Наши родители отсидели по 10 лет, чтобы у нас была
надежда на нормальную жизнь. А нам теперь нужно только работать. Это не
самая большая жертва
Он любит гулять по Львову пешком и сокращать
путь проходными дворами. А еще он очень интересный собеседник. Обещанное
часовое интервью уже давно перевалило на третий час, когда я (нужно же
иметь совесть, восемь часов вечера, воскресенье) с искренним журналистским
сожалением начал прощаться.
Но за красивые глаза и умение плести байки в насквозь скептическом Львове
второй раз подряд на должность мэра не выбирают. Да еще и тремя четвертями
голосов. Не все так просто. При его правлении приводились в порядок целые
кварталы старой части города и разрушались исторические памятники. Решалась
транспортная проблема и осталась нерешенной проблема водоснабжения. В конце
концов, повезло ли Львову с городским головой конца 90-х, мы узнаем потом.
Точки над «i», как всегда, расставит время. Сегодня же мы просто говорили
о прошлом, отслеживали, как модно стало говорить, генезу Василия Куйбиды,
чтобы узнать, кто он и откуда. И сознательно избегали разговоров о работе
и планах. Об этом как-то в другой раз.
СНЕГА
— Василий Степанович, у вас достаточно оригинальная и далеко не галицкая
фамилия. Не пробовали докопаться до ее происхождения?
— Как утверждают семейные сказания, Куйбида появился на Прикарпатье
с войсками Богдана Хмельницкого. Была война. И раненый казак остался здесь.
Остальные вернулись, а ему, по-видимому, пришлась по сердцу какая-то галицкая
красавица.
— И с тех пор все Куйбиды влюбляются в наших красавиц? Как познакомились
ваши родители, например?
— Встретились они в Коми АССР, в шахтерском городке Интe. Хотя оба родом
с Ивано-Франковщины. Мать из небольшого села Сукиль на Долинщине, отец
из села Довжка около Калуша. Родители были осуждены военным трибуналом.
Сначала отец, немного позже — мать. Отбыли свой срок от звонка до звонка:
тюрьмы, лагеря, ссылки. Отец участвовал в движении Сопротивления. Когда
его арестовали, ему было всего 18 лет. Мать была осуждена по той же причине.
— Чем занимались ваши родители там, на Севере?
— Отец и в лагерях, и в ссылке был шахтером, другой профессии там не
было. Мать также работала на шахте. Маму сделали инвалидом в тюрьме. А
отец стал инвалидом уже в ссылке. На шахте, где он работал, произошел обвал.
Вся смена погибла, кроме него. Для него, как и для всех других уже приготовили
гроб. Больше месяца он ждал его, пока он не пришел в себя. Но выжил.
— У вас остались какие-то яркие воспоминания о Севере? Все-таки все
раннее детство прошло там.
— Я не могу сказать, что я его хорошо помню, но есть несколько очень
четких воспоминаний. Помню, как мы с родителями ходили вскапывать огород.
Любопытная натура у украинцев: даже среди вечной мерзлоты ищут лоскуток
земли, чтобы в ней поковыряться. Хорошо помню и этот длиннющий барак, в
котором мы жили. Зимой наносило так много снега, что засыпало до самой
крыши. Прорубали ходы, расчищали настоящие улицы среди снега.
РОДИНА
— Как вас встретила Украина? Вы вернулись, кажется, в 63-м?
— Я возвращался с матерью. Отцу еще нельзя было сюда. Приехали в Украину
вчетвером: бабушка, мать, я и младший брат. Старший брат Алексей умер по
дороге из Москвы, на станции Навля, где и похоронен. Поселились сначала
в мамином селе Сукиль. Нас нигде не хотели прописывать, нигде не давали
возможности жить, в каждое село часто наведывалась милиция и пыталась спровадить.
В конце концов, мать прописали, но теперь не прописывали вернувшегося отца.
Несколько раз приходили милиционеры, выносили его из избы и требовали,
чтобы он уезжал. В конце концов, перебрались в Болехов, небольшой городок
на Долинщине. Купили разрушенную колхозную контору. Хорошо, что это лето
было: до зимы сделали что-то похожее на избу. Жили очень бедно. Мать —
инвалид, отец — инвалид, немощная бабушка и двое детей. Пенсия мизерная.
Приходилось есть и лебеду, и крапиву, потому что даже на хлеб не всегда
хватало денег. Бывало и такое, что мать, скажем, хотела купить капусту,
а продавец заявлял, что «врагам народа» продавать капусту не будет.
— Неужели даже в Галичине к репрессированным было подобное отношение?
— Было по-разному. Все, очевидно, зависит от человека. Кто мы такие,
знали, наверное, все. И поэтому, скажем, тот, кто боялся за свою репутацию
и будущее, старался нас обходить. Но тоже не все. Например, моя учительница
математики, классная руководительница, член райкома партии, убежденная
коммунистка, приходила к нам, приглашала меня к себе, давала книги. Были
и другие учителя. Другая классная руководительница оставляла меня после
уроков, расспрашивала, кто к нам приходит, что говорят...
— Хотела сделать из вас этакого Павлика Морозова...
— Ну, я же понимал суть вопросов и для чего их задают. В нашу избу очень
часто съезжались вышедшие из лагерей, сидевшие вместе с моими родителями.
На все праздники они приезжали к нам или мы к ним. Кстати, мать моей жены
сидела в лагерях вместе с моей матерью. Их нары были рядом.
— А милиция не разгоняла эти «подозрительные сборища»?
— К нам милиция очень часто наведывалась. И даже когда в области что-то
случалось с соответствующей политической окраской, например, в Ямнице под
Франковском появился сине-желтый флаг, то обыск сначала делали у нас. Отец
имел неугомонный нрав, да и до сих пор имеет. Человек огромной силы воли.
Инвалид, который вообще не мог двигаться — открытая форма туберкулеза легких.
Но каждое утро он с нами делал зарядку. Отец — в кровати, а мы с братом
— рядом. Со временем и туберкулез отступил, отец отбросил костыли, и, когда
мы оканчивали школу, то на перекладине он делал все то же, что и мы. А
тогда его, инвалида, арестовывали, держали несколько суток, затем опять
отпускали. Работу, даже самую простую, найти он не мог.
— Павликa Морозова из вас, говорите, не вышло. А хотя бы пионером были?
— Отец запретил вступать. Но в школе, естественно, все были пионерами.
Психологически тяжело было маленькому человеку противостоять учителям.
Меня приняли. Хотя сначала, насколько мне известно, были сомнения. Когда
я окончил школу, также возникли сомнения: давать или не давать Куйбиде
золотую медаль. И решался этот вопрос на бюро райкома партии. Кто-то накануне
написал донос, что я занимаюсь антисоветской пропагандой. И еще у меня
был один минус: в десятом классе мы заполняли анкету, где спрашивали о
вере в Бога. Изо всей школы неатеистами оказались двое, и одним из них
был я.
— Тем не менее, золотую медаль дали?
— Дали. Ко мне учителя вообще хорошо относились. Я, возможно, немного
чудаковатым был. Скажем, в восьмом классе я взял институтский учебник по
биохимии и выучил биохимию. Но перед этим я прочел учебники по химии, биологии
за 9—10 классы. Учительница химии очень удивлялась, зачем мне это нужно.
А меня тогда это интересовало. Математический анализ я проштудировал в
девятом классе. Учитель физики спрашивал: «Василий, зачем это вам?» (ко
мне он обращался на «вы»). «Вы поступите в институт, будете это изучать
на третьем курсе». А мне это также тогда было интересно.
— Вас это интересовало больше, чем обычные юношеские развлечения?
— Их у меня не было. По разным причинам. Я не мог себе позволить, скажем,
купить за рубль 10 абонементных билетов в кино. Просто у нас этого рубля
не было. В школу я ходил в латаных штанах, зимой — в валенках. В десятом
классе мне купили военные ботинки — я уже почувствовал себя несколько иначе.
Первую свою рубашку я приобрел уже тогда, когда учился в университете,
когда заработал немного денег в Тюмени. А так мать просто покупала полотно
и шила для нас всех — так было дешевле.
Спиртное я не употреблял и не употребляю до сих пор. Я хотел заниматься
спортом. В школе у меня были проблемы со здоровьем, меня даже освободили
от уроков не только физкультуры, но и труда. Но имея перед собой пример
отца, я за несколько лет избавился от этого. В 9-м классе я 37 раз подтягивался
на перекладине. И руку мне пережать уже никто в школе не мог. Начал заниматься
борьбой и все время был чемпионом. И позже 10 раз становился чемпионом
университета по вольной и классической борьбе, был кандидатом в мастера
спорта.
— А ваши знаменитые усы тогда уже были?
— Сколько себя помню.
— И что, ни разу не брили?
— Ни разу.
ЛЬВОВ
— Золотая медаль — это, конечно, плюс. Но и анкета у вас была по тем
временам, мягко говоря, не из лучших. И все же, вы попали во Львовский
университет.
— Я был победителем различных олимпиад и получил приглашение от ректората
Львовского университета на факультет прикладной математики и механики.
Очевидно, не знали, кому посылают приглашение. Мне тогда больше хотелось
на исторический или филологический. Та же учительница математики, которую
я вспоминал, сказала: «Василий, я тебе советую идти на математический.
Там всегда два плюс два было четыре».
— Для родителей и ваша золотая медаль, и поступление в университет были
незаурядным подарком?
— Мать всегда хотела видеть меня образованным. В нашей семье книгу почитали
всегда. Мать, я уже рассказывал, писала хорошие стихи. Ее самообразование
(а закончила она только четыре класса) позволяло ориентироваться во многих
вещах. Она первой читала купленные мной книги, а уже потом давала их мне
и говорила: «Вот это обязательно прочти». На 20-летие мать подарила мне
50-томник Франко. И первая прочла все 50 томов.
— А не стояла перед вами дилемма: ехать или не ехать? Родители же бедствовали
и, вероятно, надеялись, что вы будете зарабатывать на жизнь.
— Я зарабатывал на себя с
8-го класса. Одна из моих первых профессий — трубоукладчик гончарного
дренажа, которую освоил на каникулах в восьмом классе. Работал в строительно-монтажном
управлении или просто разгружал грузы. Работы я не боялся. А дилемму решила
мать: «Иди, Василий, учись дальше. Мы как-нибудь продержимся». Вы знаете,
я до сих пор помню, как она меня провожала зимой на областную школьную
олимпиаду в Ивано-Франковск. Нужно было выезжать в четыре часа ночи, чтобы
приехать туда заблаговременно. Мать с утра прочистила тропинку к дороге,
вывела на дорогу, благословила, и я видел слезы на ее лице. Этот взгляд
сопровождает меня всю жизнь.
— У вас математический склад ума. Это помогает руководить городом?
— Знаете, при любой работе любой ум — если он есть — это уже хорошо.
— А писать стихи?
— Во всяком случае, не вредит. Между математикой и поэзией много общего.
Они являются квинтэссенцией — то ли чувств, то ли природы. И обе не терпят
лишнего. Это сжатая, голая правда.
— Хорошо, и как же вам удалось защитить вашу «голую правду»?
— Непросто. Я закончил аспирантуру, подал на защиту диссертацию. Кафедра
подала ходатайство, чтобы меня оставили работать преподавателем. Но совершенно
иные соображения были в 1-м отделе. Кто-то решил, что мое происхождение
и научная деятельность — вещи несовместимые. Дальше — больше. Серьезные
проблемы начались и у моего научного руководителя, профессора Мартыновича.
Представляете, ученого с мировым именем пропесочивают на различных парткомах,
портрет его снимают с институтской Доски почета. Я пытался встретиться
с ректором, убедить его, что профессор Мартынович ничего не знал. Но ректор
даже не захотел разговаривать со мной.
— Вы работали во многих местах. Можете ли вы хотя бы для себя определить,
где работа приносила наибольшее удовлетворение?
— С точки зрения того, что удалось сделать, лучше всего мне работалось
все-таки в первые годы работы в горсовете. А вообще, я от любого труда
получаю удовлетворение. Даже когда подрабатывал грузчиком, был в хорошем
настроении, когда работа была сделана.
— Вас можно назвать трудоголиком?
— Видимо, да.
— А как же семья? Неужели их устраивает, что вы, например, сегодня,
в воскресенье, сидите на работе?
— Конечно, нет. Но у меня очень добрая, очень мудрая жена. Она, кстати,
также родилась в Инти. Видите, наши родители отсидели по 10 лет, чтобы
у нас была надежда на нормальную жизнь. А нам теперь нужно только работать.
Это не самая большая жертва.
СЕМЬЯ
— Итак, вы познакомились с женой еще в детстве, в Интe?
— Нет, в Интe подружились наши родители. Потом, после освобождения,
семья моей будущей жены часто приезжала к нам.
— Брак после длительного знакомства предполагает хорошее взаимопонимание
людей...
— Знаете, моя жена — человек, на которого можно положиться. Она меня
понимает и не ропщет, что у меня не хватает времени на семью. Когда я собирался
поехать на учебу в Киев в Академию государственного управления, у нас только
что родился сын. Жена с матерью провели своеобразный «женский совет» и
решили: поезжай. Я учился год, приезжал во Львов редко, очень редко, а
жена с матерью-инвалидом вдвоем подняли ребенка.
— Имя сыну выбирали сами?
— Да оно как-то само собой вышло, долго не думали. Дед Степан, вот и
сына назвали Степаном.
— А со старшей дочерью как? Дает о себе знать конфликт поколений?
— Дочь только что окончила школу. До серьезных конфликтов не доходит.
Иногда вдвоем с сыном пытаются противостоять отцу, отстаивать, так сказать,
свои права. Но это так, в мелочах.
— Следовательно, времени даже на собственную семью, как я понял, маловато.
Но это в будни. А отдыхаете хотя бы вместе?
— Вместе. Я очень люблю наши Карпаты, поэтому все последние годы старался
всей семьей отдыхать в Трускавце. Ходили в пешие походы, с палаткой, костром
— все, как положено. А в этом году больше двух недель провели в Ялте. День
Конституции отпраздновали с пятилетним сыном покорением Ай-Петри. Прошли
10 километров вверх. Красивая Ялта. Но отдыхать лучше все-таки в Карпатах.
— От Карпат и до родительского дома ближе. Часто наведываетесь? Я припоминаю,
во львовской прессе промелькнуло сообщение, что Василий Куйбида в отпуск
поехал домой сено косить.
— Было такое, перед самой Ялтой. Провел несколько дней с косой в руках.
Раньше я действительно частенько ездил к отцу. Но сейчас похвастаться не
могу. Отец еще и никогда не попросит о помощи, старается все делать сам.
Если я предупреждаю, что приеду навестить и помочь, то к моему приезду
все уже сделано. Приходится ехать без предупреждения.
ДРУЗЬЯ
— У городского головы есть или, точнее говоря, остались друзья?
— У меня очень добрые друзья. В основном, университетские. Мы вместе
уже много лет. Много было товарищей старших — друзья моего отца становились
моими друзьями. В литературу меня, например, ввел известный переводчик
Григорий Кочур, могу назвать этого человека своим другом и учителем. К
сожалению, многих из них уже нет.
— А для тех, которые остались, время у вас находится?
— Они друзья, поэтому понимают, что времени у меня нет. Я знаю, что
они придут, когда мне будет тяжело.
— Возможно, не нужно ждать, когда будет тяжело. Возможно, они могли
бы помочь уже сейчас.
— Никто не сделает за тебя работу, которую ты должен сделать сам. И
нельзя даже на самых близких перекладывать собственную ответственность.
— А не тяжело все бремя ответственности нести самому?
— Вероятно, мне помогает внутреннее ощущение, что мое дело — правое.
Я никогда не делюсь неприятностями даже с матерью и женой. Никогда не перекладываю
свои эмоции на них. Лучше возьму, перечитаю какую-нибудь книгу по философии.
Это восстанавливает равновесие.
— Похоже, что, кроме философов, самые близкие друзья для вас — жена
и мать.
— Наверное, да. В конце концов, я живу с ними.
— Кстати, о жилище. Я знаю, что вы живете с семьей в двухкомнатной квартире
в обычном высотном доме.
— Кстати, это моя первая собственная квартира — до этого слонялся по
общежитиям. У меня были только книги. Друзья принесли мебель. Тот принес
стулья, тот сервант — так и поселился. А столы на кухне и в комнате, стеллажи
для книг я сделал собственными руками.
РАТУША
— В 90-м, когда на волне национального возрождения в городской Совет
пришли новые люди, вы заняли относительно скромную должность председателя
комитета народного контроля. На следующих выборах, в 94-м, вы уже баллотировались
на должность городского головы и победили. Аппетит, так сказать, пришел
во время еды, или амбиции относительно высшего городского кресла у вас
были уже восемь лет назад?
— Тогда у меня не было амбиций и относительно председателя КНК. Меня
убедили, что я должен им стать. А уже работая в народном контроле, я воочию
убедился, насколько вредной была старая система управления. Система просто
перемалывала людей и ресурсы, а нам выбрасывала изувеченные ею жертвы.
Я видел: то, что делается, является злом, но не знал, как можно сделать
иначе. И поэтому сложил с себя полномочия и снова поехал варить макароны
в общежитии в Киеве. В Академии государственного управления собралось много
достойных людей, среди них и бывшие управленцы, которых также интересовал
вопрос «как?». Кое-кто прошел стажировку при правительствах различных государств.
Словом, год в Академии дал мне очень много, и я считал, что могу предложить
свои услуги обществу. Но и тогда, в 94-м, в мои планы не входило кресло
председателя. Я собирался закончить докторскую, а дальнейшие мои планы
касались, скажем так, не Львова. Но сложилось так, что довольно разные
политические силы, едва ли не впервые объединившись, сошлись на моей кандидатуре.
А дальше вы знаете.
— Да, как и о том, что некоторые из них затем отказались поддерживать
вас. Но джина уже выпустили на свободу. Вас легко вывести из равновесия?
— По-разному бывает. Я не имею права руководствоваться эмоциями. Но
иногда вырывается. Слава Богу, не слишком часто. А отрицательных эмоций
вне работы у меня нет.
— Вы едва ли не первый на памяти нынешнего поколения городской голова,
имидж которого продуцируется ну просто на американском уровне. Предвыборный
прыжок с парашютом, снимки в прессе: Василий Куйбида косит траву... Это
вы сами придумываете, или работает команда имиджмейкеров?
— Знаете, я ведь недаром учился в Академии. И «паблик рилейшн» нас обучали
хорошие преподаватели. Это обычная профессиональная работа. А траву косил
— чтобы помочь отцу, а не для газетных публикаций. В конце концов, как
и все остальное.
— На Востоке, когда хотят узнать о человеке, спрашивают: «Где твое сердце?».
— Для меня робота чрезвычайно много значит. Я здесь ежедневно с семи
утра до 10 — 11 вечера. В воскресенье позволяю себе прийти домой после
обеда. Но я действительно очень люблю своих детей, люблю общаться с сыном,
просто прийти домой, надеть боксерские перчатки и часик с ним потолкаться.
— Так что, ваше сердце разорвано пополам?
— Просто в нем, по-видимому, хватает места и для работы, и для семьи.
А вообще, наш город очень ревнив и любит, чтобы ему отдавались полностью.
Справка Дня
Василий Куйбида родился 8 мая 1958 года в городе Инта (Республика Коми,
Россия) в семье репрессированных. Закончил факультет прикладной математики
и механики Львовского государственного университета имени Ивана Франко,
аспирантуру при инженерно-строительном факультете Львовского политехнического
института, юридический факультет Львовского госуниверситета, Академию государственного
управления и самоуправления при Кабинете Министров. Работал во Львовском
политехническом институте, в институте «Укргражданпроект». В 1990 году
как представитель демократических сил был избран депутатом Львовского горсовета.
В этом же году избран председателем комитета народного контроля Львова.
Василий Куйбида — доктор философии, естественных наук, кандидат физико-математических
наук, автор более 40 научных трудов в области математики, экономики, строительства,
теории управления. Член-корреспондент Международной академии управления,
академик Академии строительства Украины, член правления Ассоциации городов
Украины, член координационного Совета по вопросам местного самоуправления
при Президенте Украины, председатель украинской делегации в Конгрессе местных
и региональных властей Европы. Увлечение — поэзия. Является членом Союза
писателей, издал несколько поэтических сборников. Женат. Имеет дочь и сына.
В 1994 году 60% львовян поддержали его кандидатуру на выборах городского
головы. В 1998 году уже три четверти львовян, принявших участие в выборах,
отдали свой голос за действующего мэра.
