Рискнем высказать предположение, что эта постановка – плод горького пессимизма и разочарование режиссера в отношении той культуры, которую мы когда-то считали великой, но теперь она, по крайней мере в массовом сознании, превратилась в имитацию самой себя, набор пустых попсовых понятий и символов. Иначе сложно объяснить, почему на сцене все именно такое, каким мы его здесь увидели.
Занавес открыт еще до начала спектакля, и нам видно несколько старых псевдоклассических колонн, густо обписанных пушкинским почерком (сценография Алии Байтеновой). Те колонны – возможно, из Херсонеса под Севастополем, а может, из берлинского рейхстага. Они также напоминают оборванные бурей березовые стволы – черные мазки граффити на светлой коре. Все персонажи (кроме Пугачева) одеты одинаково, в том же «березовом колорите» - на фоне белой ткани те же черные метки рукописного текста. Если добавить к этому деревянно-кукольную пластику персонажей – получаем целую компанию буратин, наспех вытесанных из березовых поленьев. От механической буратинности здесь свободен только один человек, да и тот разбойник, это Пугачев (Александр Ромашко) в своем красном кафтане. Все остальные – люди принципиально униформированные. Впрочем, у каждого из них появляются признаки живой души. У кого-то щедрее, как у Маши (Дарья Панасенко) или у майора Зурина (Артем Атаманюк), у кого-то – всего лишь на мгновение, как у капитана Миронова (Ярослав Черненький) на пороге гибели. Однако эти моменты одушевления – тоже, так сказать, эскизные, они лишь подчеркивают одномерную, как в комиксах, природу персонажей. Между тем, школьная часть публики с пониманием воспринимает заложенный в спектакле «комиксовый» принцип подачи материала. Итак, режиссер точно угадал привычную для этой публики манеру игры.
Что еще здесь есть? Есть несколько знаков-символов, взятых из литературы пушкинской эпохи. К примеру, упомянутый красный кафтан Пугачева – не дьявольская ли это «красная свитка» из ранних повестей Гоголя? Или – гоголевская же «птица-тройка», на которой путешествуют герои, и также служит диванчиком, на котором отдыхают те или иные персонажи.
Есть здесь также и сам Пушкин, которого не видно, но слышен его голос за кулисами, откуда он загробным тоном цитирует свои хрестоматийные строчки, в частности, про «русский бунт, бессмысленный и беспощадный».
И есть еще какая-то странная пустота за той колоннадой, пустота, из которой появляются и куда исчезают персонажи. Автографы на этих колоннах разобрать трудно. Возможно, там просто написано «Здесь был… Пушкин».