Лучше, чем что-либо о театре говорят его спектакли. Спектакли показывают то, что происходит с художественным коллективом: его художественные способности, творческое вдохновение, эмоциональное состояние, будущий потенциал. Они — неопровержимое проявление биоритма театрального коллектива, а поэтому по его настроению можно понять немало театральных тайн.
Из-за внезапного ухода из жизни художественного руководителя Донецкого национального академического украинского музыкально-драматичного театра, Марка Бровуна, 85-я годовщина со дня рождения этого театра превратилась в «праздник со слезами на глазах» (см. «День» № 211). И показанные в эти дни спектакли, один из которых по жанру комедия, а другой притча, не случайно передавали зрителю щемящую грусть прощания навсегда, ощущение неотвратимости конца земного пути.
Насыщенный весьма трагическими перипетиями драматичный опус Э.-Э. Шмитта «Фредерик, или Бульвар преступления», об одном из самых популярных французских актеров ХІХ века, в режиссерском решении сразу двух постановщиков Алексея Кравчука и Евгения Курмана, оказался совсем не похожим на легкомысленный, развлекательный спектакль.
Актер — не хозяин сам себе, заверяют вместе всемирно известный французский драматург и исполнитель главной роли Андрей Романий. Он фат, который играет по чьему-то заказу, и поэтому живет кратковременными эмоциональными вспышками, а не надежными долговременными чувствами. Следовательно, сущность закулисного и сценического существования, представленная драматургом через известный мотив постоянной вынужденной двуликости, двойной жизни, акцентируется в этой пьесе через роковое срастание театральной маски и лица.
Самоотречение человеческой верности, достоинства прозвучит из уст Фредерика-Романия в финале спектакля, в монологе, который будет звучать при полном освещении зала, на ступенях, которые ведут на сцену, буквально у ног зрителей. Но и до момента этого сентиментального признания, которым актер буквально отвоюет зрительские слезы и сочувствие, спектакль таки принесет серьезное смятение в наши души.
Ведь обманывают не только профессиональные лицемеры, такие как артисты Фредерик или мадемуазель Жорж. Двойственность человеческой природы, всего нашего бытия становится главным разоблачением, на котором держится рассказ о судьбе французского актера. Поэтому в «Бульваре преступления» и возникает мотив многочисленных двойников и антиподов, которые господствуют не только в театре. Нетеатральный антипод есть и у главного героя Леметра — рассудительный барон де Ремюза (Виктор Жданов), отец влюбленной во Фредерика добропорядочной Береники (Елена Лисогорова), которая, в свою очередь, благодаря имени подражает исключительной героине трагедии Жана Расина и противопоставляется легкомысленной премьерше Красавице (Виктория Куренец).
Устроенный как общество существ постоянно играющих свои и чужие роли, зеркал и зазеркалья, которое сценографически удостоверяет художник Андрей Романченко, мир иногда выглядит и достаточно смешно. Комедийную линию спектакля ведет пара вечных ярых и непримиримых театральных дуэлянтов: директор парижского театра Арель (Владимир Быковский) и начинающий драматург (Андрей Ершов). Эти оба — театральный предприниматель-плут и высокомерный графоман таки умеют своим ремеслом превращать преступление в трюк, страх в радость, отчаяние в надежду, и несмотря ни на что радовать и смешить доверчивую публику.
Отвести от зрителя чувство безнадежности и неотвратимости пытается в спектакле-притче «... и превратились в белых журавлей» Александра Селина и режиссер-постановщик Василий Маслий. На Малой сцене театра устроена большая треугольная песочница (художник Владимир Медведь), которая по форме напоминает или журавлиный клин, или легендарные письма-треугольнички. Здесь в невероятном небытии, на необычной песчаной игровой площадке происходит момент взаимного познания людей, которые при жизни ненавидели и не понимали друг друга.
На какое-то мгновение души трех погибших ребят разных национальностей, разных вероисповеданий, которым матери напевали разные песни и которые погибли на войне от выстрелов друг друга, встречаются. Тогда же бывший враг, сначала из-за незнания, а потом благодаря познанию другого, становится родной душой, близким человеком. От этого приходит осознание общности судеб и общности смертей, а сценическая притча достигает высокого эмоционального откровения. Но в тот самый момент, когда они окончательно, благодаря познанию чужого, осознают, кто они, их догоняет безвозвратное прощание с жизнью.
Сыграть фальшиво текст о небытии — значит, фатально согрешить! И молодые актеры Иван Бессмолий, Максим Жданович, Константин Банников, с которыми работал начинающий режиссер Василий Маслий, находят в спектакле камертон исключительно деликатного сценического существования. Залогом их призрачной общности становится взаимное ансамблевое ощущение исполнителей, которые общаются друг с другом, словно держа дистанцию, балансируя на «легком дыхании», которое не допускает в спектакле однозначности, грубости и прямолинейных решений.
Песок, который взлетает вверх и волшебный экран над треугольником сценической площадки, на котором воспроизводятся удивительные картинки песочной анимации, делают попытку полета в небытие зримой и ощутимой на ощупь. Сцена и зал, и в этот раз эмоционально срастаются, но так, что в финале притчи зрители стесняются, и не сразу даже решаются аплодировать. Они же вместе с актерами пережили трагедию перехода в вечность, и поверили на сто процентов, что души где-то там встречаются-таки, и все друг друга прощают.
Фото Вячеслава ПАЩУКА
