Ян Фабр, бельгийский художник, сценограф, театральный режиссер и драматург, потомок знаменитого французского энтомолога Жана Анри Фабра, родился в Антверпене в 1958 году. Также в городе Рубенса и Ван Дейка Ян получил образование в Муниципальном институте декоративных искусств и Королевской академии изобразительных искусств.
Критики характеризуют стиль этого художника как экстремальное творческое поведение. В мятежных 70-х он рисовал собственной кровью и устраивал «денежные» представления, на которых сжигал деньги публики. Сенсационной стала акция «Русская рулетка», в ходе которой Фабр предложил шести критикам, представляющим разные искусства, стрелять в него из револьвера (по утверждению автора, критики промахнулись). Акции Яна Фабра, в которых всегда совмещалось изобразительное искусство и театр, давно описаны в книгах по современному танцу и искусству.
В начале 80-х незаурядное впечатление произвели осуществленные им сценические версии собственных пьес «Сила театрального безумия» («The power of theatrical madness») и «Это театр, которым он должен быть в ожидании и предсказании» («It is theatre as it to be expected and foreseen»). Обе пьесы были приняты одновременно с восторгом и замешательством, поскольку Фабр пытался опровергнуть традиции как традиционного, так и авангардного театра. В целом, его пьесы представляют собой сборники миниатюр, предусматривающие открытый, полуимпровизационный стиль исполнения. Фабр также сломал временные рамки традиционного спектакля, показывая так называемые живые инсталляции, длящиеся непрерывно много часов кряду («Реальное тело в реальном времени»).
Последние 30 лет объектом его исследований остается человеческое тело во всех его проявлениях. В таких постановках, как «Хлопок одной ладонью» («The sound of one hand clapping», 1990, Франкфуртский балет); трилогия тела «Сладкие искушения» («Sweet temptations», 1991); «Мерцающие иконы» («Glowing іcons», 1996), рассматриваются физические, духовные и эротичные аспекты телесности. Известной стала постановка «Вселенские авторские права» («Universal сopyrights»), в которой Фабр заставил своего фламандского коллегу, хореографа Вима Вандекейбуса, путешествовать по анатомическому Музею тела и раздумывать о пластической хирургии.
Последний этап его творческой деятельности — коллекция театральных монологов, в основном для его музы — актрисы Елс Декекелир. Подобные спектакли Ян Фабр называет «движением одного человека». О степени его признания в сценическом мире можно судить хотя бы по тому, что в 2005 году его пригласили руководить программой самого престижного театрального фестиваля мира — Авиньонского.
Не менее плодотворной является деятельность господина Фабра и в современном искусстве. К его самым известным работам относятся «Тиволи» (1990) — особняк, полностью покрытый рисунками шариковой ручкой; «Мужчина, меряющий облака» (1998) — бронзовая скульптура, копии которой находятся в самых престижных мировых коллекциях; а также «Небеса восторга» (2002) — работа, созданная по заказу королевы Бельгии Паоли для потолка Зеркального зала Королевского дворца в Брюсселе. Фабр покрыл потолок... надкрыльями 1,4 млрд. жуков-скарабеев. Необычное покрытие отражает свет, переливаясь всеми оттенками от зеленого до синего. Эти переливы света отражаются в старинных зеркалах зала ХІХ в. и создают потрясающий эффект.
Фабр принимал участие в таких выдающихся международных арт-форумах, как Венецианская биеннале (1984, 1990, 2003 и 2009), «Документа» в Касселе (1987 и 1992), биеннале в Сан-Паулу (1991), Лионская биеннале (2000), биеннале в Валенсии (2001), Стамбульская биеннале (1992 и 2001), выставлялся в Лувре.
В Киев Ян Фабр приехал как автор провокационной инсталляции «Фонтан мира» (как молодой художник), на которой манекен художника лежит в состоянии полового возбуждения среди надгробий. «Фонтан» выставлен в рамках экспозиции «Сексуальность и трансцендентность», проходящей в настоящее время в столичном PinchukArtCentre.
— Вы занимаетесь многими искусствами. Что для вас более важно — театр, танец, художественная деятельность?
— Это все одно и то же и является одинаково важным для меня.
— Но, все-таки, на какой почве? Что объединяет столь разные художественные жанры?
— Это все основывается на идее метаморфозы и исследования человеческого тела.
— Что же тогда такое человеческое тело? Объект исследования, желания, вдохновения?
— Человеческое тело — это все. Это и ловушка, и лаборатория, и чувство. Это — мера всех вещей в политическом, философском, социальном смысле.
— Хотелось бы немного узнать о вашем театральном опыте. С чего начинается спектакль?
— Основа театральной постановки — это рисование и текст. Но когда я уже работаю с труппой танцовщиков и актеров, они являются самыми важными объектами моего творчества. Потому что актер и танцовщик придают необходимый блеск представлению.
— Вы ставите во главу угла работу с актером?
— Да, конечно, потому что актер — это нерв театральной работы. Я могу хорошо режиссировать, писать, сделать красивые костюмы или декорации, но если актер не является профессионалом, неталантлив, тогда представления просто нет.
— Возможен ли сегодня катарсис на театре в классическом, аристотелевском понимании?
— Да, я верю в греческую матрицу катарсиса. Мой театр недаром называется «Фармакон». Фармакон — это греческое слово, означающее лекарства, исцеляющие тебя или же те, что могут убить.
— В одном из интервью вы сказали, что стремитесь создать пространство, само по себе продуцирующее движение. Как это возможно?
— Я думаю, что все мои работы — о разделяющемся пространстве. Потому что пространство само по себе является содержанием, наполнением, а мои работы разделяют это содержание. Вот вы видите оргазмирующего художника, видите эту вертикальную белую линию, и пространство разделается, становится абсолютно другим, в нем появляется движение.
— Продолжая тему ваших инсталляций — почему вы так часто используете насекомых в своем творчестве?
— Потому что я энтомолог-любитель. Я думаю, что насекомые — это самый важный и самый старый компьютер в мире.
— Именно компьютер?
— Ведь они хранят самый больший объем памяти о нашей планете. Если вы уберете насекомых с нашей планеты, то она прекратит свое существование. Кстати, вы должны знать, что если у вас действительно хороший, красивый, чистый дом, то там обязательно должны жить пауки. Уберете пауков — исчезнет гармония в доме.
— Что такое для вас провокация, необходима ли она сегодня?
— По моему мнению, это слово постоянно неправильно используют. Потому что, если мы должным образом проанализируем слово «провокация», то увидим, что это означает эволюцию сознания (игра слов в английском: provocation — провокация, evocation — эволюция. — Д.Д.). Я уверен, что художники как раз развивают сознание, способствуют его эволюции.
— Почему очень часто в ваших произведениях в качестве главных мотивов выступают смерть и насилие?
— Нет, это не так. Точнее будет сказать, что это смерть и жизненная энергия. Например, работа «Фонтан мира» — на тему memento mori (знаменитая латинская максима «Помни о смерти!» в средневековых монашеских орденах использовалась в качестве приветствия. — Д.Д.). Вы здесь также можете увидеть и фламандскую традицию живописи, в которой идея memento mori занимала весьма значимое место. Ведь я родом из страны, где фактически была изобретена живопись маслом. Поэтому мой «Фонтан» — это празднование смерти, отказ от отрицательного отношения к ней.
— В любом случае, тема смерти является всегда актуальной. А как вы вообще относитесь к актуальности в искусстве?
— Актуальность — это новости, а новости — это мода. Я не занимаюсь модой.
— Однако вы не выглядите как человек, не думающий о моде.
— Нет, не в моей работе. Да, у меня красивые очки и стильный пиджак, но это не влияет на мою работу. Художник не должен думать о том, что теперь модно или актуально. Он должен просто создавать.
— Тогда осталось выяснить ваше отношение к теме выставки, в которой вы сейчас принимаете участие. Что такое сексуальность?
— Это самый большой движитель жизни — физически и духовно.
— Тогда трансцендентность — что-то противоположное?
— Нет. Любовь внутри сексуальности — это и есть трансцендентность. Когда два тела проявляют себя и становятся одним целым в акте сексуальности, тогда это все становится чем-то иным — становится трансценденцией.
