Сегодня, по прошествии многих лет, мы спрашиваем семидесятишестилетнего
Кристиана Нитлинг Барнарда, не чувствует ли он себя Гагариным в медицине?
Расхохотавшись, он отвечает со свойственным медикам юмором:
— Разница между мною и Гагариным в том, что во время его
первого полета рисковал сам Гагарин, а во время первой трансплантации сердца
рисковал не я, а мой пациент.
Умение шутить — это умение жить и наслаждаться жизнью.
Умение наслаждаться жизнью — это вообще некая философская позиция. «Хочешь
быть счастливым — будь им» — гласит народная мудрость. Вот что профессор
Барнард рассказал о своей личной жизни.
— Так получилось, — говорит он, — что у меня сейчас третья
жена. От прежних браков у меня четверо детей, а сейчас родился пятый ребенок.
Если старшему сейчас 27 лет, то дочери только 16 месяцев. Жене нет еще
25.
Приведя эти слова, нам, авторам статьи, не хотелось бы
ожидать реакции на них, как на пикантное вкрапление в скучный рассказ.
Мы видели счастливые глаза человека, который живет этой любовью. Вне того
обывательского, о чем болтают на лавочках под крыльцом да с семечками на
зубах... Это вещи несколько другого прядка. Он знает, сколько ему лет,
он знает про свой век, просто он живет назло той печали, которую он уже
не может скрыть за смеющимися глазами.
Я ПОСТРОЮ ЗДЕСЬ КЛИНИКУ
Профессор Барнард прибыл в Одессу уже не в первый раз.
Когда-то, на вручении ему в Варшаве медали Альберта Швейцера и международной
Золотой Звезды за высокие достижения в науке, он познакомился с другим
соискателем этих наград, профессором Запорожаном — ректором Одесского государственного
медицинского университета. Завязавшуюся дружбу он называет братством. «Мы
являемся братством, которое отвечает за будущее человечества», — говорит
он...
Приезжая в Одесский медицинский университет, он читает
лекции студентам, ведет семинары с профессурой. На данном этапе реализуется
проект по строительству в Одессе частной клиники, включенной в мировую
систему клиник по пересадке органов. Профессор Запорожан — ректор университета
— особенно отмечал помощь г-на Барнарда в организации системы медицинского
страхования, без которого не может существовать частная медицина. Он говорил,
что это даже не вопрос медицинских технологий, а вопрос культурных преобразований
в нашей стране. Сам профессор Барнард говорит:
— Вопрос, связанный с трансплантацией органов — это не
вопрос праздных рассуждений. В сегодняшнем обществе это вопрос жизни и
смерти. Сейчас в мире выполняется около 40 тысяч таких операций в год.
Но не во всех странах существуют необходимые финансовые институты. Для
организации подобных клиник в вашей стране я оказываю финансовую и организационную
поддержку. В ЮАР есть группа людей, которые заинтересованы в строительстве
частных клиник в Украине. Первая клиника будет под патронатом Одесского
медуниверситета. Здесь будут обкатаны некоторые модели медицинского страхования,
чтобы потом они распространились на всю Украину. Еще в 1993 году, когда
я выходил на пенсию, в ЮАР большинство клиник были государственными. Сейчас
у нас 75% медучреждений — частные. Профессор Запорожан посещал мою клинику
и, я думаю, убедился в высоком качестве нашей медицины. В Украине медицина
существует на основе старых законов, и строящаяся клиника станет той базой,
которая даст вашей стране не только современные технологии, но и создаст
предпосылки для развития серьезного медицинского менеджмента и развития
отношений между государственной и частной медициной. Строительство клиники
будет проводиться параллельно с подготовкой персонала. Времени терять нельзя.
ОРДЕН ЗА ДОБРОТУ
Нынешний визит профессора Барнарда, в общем-то, был связан
с вручением ему уникальной награды. Дело в том, что среди существующих
в мире наград есть только один орден, вручаемый, можно сказать, за доброту.
На аверсе ордена Николая Чудотворца начертано: «За примноження добра на
Землі». Константин Васильевич Бобрыщев — удивительный человек, пожалуй,
сделал невозможное. Будучи президентом благотворительного Фонда международных
премий, он учредил от имени этого фонда орден. «Когда я выполнял необходимые
юридические процедуры, — говорил он, — один чиновник поражался: «Как, вы
сами хотите учредить орден?». «Ну да, — говорю, — а кто запрещал?». А потом
эффект превзошел ожидания. Начиная с 1995 года, орден признан и зарегистрирован
практически во всех европейских государствах, в Африке и Америке». Сейчас
среди награжденных 58 человек такие известные люди, как Мария Тереза, Барон
фон Фальц Фейн, академик Борис Патон, Михаил Жванецкий... Всех не перечислить.
Последним из награжденных этим орденом был Кристиан Барнард. Кристиана
Барнарда спросили на пресс-конференции:
— Вы сегодня награждены орденом Николая Чудотворца. Чем,
по вашему мнению, является категория «добро». Чего в вашей жизни было больше:
добра или зла?
— Я думаю, нам трудно определить понятие человеческой доброты.
Наверное, здесь уместно обратить внимание на золотое библейское правило
— поступать с другими так, как хотелось бы, чтобы поступали с тобой. А
вообще, мне в жизни больше везло на добро. Я люблю приезжать в Украину,
потому что здесь я всегда сталкиваюсь с добром, а не со злом. Мне доставляет
радость помогать вашей стране.
СМЕРТЬ МОЖЕТ ТО, ЧЕГО НЕ МОЖЕМ МЫ — ОСТАНОВИТЬ СТРАДАНИЯ
ПАЦИЕНТА
Со стороны наблюдая, как этот человек стоически переносит
все тяготы необходимого официоза, мы поразились его мудрой скромности.
Толпы студентов с фотоаппаратиками и видеокамерами стояли на лестницах
университета и глядели на него, как на чудо. У него получалось улыбнуться
каждому. Мы спросили одного парня, чем вызван такой ажиотаж. «Если бы вы
послушали хоть одну лекцию, которую нам довелось услышать, вы бы тоже бегали
за ним, открыв рот». Позже, когда все улеглось, нам и нескольким коллегам
удалось поговорить с профессором в спокойной обстановке. Мы рассказали
ему о приведенной выше оценке лекторского мастерства профессора, он рассмеялся:
— Ну раз так, то давайте я расскажу вам о некоторых противоречивых
моментах в медицине. Пусть это будет вместо интервью, которого вы ждете.
— Может быть, вас это удивит, — продолжил Барнард, — но,
хотя я практический врач уже более пятидесяти лет, я понимаю смерть намного
лучше, чем понимаю жизнь. Например, что вы имеете в виду, когда говорите:
«Я живой»? Что вы имеете в виду, когда говорите: «Я наслаждаюсь жизнью»?
Что мы имеем в виду, когда говорим: «Моя жизнь закончилась»? Давайте начнем
со смерти. Смерть в действительности — это клинический диагноз, основанный
на определенных симптомах и знаках, которые показывают, что мозг погиб.
Но это случается не тогда, когда остановилось сердце. Иногда сердце продолжает
биться после смерти, то есть в течение 6-7 минут после того, как мозг умер.
А тело умирает уже после того, как умирает мозг, ведь жизнь мозга связана
с дыханием. Если мы будем поддерживать дыхание практически умершего человека,
то сердцебиение будет продолжаться. Но это не есть жизнь, если мозг умер.
В каких же условиях сердце останавливается перед тем, как
пациент умер? Это происходит в случае инфаркта. Человек падает не от того,
что умер, его мозг еще живет. Если ничего не предпринимать, то мозг будет
продолжать жить еще 3 минуты. В таком случае человек умирает от того и
после того, как остановилось сердце. Подведя итог, я скажу, что если присутствие
сердцебиения не означает жизнь, то и его отсутствие не означает смерть.
Я не осведомлен, насколько хорошо вы знаете Библию, но когда человек был
создан, что сделал Бог? Он не запустил сердце, он вдохнул жизнь в человека,
то есть дыхание намного важнее, чем сердцебиение. И во многих языках мира
вы можете обнаружить, что слова «дыхание» и «душа» совпадают. Когда дыхание
покидает человека — его покидает душа. Надеюсь, теперь вы хорошо понимаете,
что такое смерть?
Но что такое жизнь? Жизнь — это не только присутствие сердцебиения
и дыхания, это нечто большее. И, что очень важно, в понимании жизни в определенных
случаях врач может решить, что жизнь пациента закончена, хотя его сердце
все еще бьется и он еще дышит. Если жизнь закончена, врач должен отказаться
от дальнейшего лечения. Вопрос эфтанзии сейчас широко обсуждается во всем
мире.
Один маленький мальчик в клинике дал мне понять, что такое
жизнь. Как-то утром я пришел на работу, и молодой доктор позвал меня: «Профессор,
пойдите и посмотрите на это». В маленькой комнате сидели дети и завтракали.
«Посмотрите на этого мальчика». Этот ребенок случайно проглотил соду и
это вызвало очень тяжелый химический ожег пищевода. Когда ожег зажил, образовалась
стриктура. Он не мог больше глотать пищу и слюну. Ему сделали мешочек,
в который поступала слюна и пища. А кормили его через фистулу в желудке.
В дальнейшем мы надеялись сделать ему реконструкцию пищевода. И что было
для меня очень важным — мальчик не сидел в углу и не плакал во время завтрака,
он сидел со своими друзьями, потому что он мог жевать, мог чувствовать
вкус пищи. Он жевал и глотал, а эта пища попадала в мешочек. Поев со всеми,
он шел к медсестре и она уже кормила его через фистулу. И я понял, что
жизнь — это наслажденье жизнью. Это празднование того, что ты жив.
Но радость жизни должна быть действительно радостью. И
для того, чтобы праздновать, надо иметь повод для праздника. И у этого
мальчика осталось то, что его радовало и что он мог праздновать. Но когда
в жизни нет больше радости и нечего праздновать, жизнь заканчивается, несмотря
на то, что человек еще дышит и сердце его еще бьется. Самая большая ошибка,
которую делают врачи: мы считаем, что смерть — это наш враг, и нас ничто
не останавливает в борьбе со смертью. Это неправильный подход к медицине.
Часто смерть — это наш друг, потому что смерть может сделать то, чего не
можем мы — остановить страдания нашего пациента.
ЦЕЛЬ МЕДИЦИНЫ —УЛУЧШИТЬ КАЧЕСТВО ЖИЗНИ
Цель медицины — не продлить жизнь, а улучшить качество
жизни. Мы должны делать все возможное, согласно нашим желаниям и возможностям,
чтобы улучшить качество жизни. Если у нас больше нет возможности улучшить
ее качество, тогда наша обязанность — дать пациенту умереть хорошей смертью,
не продолжая лечение, которое не имеет никакой ценности. И если бы я не
сделал ничего в моей жизни, одно только это могло бы стать самым важным
достижением моей жизни.
А теперь давайте подумаем, когда жизнь начинается? Не знаю,
как в вашей, но в моей стране разрешены добровольные аборты 16—17 недель
беременности. Это называется просто абортом. Но разве это свобода нового
мира, когда мать может избавиться от ребенка тогда, когда захочет? И когда
это не называется убийством? По какой-то причине люди верят, что жизнь
еще не началась. Я же верю, что жизнь начинается в момент зачатия ребенка.
Когда эмбрион расположился в матке, все компоненты будущей жизни уже присутствуют.
Я считаю, когда женщина делает аборт, мы должны говорить не «женщина сделала
аборт», а «мать разрешила убить своего ребенка». Вы можете сказать: «Профессор
Барнард, вы очень странный человек. Говорите, что нужно дать человеку умереть,
а с другой стороны, вы против абортов». Но есть различие: между очень больным
пациентом, которому очень тяжело жить, и еще не рожденным ребенком, о котором
я не могу ничего сказать. Я не могу сказать, какова будет жизнь этого ребенка,
если ему суждено родиться. И, как вы поняли, я полный сторонник эфтанзии,
но я полный противник свободных абортов.
Есть такая история об одном человеке, который был смертельно
болен и попал в госпиталь в тяжелом состоянии. Молодой врач пришел и начал
его осматривать. Пациент спросил его: «Подождите минуточку, что вы делаете?»
— «Я вас осматриваю, чтобы начать лечение». — «Почему же вы хотите меня
лечить?» — «Потому, что если мы не будем вас лечить, вы умрете». Пациент
сказал: «В чем проблема? Я не боюсь смерти, я прожил хорошую жизнь. Лучше
спокойно умереть, чем искусственно продлевать жизнь». Но несмотря на протесты
пациента, он был подключен к системе искусственного жизнеобеспечения. Медсестра
проверяла, чтобы все работало. Когда она пришла к нему в очередной раз
ночью, он был мертв, потому что он сам себя отсоединил. Он оставил записку
своему врачу, в которой написал: «Настоящий враг — это не смерть, настоящий
враг — негуманность».
P.S. После этих слов профессор Барнард вдруг заплакал.
