В Киеве с его обманчиво широким диапазоном возможностей эта сентенция не воспринимается как диагноз. Но попадая в занесенный снегом, скованный льдом Чернигов с его тишиной и привкусом уже хронических лишений, начинаешь ощущать ее смысл едва не кожей.
И когда в местный областной театр на тех же «Трех сестер» в постановке Андрея Бакирова приходят полторы сотни зрителей (хотя осенью, на первых спектаклях, были аншлаги! на Чехове!! сейчас!!!), понимаешь: это — много. В любом измерении. Для города с 300-тысячным населением — и подавно. Люди сидят в зале, словно мышки. Реагируют — не очень живо. Даже страшно становится: слишком тихо. Впрочем, в финале аплодируют стоя. А в гримерные, плача, приходят благодарить актеров состарившиеся Ольги, Маши и Ирины, которые так и остались в забытой Богом провинции и никогда не попадут «в Москву, в Москву» (выражаясь фигурально, конечно).
Придирчивый столичный критический глаз, конечно, выхватывает в спектакле много огрехов. Самое существенное — то, что постановщик апеллирует к традиции, которая для нас не является чем-то генетически близким. Цитирование «мхатовских» мизансцен, интерьерная выгородка и колоннада, плетеная мебель и игра в серсо, «Отцвели уж давно хризантемы в саду» в живом исполнении струнного квартета и едва ли не истерическое, навязчивое: «В Москву! В Москву!» (здесь уже — буквально) — все это больше фигура культурной памяти, нежели простор для действительной самореализации режиссера и исполнителей. Отдельные находки и откровения опять-таки отдельных актеров только подчеркивают общий принцип: театр выживает, спасается от окружающей энтропии путем отстранения, дистанциирования — в том числе и от себя, настоящих. Но принцип этот вряд ли богат открытиями и парадоксами.
Но в этом случае приходится безоговорочно признать приоритет этического принципа над эстетическими симпатиями. Потому что люди, заплатившие по две-три гривни за билет, оторвав их от зарплаты, которую не получают по несколько месяцев (актеры — так же), слышат со сцены о себе, о своей жизни, видят на сцене красивых, неравнодушных, взволнованных людей — и это незаурядная терапия.
Интересный нюанс. Есть, конечно, в том же Чернигове спектакли, откровенно рассчитанные «на кассу». Но в контексте столичной лихорадочной погони за зрителем, которого перекармливают комедиями, эксцентрикой и развлекательностью «без руля и без ветрил», вдруг застываешь, когда на черниговской премьерной афише, рядом с «Тремя сестрами» областного театра видишь «Вишневый сад» и «Гамлета» — Молодежного. Этакое полузабытое культуртрегерство (к тому же, обещают в ближайшее время, соответственно, Ионеско и Гоголя). Получив перед Новым годом по 10—20 гривен (за какой месяц — уже даже и не спрашивают), эти похожие на пушкинского Моцарта «безумцы праздные» идут на работу пешком едва ли не через весь город — чтобы бросить в воздух: «Так быть или не быть?!» У главного режиссера Молодежного театра Геннадия Касьянова — в отличие от созданного им и актером Романом Худяшовым нервного, подвижного, углубленного в себя Гамлета — ответа на этот вопрос нет. Что будет с театром завтра, будет ли вообще он существовать, сколько еще сможет продержаться на остатках энтузиазма — не знает никто. Но сегодня на его подмостках звучат рафинированные переводы Г. Кочура и П. Панча, спектакль «Вишневый сад» в любую пору и время года начинается за полтора часа до заката солнца, чеховские герои сквозь самые настоящие окна всматриваются в даль, а белые деревья — там, на улице — неподвижны, а потом темнеет, и только тени блуждают по опустевшему дому, и Гамлет наконец напишет мелом на черной крышке сундука, полного песка: «Дальнейшее — молчанье...»
Режиссер и актеры Молодежного примеряют на себя чеховские и шекспировские ситуации, не преувеличивая собственных возможностей и не педалируя эмоций. Кажется даже, что иногда берегут силы — инстинктивно, словно боясь сделать лишнее движение. Словно в блокаду или в концлагере (прошу прощения за резкость ассоциации), где цель одна — выжить физически, сохранить себя в буквальном понимании. «Душа рыхлеет, твердость чувств сдает», — говорят в «Гамлете». Действительно, витальный потенциал — едва ли не нулевой. Не только силы исчерпываются: исчерпывается столетие. И хочется расшевелить этот город, где, кажется, остановилось время. Расшевелить этих безумных людей, которые, все без исключения, заслуживают, чтобы к ним пришло тепло, чтобы в их обитель — семейную, театральную — ворвался свежий воздух. «О, сад мой! После темной ненастной осени и холодной зимы снова ты молод, полон счастья, ангелы небесные не покинули тебя...»
