то несется, плотность событий безумная, и несложно найти что-то снимать. Как режиссер я начал раскрываться с «Вавилоном'13» еще и потому, что  мы варились в среде очень опытных профессионалов.

- Получается, ваш режиссерский дебют - "Шум", короткометражка о событиях на Грушевского, которая потом вошла в "Сильнее, чем оружие"?

– Как я собирал себе комплект оборудования для этой съемки – удивительное приключение. Где-то камеру взял, где-то оптику, где-то батареи, пешком весь Киев обошел, с рядом экстремальных ситуаций, которые очень глубоко запечатлелись в сознании. Все ради того, чтобы сходить на Майдан  и снять эту историю. Она и визуально интересна, и там есть-таки драматургия – поэтому да, это моя первая настоящая режиссерская работа.

- Вы много работаете режиссером монтажа, в целом очень мастерски владеете этим выразительным средством. Скажите, а что такое монтаж для вас? Как вы выбираете, какие именно кадры лучше всего будут сочетаться?

- Мне очень нравится слово "рифма" в данном случае. Просто есть вещи, которые рифмуются между собой. И это еще способность мозга. Мы же в сознании и так все время монтируем, все время происходит поиск нейронных связей – это то, чем человек постоянно занят. Без этого все сыплется.

Я прямо сейчас монтирую «Железных бабочек», там собран очень разнородный материал, прямо обломки информации и образов, такой себе бобслей. И вот там в начале мощно получилось, как по мне, когда я показываю процесс построения "Боинга" параллельно со сбором макета из обломков  того же сбитого "Боинга". Это штука, что порождает не столько эмоцию, сколько определенное образное ощущение. Я на таких вещах работаю. 

- Как появилась "Тетрадь войны"?

- Мне надо было собрать музыкальное видео. Идея лежала прямо на поверхности, но никто этого не делал: использовать для иллюстрации музыкального ряда видеосьемки военнослужащих. И я начал копать среди записей на ютубе, потом оказалось, что в "Вавилоне" лежит несколько видео военных, и коллеги мне подсказали, к кому еще обратиться. Скоро стало понятно, что этих записей очень много, они имеют самостоятельную ценность и надо обязательно из них делать фильм.

- Интересно, что среди всех наших полнометражных фильмов о войне именно ваш - без главного героя.

- Мне неинтересно создавать одного героя. Много школ построено на этом, а мне всегда было скучно погружаться в одного персонажа. Интереснее атмосфера, ритм. Понимаю, что я в этом довольно одинок. Но это метод, чтобы объяснить людям мой восторг. Вот что делает этот фильм, наверное.

- Очевидно, вы собрали много ценных материалов. Будете что-то с ними делать дальше?

- Были проекты родственные, но они пока ничем не закончились. Есть история Николая Ильина с псевдо "Эстонец", который очень много снимал на свою камеру GoPro. Он погиб в 2021 году, и сепары выложили его последнюю запись. То есть там жизнь человека до последних секунд. Может еще и доделаю.

- Но у вас почти готовы "Железные бабочки". Насколько я понимаю, у вас там игровые фрагменты. Зачем?

- Потому что есть определенные рассуждения, которыми трудно поделиться в словах, потому я избрал вот такую форму. Когда мы говорим о 298 жертвах – это для нас ничего не значит, за цифрой нет людей. Поэтому использую прием, через который напоминаю зрителю, что у каждого из погибших были какие-то, ощущения, мысли, увлечения, проблемы. Решил показать это с помощью хореографии, хотя, конечно, хореография может кого-то и напугать, тем более в сочетании с такой темой. К местным свидетелям падения самолета приходили и запугивали. В фильме это говорит один задержанный, эта информация проходит и исчезает, но на ней хочется сделать акцент, поставить себя на место свидетеля, который видел этот дождь из тел и к которому потом приходят и заставляют молчать. То есть это не эксперимент ради эксперимента.

- Где вас застало 24 февраля?

- Я был в Лондоне, работал на спектакле Белорусского свободного театра "Собаки Европы" – мы его ставим уже третий год. 24 февраля ко мне должны были лететь жена с дочкой, но случилось то, что случилось. Первые пару дней все мне устраивали истерику, чтобы я никуда не дергался. Пришлось лгать своим родным, что я волонтер в Польше и пробираться в Киев через Краков.

- По-видимому, вы пограничников удивили: все из Украины, а вы – в Украину.

- Не очень. На каждом этапе встречал людей, которые возвращались.

Кстати, родители живут в Ирпене, я попросил забрать моих девочек туда, куда безопаснее – из Киева в тихий Ирпень.

- Ой-йой. Все хорошо закончилось?

- Я забрал девочек из Ирпеня – уже через разрушенный мост перебегали. Это был самый страшный день, наверное, в моей жизни. После того уже вообще ничего не страшно, какие-то минометные обстрелы кажутся пустяком.

- А ваши родители?

- Они все это время оставались в городе, настоящие могикане. Они живут в таком закоулке Ирпеня, о котором даже забывают, что это Ирпень. Там были российские позиции в 500 метрах. Дом, который видно из окон, обворовали, в соседний дом снаряд прилетел, а с ними, к счастью, все в порядке. У них мощное сообщество создалось из тех местных могикан, они делились электричеством, все по расписанию, кто и когда генератор включает, у кого сколько баллонов газа, кто сегодня готовит еду, вместе ходили в лес смотреть, появились ли свежие следы от бронетехники – все общее.

- Что планируете делать сейчас?

- Мы подавали проект на финансирование от Госкино и  дважды нам дали отпор. Полнометражная игровая картина о Донецке в 2014 году. Фильм об ощущении начала войны – видимых признаков нет, но ты точно знаешь, что она уже началась. Сюжет построен на моих интервью с людьми, которые непосредственно принимали тогда участие в партизанском движении в Донецке. Это где-то 50 человек, которые решили, что наступило время для коктейлей Молотова, для насильственного сопротивления, хотя им это не близко. Это должно было сложиться в трилогию. "Тетрадь войны" показывает войну в микрокосме, глазами наименьшей частицы – солдата. "Железные бабочки" – макрокосм, максимально общий план. А это было бы завершение: о той же войне, но ни одного кадра с оружием. Но сейчас вся эта история, в которую было вложено очень много сил и энергии, полностью неактуальна.

Друзья и коллеги уговорили поработать по специальности и закончить хотя бы "Железные бабочки". А это тоже не актуально. Я хотел бы снять детский фильм, даже с острым сюжетом, но о войне мне снимать не хочется. Я уже ехал в Украину с этим ощущением.

- Почему?

- Все логично. Во всех наших работах есть элемент предостережения. Мы хотели рассказывать об этой войне как можно больше, чтобы что-то с этим сделать. Но уже что с этим сделаешь? Конечно, сейчас несложно найти деньги, чтобы закончить те же таки "Железные бабочки".  Андрею, моему сопродюсеру, все время звонят люди, которые до этого чесали задницу, а теперь плачут: "Давайте мы вам дадим деньги на то, на сие, а если хотите что-то доснять, то без проблем". Они понимают, что нужно было немного раньше это все делать. С другой стороны, перекладывать ответственность тоже неправильно. Мы имели достаточно ресурсов, чтобы закончить фильм самостоятельно. Может, это что-то изменило б. Но я, честно говоря, потерял веру, что искусство сильнее оружия. Мне кажется, что это неправда. Искусство на жизнь не влияет, оно существует очень отдельно от жизни.

  - Ну хорошо, а детский фильм как будет выглядеть?

- Один из авторов "Тетради войны" – писатель и сценарист Валерий Пузик. Мы с ним пытались вместе писать эти донецкие истории. Он сейчас в ВСУ. Его сыну Оресту 5 лет, у меня – Орися. Они очень хорошо проводят вместе время, и мы хотели бы создать что-то для них.

- Имеете ли вы увлечения вне кино?

- Делаю музыку. Еще со школы. Пока что для очень ограниченного круга. Может, и не нужно за его пределы выходить. Вообще, у меня много увлечений, но не получается всем этим заняться.

Дмитрий ДЕСЯТЕРИК, «День»
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ