В Оренбурге живет удивительный человек, ученый и писатель, который 60 лет своей жизни посвятил изучению творчества Т. Г. Шевченко. Леонид Наумович Большаков — автор около 20 книг об украинском поэте, составитель Оренбургской Шевченковской энциклопедии. Он создал шевченковские музеи в Орске и Оренбурге. По инициативе Л. Большакова ежегодно, начиная с 1977 года, в Оренбургской области проходит праздник «Шевченковский март». А еще Леонид Наумович — директор единственного в мире НИИ Тараса Шевченко. За свою подвижническую и исследовательскую работу ученый и писатель был удостоен Национальной премии Украины им. Т. Г. Шевченко.
— Леонид Наумович, с чего началась ваша исследовательская работа, растянувшаяся на 60 лет?
— Началось все с того, что в 1941 году я оказался в Орске. Маму эвакуировали из Чернигова как «ответственного» работника областной газеты «Більшовик». Я стал учетчиком писем. Знаете, сколько писем я регистрировал до войны? 150 в день. В Орске, в редакции газеты работали черниговские знакомые. И вскоре меня зачислили на должность выпускающего.
Еще в Чернигове я начал печататься в газете — заметки, стихи. Последнее стихотворение написал 22 июня 1941 года. Война все изменила... Больше стихов, да еще на украинском языке, я уже никогда не писал. Свои первые доклады о Т. Г. Шевченко сделал еще учась в черниговской средней школе. Судьба забросила меня в Орск — в этих краях прошла солдатская служба Кобзаря. Я решил побольше разузнать обо всем, что было связано с жизнью и творчеством Тараса Григорьевича. Первый вопрос, который я задал старожилам: «Сохранилась ли крепость»? Оказалось, что почти за век весенние половодья разрушили не только крепость, но и казарму, где отбывал свою службу Шевченко. К тому времени сильно изменился и облик старого города.
Сравнительно недавно мне посчастливилось отыскать в архиве план центральной части Орской крепости. Благодаря этому удалось определить, где стояли в то время казармы и находился плац. Теперь на месте плаца расположено музыкальное училище, на его фасаде была установлена мемориальная доска. А из мест, помнящих шевченковские шаги, осталась каменная колокольня разрушенного храма на горе. Кстати, мы с матерью жили в нескольких шагах от колокольни.
— И вы сразу взялись за поисковую работу?
— Вначале мои заметки в газете повторяли то, что было уже написано о Шевченко другими исследователями. И только спустя несколько лет я понял, что о житье Тараса Григорьевича в ссылке очень много неизвестных пятен. Зацепился за какой-то пустяковый факт — «невідома особа», как было сказано о человеке из окружения Шевченко. А почему «невідома»? Если на то время уже было три тома перечня публикаций о Шевченко? Невероятно, но факт: Орск оказался городом без архива! Еще в мае 1914 года в Петербурге на съезде губернских ученых архивных комиссий ученый из Оренбурга А. Попов рассказывал, как более 200 пудов архивных дел Орска было продано как ненужный хлам случайным коллекционерам. С тех пор следы о делах сосланных разных национальностей — французских пленниках, дело о поэте Шевченко — не найдены. Кстати, еще в 80-х годах XIX столетия из Орского архива при загадочных обстоятельствах стали исчезать наиболее важные документы, касающиеся жизни Кобзаря. Неплохой архив сохранился только в Оренбурге. Но выбраться туда было сложно. Кстати, умение работать в архиве пришло ко мне с годами.
В Орске я прожил 22 года. Работал заместителем редактора местной газеты. Параллельно с изучением жизни Тараса Шевченко стал заниматься творчеством Льва Толстого. Случайно обнаружил эвакуированные из Ленинграда книги. Одна пометка из библиотеки Фельтена заинтриговала меня. О Толстом я написал несколько книг, выпустил Оренбургскую Толстовскую энциклопедию. И вдруг в начале 60-х меня вызывают в обком партии и сообщают, что я должен ехать в Оренбург и организовывать там телевидение. Представьте мое недоумение: в ту пору я ни разу в жизни не видел телевизора! В Орске, как и на всем Оренбуржье, не было еще телевидения. Но решение начальства не обсуждается. Пришлось подчиниться. Зато сбылась моя заветная мечта — я оказался вблизи архивов. Каждый день в 4 утра приходил в областной архив. Сторож уже ждал меня. Работал до восьми. А потом начинался мой рабочий день на ТВ.
— Леонид Наумович, читая вашу книгу «Быль о Тарасе», невольно поймала себя на мысли, что подробности его жизни здесь, быта, душевных привязанностей стирают «бронзовелость» образа Кобзаря, делая его живым, доступным и понятным нашим современникам. Но не всем, наверное, нравится это. Вас никогда не обвиняли, что вы копаетесь в вопросах, которые не стоит поднимать, что вы умаляете гений Шевченко?
— А мне на эти нападки наплевать. Со мной спор не получается. «Я считаю» или «я знаю» у меня не проходит. Любой свой вывод я доказываю документами и жду этого же от оппонентов. Например, в воспоминаниях Ф. Лазаревского называется имя красавицы-татарки Забаржады. Она приходила в домик к друзьям-холостякам, среди которых был и Шевченко. Какой татарин пустит свою дочь в мужскую компанию, да еще и одну? Значит, была она определенной профессии. В архивах я нашел полную статистику местных публичных домов.
— Вы хотите сказать, что Шевченко посещал публичные дома?
— Он был живым человеком, а не памятником. Мужиком, которому ничто человеческое было не чуждо. Я даже намекаю на его болезни, идущие от его образа жизни. Но разве это умаляет талант Тараса Григорьевича?
— А как ссыльный солдат мог оплатить услуги этих домов?
— И в Оренбурге, и в Орске, и на Мангышлаке он много писал портретов на заказ. За одну такую работу ему платили по десять рублей. Деньги по тем временам немалые. Так что хватало на развлечения.
— Но ведь Шевченко сослали в солдаты со строжайшим царским запретом писать и рисовать?
— Слух о Шевченко прибывал в оренбургские города раньше, чем приезжал туда сам поэт. Многие просвещенные люди того времени ценили талант этого человека, некоторые просто боготворили его, и практически все старались облегчить его участь, помочь ему. А о чем говорит тот факт, что только прибыв в Оренбург из Петербурга, Шевченко на следующий же день получил приглашение от заведующего пересылочной тюрьмой учить его детей рисованию? Правда, домашним учителем он так и не стал. Этому помешала отправка Тараса Григорьевича в Орск.
— Вам не знакома скандальная книга украинского журналиста Олеся Бузины «Вурдалак Шевченко»? Что вы можете сказать о таком «развенчании» мифа Шевченко?
— Мне прислали эту книжку. Возмутившись, я даже писал «Отпор клеветнику». Книга Бузины — неграмотная писанина с претензиями на разоблачения. Она основана не на фактах, а на вымысле автора. Тенденциозность чувствуется на каждом шагу. А ведь в работе над книгой о реальных лицах и событиях самое главное — не быть тенденциозным. Прочивший эту книгу будет введен в заблуждение. Не принимаю я украинского или околоукраинского ученого Грабовича с его псевдоисследованием «Шевченко, як мифотворець». Прочел я эту работу, хотя сейчас мало читаю, а о Шевченко стараюсь и вовсе не читать, особенно художественной прозы. Столько там придумано всяких небылиц! Мне это очень мешает в работе для объективного восприятия.
— А с чего начинается литературоведческое открытие?
— С сомнения. Нужно любой известный факт поддавать сомнению и периодически говорить себе: «Я не верю». Ведь иные авторы биографических трудов даже не пытаются искать в архиве новые материалы. Из года в год они эксплуатируют то, что было извлечено из архивных пластов другими. А если кто-то первый допустил неточность, то эта ошибка так и кочует из одного труда в другой.
— Для вас одного архивный пласт Шевченко оказался слишком большим, и вы решили создать целый Научно-исследовательский институт Т. Шевченко?
— Я уходил на пенсию из Оренбургского политехнического института, где читал этику и эстетику. Уходил с твердым желанием наконец-то полностью заняться исследовательской работой. Десять лет так оно и было. А потом почувствовал желание объединить таких же, как я, исследователей творчества Шевченко, а их в России немало. Институт был создан на общественных началах 27 марта 1993 года. Это стало событием и для России, и для Украины. Отклики пришли из Москвы, Киева, Санкт-Петербурга, Днепропетровска, Ессентуков, Ташкента, Канева... А с 1995 года НИИ вошел в структуру Оренбургского государственного университета. Он стал первым научно-исследовательским учреждением гуманитарного профиля, получив официальное наименование «Институт Тараса Шевченко — Центр энциклопедических проектов». За эти годы вышло несколько книг и исследований, которые хорошо знают и в Украине. Например, «Оренбург шевченковский» оренбуржца В. Дорофеева, «Шевченко и Сапажниковы» краснодарца А. Банникова, «Шевченко, Бламберги и Мавромихали» москвича С. Сапожникова, исследования Т. Скопинцевой по фольклору и этнографии украинцев Оренбуржья. А также мои работы — трехтомник «Быль о Тарасе», удостоенный в 1994 году Государственной премии им. Т. Г. Шевченко; книга «Комментарий к дневнику Шевченко».
— А как относятся сейчас местные власти к вашему институту?
— Относятся как к очередной блажи Большакова. Со мной не спорят. Скажете, что я спекулирую своим положением? Я не выторговываю никаких званий, не зарабатываю на этой теме капиталы. За все свои работы и трех копеек не получил. Не в богатстве и славе счастье. Поверьте старому человеку, которому скоро исполнится 80 лет.
