Извечная коллизия Берлинского фестиваля, о которой приходится вспоминать ежегодно, анализируя ленты, увиденные в залах вокруг Потсдамской площади, — преобладание политического и социального над художественным. Так уж сложилось, такую особенность задал исторический контекст: в столице страны, пережившей два тоталитарных режима и искусственное разделение, наверное, и не мог бы появиться иной кинофорум.
Конечно, иногда требования злободневности и интересы кинематографа сочетаются бесконфликтно. Так было, например, в предыдущем, 65-м берлинском конкурсе, который на моей памяти стал самым сильным.
В этом году, кажется, отборники несколько расслабились, потеряли фокус. Ничем иным нельзя объяснить того, что, кроме безусловного обладателя «Золотого медведя», в остальных категориях совсем не наблюдалось очевидных лидеров.
Хотя как жанрового, так и тематического разнообразия удалось придерживаться. В основной конкурс попали документалистика (сразу два фильма, что является редкостью), семейные драмы, любовные истории, даже фантастический триллер; конечно, они не банально там как-то развлекали публику, а рассказывали о бедности, проблемном детстве, абортах, Сопротивлении в нацистской Германии, неурядицах в семье, межнациональной вражде, войнах, побеге европейской молодежи в ряды «ИГИЛа». Полный спектр бед человечества, одним словом.
На широкий разбор каждой работы не хватит газетной площади, да и далеко не все конкурсанты достигают зрительского потенциала, который выходил бы за пределы национальных аудиторий стран-производителей. Остановлюсь на трех главных лауреатах, чей успех является примечательным и даже поучительным именно для нашей киноиндустрии — и потому требует более детального рассмотрения.
В РАМКАХ 66-ГО МЕЖДУНАРОДНОГО КИНОФЕСТИВАЛЯ BERLINALE СОСТОЯЛАСЬ И 30-Я ЦЕРЕМОНИЯ НАГРАЖДЕНИЯ ПОБЕДИТЕЛЕЙ СПЕЦИАЛЬНОЙ ЛГБТ-ПРОГРАММЫ — TEDDY AWARD 2016 / ФОТО РЕЙТЕР
Тунисский режиссер Мохамед Бен Аттиа в своем первом полном метре «Хеди» попал в тематический нерв фестиваля, затронув и противоречия между религией и современным образом жизни, и ситуацию в постреволюционном исламском мире, и экономический кризис. Главным героем «Хеди» является молодой торговец, который осмеливается начать жить собственной жизнью прямо накануне навязываемой ему свадьбы, сознательно решившись на разрыв с семьей — шаг, неслыханный в традиционалистском обществе. При этом от эмиграции в Европу он отказывается тоже, выбирает полностью собственный путь. Универсальность этого конфликта, более-менее качественные режиссура и актерские работы, а также близость Аттиа к бельгийским патриархам социального реализма, братьям Дарденн, не остались вне поля зрения жюри: сорокалетний тунисец получил «Медведя» за лучший дебют.
Еще один режиссер, которому удалось поднять сразу целый пласт важных проблем, одновременно не очень согрешив против искусства — босниец Данис Танович, автор нашумевшей антивоенной драмы «Ничейная земля» («Оскар» в 2002 году за лучший фильм на иностранном языке). К берлинскому конкурсу он присоединился с драмой «Смерть в Сараево» и финишировал безусловным триумфатором: Гран-при жюри и приз ФИПРЕССИ.
Действия разворачиваются в фешенебельном сараевском отеле, накануне международных мероприятий по случаю столетия от начала Первой мировой войны. Танович показывает жизнь отеля на нескольких уровнях, без главного героя. На крыше журналистка расспрашивает гостей о причинах и следствиях Первой мировой. Сотрудники отеля готовятся к забастовке из-за задержки зарплат. Одна из менеджеров, дочь лидерши забастовки, попадает под угрозу увольнения. Директор, загнавший собственное предприятие в долги, для подавления протеста прибегает к услугам бандитов — владельцев подвального ночного клуба. Французский министр в своем номере репетирует речь для вечерних мероприятий. Речь на самом деле является текстом из «Отеля «Европа» — пьесы-монолога французского философа и публициста, друга Украины Бернара-Анри Леви; кстати, Леви отмечен как соавтор сценария. Танович, очевидно, не верит в построенный на превосходстве патриотизм и коррупционное процветание (как часто они идут рука об руку!): ситуация постепенно выходит из-под контроля, герои предают друг друга, снова в Сараево раздаются выстрелы, но погибает не кронпринц, не министр — а собственно... Гаврило Принцип — тезка знаменитого террориста из патриотической сербской семьи. Сарказм сценаристов довольно меткий: круг истории, наконец, замыкается, и вечная война на Балканах заканчивается горьким анекдотом, но все же заканчивается.
Несмотря на прямолинейность и некоторые слабые моменты режиссуры, Тановичу удалось естественно сочетать те чувствительные мотивы, которые до сих пор волнуют, наверное, весь Старый Свет; недаром в речи министра упоминается и Украина, оставленная один на один с Путиным.
Еще одна острая для нас проблема — массовый побег мирного населения от войны — является основой сюжета фильма — победителя Берлинале «Огонь в море» (Fuocoammare) итальянца Джанфранко Рози.
Для Рози это лишь четвертый полный метр, однако 52-летнему режиссеру удалось достичь невозможного: получить с документальными картинами наивысшие награды двух из трех самых авторитетных фестивалей (в 2013 году был «Золотой лев» за «Священную римскую кольцевую»). Это выглядит чудом лишь на первый взгляд, ведь Рози обладает мастерством такого уровня, когда разделение на игровое и документальное кино просто исчезает.
Подробный разбор «Огня в море» выходил в «Дне» ранее. Теперь хотелось бы понять, как именно Рози получает настолько впечатляющие результаты.
Наверное, главное, что ему удалось — возродить в своей индивидуальной манере итальянский неореализм, который, казалось бы, давно стал достоянием учебников. Не больше и не меньше.
Рози вроде бы не делает ничего особенного. Просто наблюдает за буднями рядовых итальянцев, которые живут в небогатых районах, озабочены повседневными хлопотами, имеют обычные привычки и незвездную внешность. Но оптика режиссера проявляет в этих невыдающихся буднях свою красоту и радость, а в персонажах — не меньшую артистичность и киногению, чем у легендарных протагонистов великих итальянских фильмов 1940—1950 годов. Нужно это понять: Рози не пытается воспроизвести или повторить стиль той эпохи, нет: он чувствует — и передает залу — сам дух того кино, который веет там, где хочет автор — если автор при этом достаточно талантлив.
Таким образом, хоть нынешний конкурс Берлинале и показался не самым сильным, он зафиксировал, подтвердил и показал наглядно редкий феномен зарождения безусловно нового кино из устоявшейся традиции — казалось бы, окончательно архивированной в прошлой эпохе.
Урок для нас очень простой. При всех отличиях описанные фильмы посвящены проблемам обычных людей тех стран, где их снимали. Не нужны ни грандиозные бюджеты, ни взрывные обострения сюжетов, ни спецэффекты, чтобы быть услышанным. Социальный фон определяет героев и героинь во всем их колорите и конкретике; однако Аттиа, Танович и Рози — каждый раз в неповторимой художественной форме — к социальной окружающей среде добавляют такие темы, которые затрагивают каждого, являются общечеловеческими, и уже здесь конъюнктура Берлина не имеет значения. Характеры в фильмах — обязательно уникальные, однако их истории должны прочитываться на любом континенте.
Вот именно этому и стоит научиться нашим кинематографистам.
Когда научатся — «Медведь» будет наш. Обязательно.
Финальный аккорд надежды: люди искусства у нас всегда были сообразительнее политиков. Значит, научатся. Куда денутся.
