«Представление преисполнено провинциальной скуки. Все было
бесконечным, даже Равель, длившийся всего 14 минут, — иронизировал в частном
письме, передавая свои впечатления от балета трупы Иды Рубинштейн Сергей
Дягилев. — Хуже всех была сама Ида. Сгорбленная, с всклокоченными рыжими
волосами, без шляпки, в танцевальных туфлях — чтобы казаться меньше ростом
— все другие в касках с перьями, на каблуках... Танцевать ничего не может:
стоит на носках с согнутыми коленями. От лица остался только большой открытый
рот с массой стиснутых зубов, изображающий улыбку. Сущий ужас».
Впрочем, это мнение, кажется, все-таки было слишком тенденциозно.
Ведь в аристократических кругах Парижа представление вызвало безумный ажиотаж.
Наверное, главным образом обусловила сенсацию именно музыка Равеля. «Болеро»
стало одним из неоспоримых шлягеров века, эту мелодию знают все, даже очень
далекие от любви к классике люди. То, что Равель создал гениальное произведение,
стало понятно уже на следующее утро после его первого исполнения. Мелодию
насвистывали и напевали на улицах Парижа и в провинции — она звучала всюду.
Композитор как будто угадал потаенное желание эпохи. «Довольно музыки,
которая парит под небесами, довольно музыки, которую следует слушать, замерев
в экстазе! Дайте нам музыку, которая ходит по земле, музыку на каждый день»,
— требовала молодая генерация. Ироничный Равель предложил ей 18 вариаций
одной темы. Полная определенность, настойчивый повтор одной из самых длинных
мелодий в музыке нашего века, линеарная инструментовка. Крайне схематичное,
формальное построение не только не сковывает эмоциональность, а наоборот,
становится основанием для ее полного, воистину грандиозного проявления.
Никто не останется безразличным перед красотой мелодии, ее стальным ритмом
и непреклонным динамичным нарастанием. Кульминация поражает неожиданностью.
Мелодия вдруг подчиняется ритмичному пульсу произведения, которое выполняется
тутти оркестра. Решающая, финальная стадия напоминает медленно, но непрестанно
раскручивающуюся пружину.
Современники называли Равеля ходячим парадоксом, что лучше
всего засвидетельствовало его «Болеро». Композитор, которого считали сухим
и жеманным, кубический череп и квадратное лицо которого скорее ассоциировались
с образом кабинетного ученого, нежели музыканта, вдруг открыл в «Болеро»
сущность своей натуры — чрезвычайно нежной, нервной и чувствительной. Впрочем,
эта скрытность была присуща Равелю. Никто никогда не видел, как он работает.
Творил композитор медленно и уединенно. На суд публики выносил произведения
законченные, отшлифованные до высшего совершенства. Возможно поэтому, критика
считала его музыку абсолютно неэмоциональной. «Но, — как признался однажды
композитор, — я баск. Баски чувствуют неистово, но отдаются этому мало
и только в исключительных случаях».
... «Болеро» — это звуковой образ зла, истязавшего Равеля,
возможно, всю его жизнь. В «Болеро» наглядно выражена навязчивая идея кошмара.
От этой якобы нежной и доступной музыки веет ледяным отчаянием: разве не
ужасно трагическое нарастание темы, повторяющейся упрямо, с методичностью
метронома, но не способной вырваться на свободу? Разве не напоминает она
узника, стремящегося головой разбить каменные стены своей камеры?
Кстати, только одна аудитория в мире — испанская — приняла
«Болеро» прохладно. Не из-за уязвленной ли национальной амбиции: ведь ни
темп, ни форма произведения Равеля не имеют ничего общего с известным танцем.
Это была демонстрация власти над звуковым материалом, блестящей виртуозности
композитора, показавшего, чего можно достичь, оставаясь в пределах строго
выдержанной техники. «Если найдена идея, каждый ученик консерватории может
создать «Болеро», — заметил как-то Равель. Для исполнения этого произведения
важно, по мнению композитора, подчеркивать схематичность, рационализм и
автоматизм, которые должны завораживать слушателей. Ему хотелось, чтобы
действие «Болеро» разворачивалось под открытым небом. В декорацию вполне
естественно должен вписаться корпус завода. Из него постепенно выходили
бы рабочие и работницы и начинали бы танцевать. А еще, чтобы был намек
на бой быков и эпизод тайной любовной идиллии между Мариленой и тореро,
которого, в конце концов, заколол кинжалом ревнивец под балконом неверной...
Наш гениальный земляк, киевлянин Сергей Лифарь воплотил этот план ровно
спустя десять лет после первого исполнения «Болеро» — на сцене парижской
«Гранд-Опера» в 1938 году.
СПРАВКА «ДНЯ»
Болеро — ритмичный и изысканный испанский народный танец,
который исполняется под аккомпанемент гитары, барабана и кастаньет. Создан,
вероятно, приблизительно в 1780 году испанским танцовщиком С. Сересо, использовавшим
для болеро музыку ламанчских сегидилий. Этот эмоциональный испанский танец
вдохновил многих композиторов. В характере болеро писали инструментальные
пьесы Шопен и Альбиони, в его ритме создавали номера в своих операх Берлиоз,
Вебер и Верди, а в балетах — Делиб и Чайковский. Самая же громкая слава
выпала именно Болеро для симфонического оркестра Равеля.
