Сюжетом Проспера Мериме о губительной страсти офицера к околдовавшей его красивой цыганке Андрей Жолдак соблазнился еще десять лет назад в Киеве, и родился спектакль «Кармен», в котором главную роль исполнила супруга режиссера Виктория Спесивцева, а в роли Хосе выступили отец и сын Хостикоевы... Ныне тот красивый спектакль о страстной, романтической любви уже не идет на сцене. И нам остается лишь сожалеть о том, что мы, похоже, больше не увидим «творений» Жолдака, в которых бы мир представал пусть и страстным, раскаленным от человеческих желаний, но цветным и красивым, а не сумасшедшим, грязно-серым и уродливым, каким он является в его последних работах.
Кажется, свои надежды, свою веру в присутствие в мире и человеке светлого, божественного начала, пусть и покрытого всеми мыслимыми и немыслимыми пороками и грехами, самый харизматичный украинский режиссер окончательно похоронил под водами потопа, который устроил года четыре назад в харьковском спектакле «Венеция. Гольдони». В нем еще можно было обнаружить обломки уничтоженных цивилизацией культуры и красоты. Теперь, вынося действие своих спектаклей в грязные кухни и туалеты городских квартир, Андрей Жолдак, кажется, мстит миру за убитые в его сердце веру, надежду, любовь. Ибо как иначе объяснить его пристрастие к обнажению гнойных язв и смердящих экскрементов общества — как буквальных, физических, так и ментальных?
Новая версия новеллы о роковой страсти, названная «Кармен. Исход», поставлена в Театре Наций, где полтора года назад режиссер воплотил свои неуемные фантазии на темы Федры. Нынешнюю премьеру сыграли на сцене Театра им. Моссовета, благодаря чему, возможно, и были улучшены финансовые показатели, но спектаклю, по свидетельству людей, видевших прогон на изначальной сцене, это на пользу не пошло — его энергетика распылилась по огромному чужому залу.
Очевидно, необходимостью приспособить спектакль к неестественному для него пространству можно объяснить то скверное обстоятельство, что начался он почти с часовым опозданием. Праздно разгуливать по фойе пришлось не только рядовому зрителю, но и, к примеру, Марку Захарову с дочерью Александрой Захаровой. Присутствие руководителя Театра Ленком на премьере было не случайным. Жолдак рассказал в интервью, что приглашен Марком Анатольевичем для постановки спектакля, который «вошел бы в конфликт с другими постановками московских театров». (Поскольку Галина Волчек на премьере замечена не была, то, похоже, ранее разрекламированный совместный проект мятежного украинского режиссера с «Современником» так и не состоится.)
Нынешняя премьера, по признанию самого режиссера, — провокация, некий пробный «снаряд», за которым последует «бой». Трудно просчитать, какие театральные средства мобилизует Жолдак в войне с московскими режиссерами. Однако вряд ли ему дадут возможность шокировать публику Белокаменной со сцены Ленкома десятками совершено оголенных исполнителей или сидением народных (да еще и популярных) артистов на унитазах, чем он смущал харьковского зрителя. В Москве Жолдак ведет себя осмотрительнее, более уважительно по отношению и к актерам, и к публике. Например, в отличие от харьковских артистов, московским он не только разрешает не заголяться до первичных половых признаков — он позволяет им говорить.
Действие «Кармен. Исход» начинается в облезлой квартире (художник Юрий Купер использует коричневый картон, из которого делают коробки, так что среда обитания героев напоминает бомжатник). В этом запущенном месте готовятся праздновать день рождения некой полоумной бабушки, которая всех, кто ее поздравляет, кусает за палец. Данному эпизоду, правда, предшествует радиопролог, который должен настроить зрителей на философский лад — женский голос вещает о праве, законе и свободе. Смысл сбивчивого монолога сводится к тому, что всякий закон возникает для того, чтобы его нарушить и создать новый. Но чтобы человечество признало твое право на нарушение закона — а без бунта, как следует из сказанного, человек не лучше муравья — нужно Кем-то стать. В данных сентенциях более-менее образованный зритель легко увидит «уши» излюбленных режиссером ницшеанских идей о сверхчеловеке. Еще нам прочитают фрагмент из «Ветхого Завета», касающийся исхода израильского народа из Египта, чем намекнут на то, что и мы, дабы обновиться, нуждаемся в очищающем блуждании по пустыне.
Однако же вернемся ко дню рождения бабушки, на который сходятся дочь, внучка с ухажером, суетящаяся соседка, с трудом пролезающая в балконную дверь, через которую вносит в комнату разные блюда. На этом нелепом торжестве произнесет истерический монологом Елена Коренева, играющая дочь, гости попьянствуют и станцуют под режущую слух электрогитару. Когда же появится дедушка, муж именинницы, мы окончательно утвердимся в догадках, что пожилая пара, которая еле ходит, и есть те самые страстные любовники, которые в молодости повторили трагические коллизии отношений Кармен с Хосе. И не беда, что коварная изменница Кармен у Мериме погибла от руки бывшего возлюбленного — крепкой режиссерской руке все сюжетные перипетии покорны.
Состарившуюся и молодую Кармен в спектакле играет Мария Миронова. Москва театральная благодарна Жолдаку за то, что он раскрыл внутренние ресурсы актрисы, которая за роль Федры из психушки получила «Золотую маску». Свою способность оголять нерв и существовать на границе допустимого на сцене напряжения, актриса продемонстрировала и в новой роли. Ее партнером стал молодой актер Роман Ладнев. Хотя ранее на роль Хосе, человека долга, каким и должен быть мужчина (тем более, если он носит погоны), но из-за женщины ставший вором и убийцей, прочили Сергею Шакурову. Его отсутствие, впрочем, объяснимо — актеру здесь просто нечего играть, никакой внутренней драмы с этим Хосе не происходит, он просто зомбирован своим желанием быть с Кармен.
Всю дальнейшую историю страсти режиссер не столько поставил на сцене, сколько снял на камеру (в этом ему помог оператор Сокурова — Алексей Федоров). На экранах демонстрируются кадры с московских улиц и притонов, где срывает цветы удовольствий местный криминал и куда заносит проститутку Кармен (в начале второго действия мужчины по очереди имеют ее прямо в огромной коробке). Да и происходящее на сцене снимается двумя видеокамерами и проецируется на экран. Благодаря использованию кино мы не только видим крупные планы, но и постоянно «движемся» за героями в их сошествии в ад. Но этот же прием делает спектакль иллюстративным, плоским, лишая его внутренней коллизии, которой негде развернуться. Ко всему же, смысл, трагизм размывается из-за свойственной Жолдаку избыточности в средствах и приемах — он даже показывает записанный фрагмент репетиции.
То, что режиссер поселил героев в мир криминала, предстающий сущим адом (режиссер всегда умел создать нужную атмосферу), вполне оправдано. Но что трудно оправдать и увязать с происходящим, так это звучащие в начале философские сентенции — все персонажи здесь настолько асоциальны, настолько подвержены голосу инстинкта, что они не способны не то что философствовать, но и просто мыслить. И это не первый спектакль, в котором Жолдак, отказываясь видеть в людях людей, то есть видеть движения души, а не только судороги ненасытной до всяческих услад плоти, всецело сосредотачивается на биологии, на инстинктах, патологическими проявлениями которых он шокирует публику. Та же, в свою очередь, оставляет за собой право не согласиться с тем, что мир людей окончательно превратился в огромный зоопарк, где нет места ни любви, ни жертвенности, ни состраданию. И это свое несогласие она часто выражает массовым исходом из зала во время действия, что и произошло на премьере «Кармен...» Так что теперь у режиссера есть повод обидеться не только на украинского, но и на российского зрителя. Свои же обиды на Украину Андрей Валерьевич в очередной раз высказал накануне премьеры в интервью. От Родины он ожидает не просто покаяния за непонимание его искусства, но и торжественной встречи с хлебом и солью. «Придут, встанут с хлебом-солью: Андрей Жолдак, приди в Национальный театр, поставь что-нибудь! А я подумаю, пойти мне туда или нет», — мечтает уязвленный увольнением из харьковского театра режиссер. Конечно же, ничего дурного в его желании ставить спектакли не только за рубежом, но и дома, нет. Более того, стремление поддержать украинскую сцену всей мощью своего таланта (в Москве он по-прежнему пишет на афишах свое имя «Андрій» и указывает, что представляет Украину), даже было бы похвальным. Но за ним, увы, маячит все та же обида и желание отомстить за то, что украинский театр худо-бедно, но обходится и без него, Жолдака. Что, конечно, не добавляет нашей сцене известности, но, по крайней мере — нет худа без добра — защищает ее от новых провокаций и конфликтов, которые неизбежны, если режиссерами и актерами движут непомерные амбиции.
Не знаю, понимает ли это сам режиссер, но служит он, увы, не культуре, а своим амбициям — его поймало в свои сети коварное желание славы и всего, что ей сопутствует (хлебосольные встречи в том числе). Иными словами, за имиджем театрального авангардиста-экспериментатора искусно скрывается коммерчески сориентированный режиссер. Просто есть разные типы коммерческого успеха — один приходит вследствие угодничества вкусам толпы, другой является результатом умения потрафить моде, устанавливаемой рафинированной публикой и фестивальной конъюнктурой. Андрей Жолдак, презирая толпу, избрал последнее. Обижаясь на свою страну и свой народ, он не подумал о том, что коммерсантов, провокаторов, бойцов за власть, деньги и славу в Украине хватает и без него. А чего «рідній ненці» катастрофически недостает, так это людей, использующих свои силы и талант не для мести, славы и власти, а для любви и бескорыстного служения.
