Но приезд Виктории Лукьянец, солистки Венской оперы — это событие и торжественное, и в то же время почти интимное — ведь она своя, киевская. Ее вокальное дарование самобытно и уникально, оно восхищает, вызывает зависть, подстегивает рвение оперных неофитов и не перестает интриговать загадкой своего очарования.
Нам удалось поговорить с певицей после одной из ее репетиций. К слову замечу, что это миниатюрная, хрупкая женщина с трогательно детским лицом. Ее эмоциональность, безудержная радость способны заразить даже самого разуверившегося в себе оркестранта. Виктория очень раскованна на сцене — ее абсолютная уверенность в себе поразительно сочетается с чисто женской мягкостью и обаянием. Поэтому у вас никогда не возникнет неприятного чувства насильственного «порабощения» вашей воли певицей. Вы остаетесь свободны... Но все же — полностью во власти красоты и гармонии, которые излучает она и к которым стремишься сам.
— О вашей работоспособности ходят настоящие легенды: выучить оперу на любом языке за 7—10 дней кажется более чем невероятным. Как вам это удается?
— Сейчас жизнь артиста приобрела такой сумасшедший темп, что иначе, как только погрузившись полностью в работу, устоять просто невозможно. Я могу, например, сегодня петь в Вене, а завтра — уже в Нью-Йорке, причем с абсолютно разными спектаклями. Если хоть на миг остановиться, можно остаться за бортом. Это и плохо — мозг не успевает переключиться, голос — отдохнуть, нервная система — перенапряжена до нельзя, но и хорошо, потому что не тормозится движение, есть очевидный рост и новые результаты. Но нагрузки просто феноменальные! Здесь мне было намного легче.
— Виктория, программа, которую вы сейчас привезли, подготовлена специально для Киева или это уже обкатанный материал?
— Нет, я специально ее готовила для этой поездки, зная, что это концерт с камерным оркестром и с таким тонким музыкантом, как Роман Кофман. Я приготовила киевлянам произведения Моцарта для голоса с оркестром. Моцарт — это святое для меня. Мои педагоги мне когда-то говорили: «Певица, которая умеет петь Моцарта, может петь все». И поэтому для меня это, как «Отче наш». Я очень рада что постепенно возвращаюсь к такому репертуару, ведь эта музыка дорога именно душе моей. На Западе же этой возможности практически нет — там я все больше пою оперы — Доницетти, Беллини.
Пока моя самая последняя в этом сезоне роль — кстати шестая по счету партия Доницетти в моем репертуаре — роль некогда известной личности при дворце Людовика XIII. Кстати, со мною в этом спектакле пели артисты из Испании, Кореи, Мексики — эти страны дают сейчас феноменальные голоса. И как ни печально, все меньше и меньше становится певцов из Италии, которая три века держала позиции ведущей оперной школы Европы.
— Вы повышали где-то свой профессиональный уровень уже после общения с Ириной Архиповой и отъезда на Запад?
— Мне бы хотелось с самого начала исправить несколько ложное представление относительно того, что для меня сделала Ирина Архипова. Я у нее не училась. Она услышала меня на конкурсе имени Глинки в 1987 году и сказала: «Вы — готовая певица» и единственное, что Архипова сделала для меня, — это помогла пробить дорогу на сцену, дав рекомендации на моцартовский конкурс. Кроме того, она брала меня в свои концерты в Свердловск, Астрахань, Санкт-Петербург, Москву, приговаривая: «Тебя пока никто не знает, но ты спой со мной и пойдешь дальше сама». Она, как никто другой, понимала, что начинающей певице нужен толчок, важно ее показать публике. Но лично у нее я не училась. Как не училась больше ни у кого после консерватории, хотя никто этому и не верит.
— А кого сейчас из композиторов предпочитают в Венской опере?
— Безусловно, Вагнера и Моцарта — это две величины, на которых держится оперный репертуар. Там ставят всего Вагнера и всего Моцарта. Но из вагнеровского арсенала я пою только в I и IV частях его тетралогии «Кольцо нибелунга» партию Воглинды и конечно же — все колоратурные партии у Моцарта, хотя Царицу Ночи в «Волшебной флейте» я больше, кажется, ни слышать, ни петь не могу, так она мне надоела.
— Какие роли вы предпочитаете исполнять?
— Мелодраматические, где героиня и любит, и радуется, и страдает. Джильда (Дж. Верди «Риголетто»), Виолетта (Дж. Верди «Травиата»), Лючия (Г. Доницетти «Лючия ди Ламмермур») — настоящие женские натуры. Вот это мое.
Но во мне есть предпосылки и к ролям сугубо драматическим, таким, как Тоска (Дж. Пуччини «Тоска»), Лиза (П. Чайковский «Пиковая дама»), но петь я пока их не хочу, хотя уже были предложения спеть Дездемону (Дж. Верди «Отелло»). Я уверена, что сейчас это не принесет пользы моему голосу, к тому же мне только 31 год и я еще хочу попеть репертуар лирико-колоратурного сопрано.
— Насколько популярна на Западе русская оперная классика?
— С русской оперой там очень тяжело и их познания о нас ограничиваются только ходовыми операми Чайковского — «Евгений Онегин», «Пиковая дама» — и Мусоргского. В этих спектаклях, к сожалению, для меня нет партий, потому, можете представить себе мою ностальгию по родной музыке — «Снегурочке» или «Царской невесте» Римского-Корсакова, «Руслану и Людмиле» Глинки.
— Если там настолько малоизвестна русская оперная традиция, то, как бы вы охарактеризовали положение украинской музыки? Вы ничего не исполняете из национальной классики?
— Все наши оперы — это «Запорожец за Дунаем» Гулака-Артемовского и «Наталка-Полтавка» Лысенко. Это же просто народные песни. Я очень люблю петь украинский фольклор, и, кстати, там он идет на «ура», но каждый раз восклицают: «О, como italiano, como italiano!» (то есть, очень похоже на итальянский). Но я пою только a cappella и стараюсь исполнять не шлягеры, а то, что мало кто знает. Вообще, всегда ищу что-то новое, неизвестное. Потому что петь постоянно ту же Джильду или Виолетту невозможно — приедается. Поэтому я никогда не довольствуюсь старым, меня все время тянет учиться.
— Примадонна вашей величины может влиять на создание сценического образа или это прерогатива дирижера-постановщика? То есть, имеет ли право певица диктовать свои условия?
— Не то, чтобы диктовать, а предлагать, советовать. Понимаете, там совершенно по-другому строится творческое общение, нежели у нас. Чем выше талант артиста, тем поразительнее его скромность и такт. Даже такие примадонны экстракласса, как Донна Сазерленд, Монсеррат Кабалье, Мариа Каллас, в силу собственной духовной культуры никогда не позволяют навязывать свое мнение другим. Например, Лучано Паваротти — человек бешеной трудоспособности, ежечасно молится лишь об одном — чтобы Бог его не оставил. Поэтому мы ничего не диктуем, а скорее сотрудничаем вместе и, как правило, обстановка на репетициях всегда очень спокойная, доброжелательная и, главное, деликатная. Там изначально отсутствует хамство. Мне до сих пор было со всеми легко и радостно работать.
— А ваша дочь не собирается ли пойти по вашим стопам?
— Она великолепно рисует, учится сейчас в художественной гимназии; а кроме того, играет на фортепиано, скоро приступит к изучению семи (!) языков. Моя мечта — дать Дарусе хорошее образование, чтобы нигде и никогда ей не пришлось ходить с протянутой рукой.
— А какими словами можно выразить то святое, что помогает вам переживать невзгоды?
— Это — Вера, Надежда и Любовь. Верьте в надежду, любите все вокруг — даже свои трудности, потому что они временны и за ними всегда следует радость. Я прошу у Бога только здоровья и немножечко удачи, а все остальное постараюсь сделать сама.
