Сколько бы мы ни рассуждали на тему аполитичности искусства и его чистого эстетизма, в условиях социальных, исторических либо политических перемен театр тонко реагирует на ситуацию. Ярчайшее тому доказательство — выбор драматургии, интерпретация которой, без сомнения, является способом видения режиссерами не только существующих обстоятельств, но и общечеловеческих проблем, приоритетов и ценностей. И если вполне логичным «детищем» Оранжевой революции стал спектакль Станислава Моисеева (Киевский Молодой театр) «В моем завершении мое начало...» (укр. «В моїм завершенні початок мій...») по пьесе Ф. Шиллера «Мария Стюарт» (тема — борьба за власть между Марией Стюарт и королевой Елизаветой), то во времена очередных конфликтов и перемен не заставили себя долго ждать и постановки одной из наиболее сложных, философских и неоднозначных пьес Вильяма Шекспира «Ричард ІІІ».
РИЧАРД-ФАНТОМ
Дмитрий Богомазов со времен основания театра «Вильна сцена» стал поистине свободным мастером-экспериментатором — без особого опасения он играет с литературным материалом, предлагая все новые и новые формы его воплощения.
Подобным экспериментом является и сценическая интерпретация пьесы «Ричард ІІІ» «Солодких снів, Річарде» (Sweet dreams, Richard). Осмыслить всю остроту и актуальность классического сюжета режиссер предлагает через знаковый театр. Форма визуально-звукового перформанса, трансформация сюжета, реплики, звучащие в оригинале (на английском языке), — все это дает возможность режиссеру создать своего Ричарда. Он — символ жажды власти. Он — нереальный персонаж, герой-фантом, массовость злодеяний которого не читается в тексте, лишь визуально «умножается» и распознается с помощью внешних эффектов. Видения убийцы, вырываясь из подсознания, создают атмосферу ужаса, словно напоминая Ричарду о содеянных злодеяниях.
Жертвы Ричарда приходят к нему во сне, суля смерть и проклятие. Тиран должен погибнуть, поэтому и название спектакля воспринимается как горькая ирония над злодеем и окружающей нас действительностью.
В СЕТЯХ ВЛАСТИ, ЖЕСТОКОСТИ И ЛЮБВИ
В отличие от Дмитрия Богомазова, режиссер Андрей Билоус на сцене Киевского академического театра драмы и комедии на Левом берегу Днепра ставит спектакль «Ричард ІІІ» в системе психологического театра. Сложный шекспировский персонаж выглядит еще более неоднозначным и многогранным, воспринимаясь как органичная составляющая предлагаемых обстоятельств — жизни общества с его жестокими бескомпромиссными законами и суровыми требованиями.
В мрачном сером пространстве все и вся подчинены борьбе — за власть, место под солнцем. И Герцог Глостер, а после — король Ричард, которого в спектакле Андрея Билоуса играет молодой актер Алексей Тритенко, волей судьбы становится злодеем. Он — дьявол во плоти и, в то же время, жертва, заложник ситуации.
Недаром рядом с предметами из «серии ужасов» (отрубленных голов, гильотины), которых в спектакле предостаточно, центральное место в сценических апартаментах занимает веревочная сеть (сценография — Борис Орлов). В нее, словно в капкан, попадают действующие лица этой истории, становясь жертвами главного героя. В то же время, и сам Глостер — запутан в собственных страстях и пугающей его безысходности.
Он — урод в уродливом мире, ребенок, превратившийся в монстра. Им играет судьба, а он, в свою очередь, — человеческими судьбами. Его мучает совесть, но в ответ на эти муки герой еще более ожесточается. Глостер страдает, боясь допустить и мысль о неограниченной власти, иначе — контроль над собственными деяниями утрачен навсегда. Он жаждет и боится престола.
Кажется очевидным, что этому тирану просто не представлялось возможности быть лучше, или хотя бы понять, каков он на самом деле. Ведь даже в сцене, когда Ричард ищет поддержки, плача на груди Герцогини Йоркской (Светлана Золотько), он не находит утешения.
В то же время, с Глостером происходят метаморфозы, когда он «завоевывает» леди Анну (Анастасия Карпенко). Злодей буквально преображается: меняет серую одежду на белую, «снимает» горб. И кто знает, каков он, настоящий... Или, возможно, это любовь хотя бы на миг дала ему возможность побыть иным. И, как это ни странно, Глостер побеждает Анну, и в этом — отражение лицемерия окружающей действительности.
Оригинальным решением является и то, что некоторые актеры играют в спектакле две роли (например, Михаил Кукуюк — Георг Кларенс, брат короля Эдуарда и Король Эдуард). Ведь в этом жестоком мире все перепуталось, и бывает сложно отличить друзей от врагов. Подобные находки являются намеком, а порой и прямыми аллюзиями современного мира.
Спектакль порой кажется несколько фрагментарным, и, в то же время, его составляющие, будто фрагменты пазла, точно укладываются в целостную картину. Довольно органично и музыкальное решение (Александр Курий): действенная, а иногда щемяще-трогательная музыка воспринимается как психологический акцент. Кстати, и эмоциональная амплитуда спектакля меняется в зависимости от смыслового наполнения каждой сцены: от чрезмерного пафоса и трагического ощущения (как стимул — натуралистичность) до ироничности и даже сентиментальности (в последних сценах Ричарда даже становится жаль, как античного трагического героя).
Иногда уровень условности (сцены казни, зеркальное отображение окружающего мира, искривление действительности и корона-свет) выходят за пределы психологического театра. И вместе с тем, между элементами разных «театральных техник» не возникает конфликта.
Сон Ричарда воспринимается как акт психологического и морального «разоблачения»: Ричард нуждается в прощении и, кажется...защите. И это ощущение позволяет увидеть свет, пробившийся сквозь мрак, тьму, депрессию и невыносимое постоянство зла.
