Напомним, Всеукраинская театральная премия «ГРА» в номинации «Лучший драматический спектакль» (большая сцена), по итогам 2019-го, отметила спектакль Национального сумского театра им. М. Щепкина «Пер Гюнт»; режиссер постановки — Роман Козак — стал открытием «ГРИ». Он родился во Львове, жил в Севастополе, потом судьба привела в Сумы, где ставит любимых авторов — Лесю Украинку, Ростана, Ибсена, Олби, Мрожека... В репертуаре театра сейчас такие резонансные его постановки: «За двумя зайцами», «Что случилось в зоопарке...», «Такая история», «Танго», «Одержимая», «Щелкунчик» и другие. Начали мы наш разговор с ибсеновского «Пера Гюнта», который украсил афишу театра, а зрители спрашивают лишние билеты...
«БОЕЦ С ВЕТРЯНЫМИ МЕЛЬНИЦАМИ»
— Роман, на ваш взгляд, почему сегодня в Украине возник такой большой интерес к произведениям Генрика Ибсена «Пер Гюнт» (в этом сезоне столичные франковцы тоже анонсируют свою версию драмы норвежского классика?
— «Пер Гюнт» — это пьеса не на определенное время и не на сезон, Ибсен писал о чувстве вечности, о борьбе человека с собственным «эго», об искуплении грехов и магической силе любви, которая побеждает время и обстоятельства. Произведение Ибсена до сих пор не было в полной мере воплощено как драматический спектакль в нашей стране. Ведь главный герой — это образ человека, обладающий тонким чувством мира, что и делает его уязвимым, он резонирует и часто этим губит вектор своих действий и поступков. Однако все его мотивы и желания вырваться из тонущего, аморфного мира являются желанием спасения себя и тех, кто рядом... Но рутина бытовых, социальных и давно уже устоявшихся нравов варварской прослойки общества только ломают уязвимую, еще не окрепшую душу. Он, как человек не от мира сего, который, уставая мириться, идет на бунт, где и губит себя настоящего. Это человек «своего времени» среды не своих. Таких Дон Кихотов в наше время не так много, ведь бороться с окружающим профанством очень сложно, и сила позиционного духа под таким напором становится уязвимой и порой просто надламывается... И иногда, только опустившись на дно, можно по-настоящему подняться вверх своей души. Думаю, новый спектакль Национального театра им. Ивана Франко (режиссер Иван Урывский) найдет свое прочтение, ведь эта многопластовая поэтически-символическая пьеса Ибсена позволяет в ней трактовать по-другому и героя нашего времени...
— А что для вас как режиссера стало сложным и самым личным в разработке спектакля «Пер Гюнт»?
— Самым сложным прежде всего был, конечно, текст выдающегося драматурга. Он очень объемный — как по «метражу», так и по глубине каждого монолога Пера, а также прекрасный перевод Николая Голубца, который пронизан галлицизмами уже устаревших понятий и выражений, из-за чего фрагменты текста приходилось адаптировать, ориентируясь на сумского зрителя. Работу с «купюрами» и адаптацией уравновесило пятое действие пьесы, которое, по сути, и пересказывает четыре предыдущих. Также не менее важным было точно определить функцию и тему каждого эпизода, найти линию образа каждого персонажа, ведь пробираясь свозь чащи своей души, мучений, мыслей, поиска верного пути на перепутье своей жизни, Пер все же пытался найти свое место в этой бурной действительности, где, как оказалось, места ему нет...
Мне не хотелось делать Пера Гюнта «стареющим» за 40 лет скитаний, потому что, как говорят, «он — воплощение вселенского зла». Нет! Это неумелый «боец с ветряными мельницами», с которыми ему справиться так и не удается — он не с этой планеты. Только молодой может так самоотверженно идти вперед к пониманию своего мира, а духа и рвения на это хватает молодым, порой слепо, но с любовью... Вы скажете «опыт» — и снова мир не однозначен: сегодняшние юноши в 18 лет могут иметь опыта больше, чем старики в 81... Мир перевернулся... И фраза «у тебя все еще впереди...» несколько надуманная калька — никто не знает, что у тебя там «впереди». Я хотел все же показать Пера с двух сторон: каким его видит социум и каким он является на самом деле.
«НОВЫЙ ТОЛЧОК, ЧТОБЫ СДВИНУТЬ С МЕСТА»
— Роман, видите ли вы в ибсеновском герое какую-то часть самого себя? Расскажите, как вы попали и почему именно в Сумы? Быстро ли адаптировались, стал ли этот город уже родным для вас?
— В шутку называю спектакль «Пер Гюнт» своей автобиографической историей, поэтому у нее есть еще одно название — «Исповедь утерянного я» — как образ спектакля. Часто Гюнта пытаются осуждать и выделять только его постфактические действия, поступки и нутро, но... это заблудшая «овца», которая ищет свой народ, свою любовь, свое счастье, свою «планету», при этом часто доходя до самого «дна», чтобы оттолкнуться и попробовать вырваться выше... Моя любимая мать — настоящая Озе, я — Пер, и это, пожалуй, самая главный связь, которая есть в моей жизни и которую я стремился воплотить в спектакле... Я мечтал всю жизнь познавать суть души человека, ведь ее оболочка и его поступки, как правило, не соответствуют действительности человека. Более того, как и Пер, за всеми «троллями» мы и сами теряемся: где я? А кто я? «Я мог бы привести тысячи примеров, но все они сводятся к одному: управляет на земле не сила жизни, а сила смерти...» ( «Человек и сверхчеловек» Б. Шоу).
Суммы стали для меня каким-то новым толчком, чтобы сдвинуть с места, потому что за восемь лет работы во Львовском театре я начал чувствовать, что «пускаю корни слишком глубоко, а дальнейшего развития там в то время я не видел. Вот и решил попытаться поднять свой спящий потенциал и двигаться дальше по приглашению тогдашнего главного режиссера Антона Меженина. Это была моя постановка сказки по Гофману «Щелкунчик», и после той довольно удачной работы директор театра Николай Юдин предложил остаться здесь постановщиком.
Я долго адаптировался к тихому, уютному городку после переезда со Львова, но и здесь я нашел момент вдохновения. Театр и квартира, которую я арендую, находятся прямо через парк и реку Псел, поэтому это отличный релакс и время побыть наедине с природой и с мыслями о будущих планах, в спокойствии ежедневно идя на работу и с нее... А еще по ночам просто интересно сидеть на берегу реки в тумане, которая по вечерам навевает мистику, а днем сверкает улыбкой солнца...
— А родной Львов часто вспоминаете?
— Львов — моя колыбель. Я родился и до 13 лет жил в доме буквально напротив Первого театра для детей и юношества (ныне Первый театр), где когда-то начинал творческую деятельность Роман Виктюк. Благодаря этому театру, пожалуй, я и влюбился в сценическое искусство. Моя мама работала там; то шила костюмы, то занималась другой работой, пока была в декрете с моей сестрой — Анной-Луизой Гривой, которая уже на сегодняшний день стала моим художником по костюмам (в том числе и для «Пера Гюнта» и других спектаклей). Меня «с колыбели» нянчили ТЮЗовские актеры. Также во Львове с 18 лет я уже начал работать актером в основанном А. Новохацким Львовском муниципальном академическом театре «И люди, и куклы», при этом учась во Львовском высшем училище культуры и искусств. Со временем поступил в Киевский национальный университет театра, кино и телевидения им. И. К. Карпенко-Карого на режиссуру.
Конечно, сам Львов, его архитектура, атмосфера, ряд театров, которые тоже закаляли меня и мои взгляды... Что-то давало толчок — О! Это оно! А что-то, конечно, огорчало... И даже очень...
«ПЕРВЫЙ ГИД В МИР ТЕАТРА — ВЛАДИМИР Магара»
— Интересно, а какие театральные личности наибольшее влияние на вас как режиссера?
— Переехав в 2003 году в Севастополь, я начал по-настоящему понимать и чувствовать театр — как зритель, так и за кулисами. Начал изучать «взрослый репертуар», и моим первым гидом в мир театра стал Владимир Магар, я не пропускал ни одного его спектакля, и, наверное, на его спектакле «Дон Жуан» я понял, что такое катарсис в театре. Конечно, к тому времени я еще многого не понимал — что это такое и что в данный момент со мной происходит, потому что хотел, чтобы чудо не кончалось никогда.
Но после окончания спектакля, отправляясь домой, у меня внутри была такая пустота, словно из тебя вытащили все эмоции... Эта суточная пустота стоила того, чтобы иметь минуту максимального подъема, и я решил, что буду в театре! Далее я стал изучать творчество других мастеров, и одним из них стал Марк Захаров... Перечислять можно много, но, если говорить о моих спектаклях, то можно заметить, что они оставили большой отпечаток и в моем взгляде на сценическое полотно, на выбор материала, на деликатность к автору.
— А у кого из мастеров вы захотели бы побывать на мастер-классе?
— Я редко работаю с современной формой и современной драматургией, ведь мне всегда казалось, что все уже давно написано и поставлено и каждый раз изобретать велосипед не нужно, мое кредо: откапывай старую, забытую глубинную классику, как тот же Пер (но в драме), и вот тебе — современность!
Ведь не в наличии джинсов, блювотины и ненормативной лексики современный театр, это еще не делает постановки актуальными или современными, но... Но живем в «современном» театре, где есть свои тренды. Поэтому я с удовольствием попал бы сначала на мастер-классы к нашим, родным, украинским— Максиму Голенко, Тамаре Труновой, а также к Ростиславу Дерипильскому, Андрею Белоусу, Андрею Бакирову, Дмитрию Богомазову. И вообще, я готов учиться познавать и открывать для себя что-то новое... Потому что еще до недавнего времени не понимал, что такое театр абсурда, пока не рискнул попробовать, и... не знаю, насколько этот первый «блин» получился вкусным...
«ЕСТЬ КОМАНДА, С КОТОРОЙ ПОЙДУ В РАЗВЕДКУ»
— Что думаете о нынешней театральной ситуации в Украине? Можно ли говорить, что сейчас пришло новое — ваше поколение?
— К сожалению, за время пандемии коронавируса большинство театров долго были в простое, что вызвало прежде всего финансовый и творческий коллапс, ведь без должного финансирования невозможно создавать запланированные крупные проекты, приглашать мастеров из-за рубежа, проводить гастрольную деятельность, фестивали, где можно обмениваться опытом , заводить новые знакомства... Да и, в конце концов, с урезанием бюджетов для выплат зарплат, а театр никогда не «жировал»... Печально, что некоторая часть актеров из-за локдауна вынуждена искать себе «лучшую долю», ведь, кроме ее величества Мельпомены, у каждого есть своя личная жизнь, семьи, дети... Это угнетает, но все надеются, что еще немного, и мы снова выйдем на сцену и увидим аншлаг «голодных», жаждущих поглощать театральное искусство зрителей. А что касается «нашего поколения», здесь все же есть определенный позитив — появилась молодая, амбициозная, талантливая плеяда как актеров, так и режиссеров, драматургов, художников.
— Роман, в Сумах находится знаменитый Дом-музей А. Чехова (флигель). Не думали ли что-то поставить из наследия Антона Павловича?
— Знаете, в свое время я залпом прочитал весь 12-томник Чехова и собирался поставить два его великих произведения — «Чайка» и «Вишневый сад». Опять же, «Чайка» для меня, как сверхзадача для автора-режиссера, речь о личности не своего времени, не понятной никем, даже своей же матерью, или даже, скорее всего, личность, которую никто и не желает понять, кроме Нины. Но... писателю этого мало, его долго не может принять Аркадина, а что сыну еще нужно в его начинаниях? Это снова «автобиографические» режиссерские боли... Как и «Вишневый сад» — спасите! Кричат ??все, а все погибает, потому что все не слышат друг друга... «Чайка» — услышьте! А не слышат... Все это мне близко в то или иное время моей жизни, поэтому да, я часто думаю о Чехове.
Также были мысли сделать компиляцию — его рассказы и повести, но территория не позволяет вместить зрителя. Но мы обязательно вернем чеховские произведения на сцену Театра им. М. Щепкина, ведь постановка по его произведениям шла у нас, в частности «Все, что тебе нужно — это любовь» по произведениям Чехова (режиссер Линас Зайкаускас).
— А над какими текстами вы хотели бы поработать в ближайшее время?
— У меня недавно был такой перечень «желанных» материалов и авторов, и, конечно, — это классические авторы с глыбой тем, особенно когда в центре есть и личность, и ее идентификация. Также манят символисты: Метерлинк «Синяя птица»; Ибсен «Кукольный дом»; Уильямс «Стеклянный зверинец»; Гоцци «Турандот», «Король олень»; Чехов «Чайка» и «Вишневый сад»; МакДонах «Калека с острова Инишмаан»; Булгаков «Мастер и Маргарита», «Жизнь господина де Мольера»; Гете «Фауст»; Шекспир «Тит Андроник», «Сон в летнюю ночь», «Король Лир»; Горин «Шут Балакирев»; Шварц «Голый король»; Гофман «Крошка Цахес»; Пушкин «Пиковая дама»; Шаффер «Амадеус»; Карпенко-Карый «Сто тысяч»; Гоголь «Вий»; Мишель Марк Бушар «Том на ферме»; Коцюбинский «Тіні забутих предків»; Довженко «Зачарована Десна»; Леся Украинка «Оргія»; Уайльд «Саломея», «Дориан Грей»; Еврипид «Медея»...
— А театральная критика помогает вам или иногда сбивает с толку?
— Театральная критика бывает разного толка. Как правило, «местечковая» критика нацелена на то, чтобы возвеличить местных мастеров, чтобы никого не обидеть и всем угодить. Поэтому, как правило, такая «критика» не является компетентной или вынуждена быть таковой, чтобы держаться на плаву. Большая беда в том, что такие же местные мастера свято верят в правдивость данной критики и поэтому не нуждаются в творческом развитии. Поэтому такой вид «критики» только мешает развитию искусства в театрах разных регионов Украины. Другое дело — Киев и критика столичная. То, что предусматривает системность, объемность, аналитичность...
— Кто сегодня ваши творческие единомышленники в Сумском театре?
— Я служу в Театре им. М. Щепкина уже более четырех лет, и за это время мы сумели прекрасно почувствовать друг друга и понять все сильные и слабые стороны нашего коллектива. Выбирая для постановок сложные произведения, мы научились доверять друг другу, что позволило стать нам единственным театральным организмом, когда каждая структура, каждый актер и каждый мастер является автором одного полотна. Мое желание и в дальнейшем сотрудничать с этим коллективом говорит о моем доверии и готовности создать здесь еще не одно полотно.
Счастье, что у меня есть команда, которая без лишних вопросов и сомнений доверится моей режиссерской воли. И именно с ними я и пойду в разведку...
