Сегодня — не о городе, а о целой стране. Миллион сто тысяч жителей — население среднего европейского мегаполиса, но иногда этого хватает, чтобы образовать государство. Такое, как Свазиленд. Крошечное, затерявшееся на крайнем юге Африки между ЮАР и Мозамбиком, однако достойное не меньшего внимания, нежели те знаменитые места, о которых уже шла речь в этой рубрике.
Возможность поговорить о Свазиленде представилась действительно уникальная: ведь там в рамках миссии организации «Врачи без границ» побывал известный киевский фотожурналист Александр Гляделов. «День» неоднократно писал о выставках и проектах этого одаренного репортера (в частности, см. предыдущее интервью с ним в нашей газете от 7 декабря 2001 года), но, пожалуй, впервые профессиональная судьба забросила Александра столь далеко.
— Что вас привело в Свазиленд?
— Двенадцатилетнее сотрудничество с «Врачами без границ». Они там лечат местное население от СПИДа и туберкулеза как сопутствующего заболевания. Как и в нашей стране, ВИЧ-инфицированные умирают именно от туберкулеза. В Свазиленде 30% взрослого населения инфицировано ВИЧ. Еще хуже то, что у каждого десятого ребенка оба родителя умерли от СПИДа.
— Но первое впечатление, наверно, было связано не с болезнью и смертью?
— Прекрасная дорога, по которой меня везли, проходящая по Райской долине — одному из красивейших мест в стране. Потом добавились другие ощущения, ведь я там был не как турист, видел страдания и исключительную нищету, но в целом, если говорить о картинке — это зеленые горы, эвкалиптовые леса. Очень красивая земля, горная страна. Есть несколько городов, а остальное население живет общинами: в центре такой территории магазин, школа, церковь, еще несколько зданий, но большинство жилищ, как и везде в горах, раскиданы по склонам. Многие местные живут фермерством, и уклад их жизни очень похож на тот, что я видел у гуцулов в Карпатах.
— То есть особенной экзотики вы там не увидели?..
— Смотря что считать экзотикой. Там Африка не такая, как можно представить по телерепортажам, люди не ходят в племенной одежде с луками и копьями, надевают такие вещи только на праздники. Свазиленд — это земля одного племени — свази, у них король, правящему дому 300 лет. Вот королевская семья носит традиционную одежду и следует правилам, согласно которым, например, во время осеннего праздника 4 000 девственниц танцуют перед монархом и он выбирает себе следующую жену...
— Да, «танец тростника»...
— Но в прошлом году этого не произошло, и он себе жену не выбрал.
— Настоящая абсолютная монархия?
— У них есть правительство и премьер-министр, даже существует оппозиционный журнал. Но король — безусловный правитель и пользуется большим уважением и любовью населения. Короткая характеристики свази — они очень любят короля и очень религиозны — христиане разных протестантских конфессий, изумительно поют, молятся хором. А портреты короля печатаются на кусках ситца, являющихся элементом одежды. Во многих хижинах я видел потрет короля. В большинстве своем свази одеты в привычную нам одежду, живут, в зависимости от благосостояния, в обычных домах или в хижинах, сделанных из грязи и веток. Но инфраструктура достаточно развита — таких дорог в стране у нас или не будет никогда, или проложат их очень нескоро. Свазиленд в свое время был оффшорной зоной для ЮАР, сейчас он очень важная транзитная территория. Место, где я жил, по нашим понятиям — крупное село, по их — город как административная единица. Водопровод, канализация, связь, интернет — все это есть.
— То есть стереотипы про нищую разоренную Африку не подтвердились?
— Конечно, сделаешь три шага от дороги — и такая картина перед глазами встает... Но это не разорение, связанное с вечными природными катаклизмами, гражданскими войнами, массой беженцев, — просто бедность.
— Конечно, вы видели свази в разных условиях. Что это за люди?
— Не могу говорить как человек там живший, но все же я непосредственно с местными жителями тесно общался, когда их фотографировал, и помогали мне местные сотрудники миссии «Врачей без границ». Реакция людей на съемку очень близко коррелирует с реальным характером народа. По этому об очень многом можно судить. Свази, по моему впечатлению, люди спокойные, доброжелательные. Небыстрые — речь у них течет плавно, интонационно уравновешена. Хотя видел на футболе (смеется) совершенно иные реакции. Так получилось, что уже к концу моей поездки я попал на футбольный матч. Выиграла хорошая команда, хотя ожидали, что она проиграет, потому что играла против самой лучшей. Болельщики вырвались на поле...
— ...а вы, фоторепортер, оказались в самой гуще событий...
— Но при этом без всяких... Прямо через меня на поле валила толпа возбужденных болельщиков, все прилично подвыпивши, — будь это у нас или в другой европейской стране, мне, скорее всего, перепало бы. А тут меня мягко обтекли, потанцевали на поле, потом цепь полицейских пошла на них, и я не увидел ни одного столкновения, так же, танцуя, отступили и вернулись на свою трибуну. И еще одно: мне очень мало отказывали, практически все соглашались сфотографироваться.
— А почему так?
— Это просто говорит о том, какие они люди... Яснее, почему были отказы. Единственное место, где отказывались, — больничные палаты. Я снимал людей в таком же тяжелом состоянии у них дома — и они соглашались. А в клинике их охватывает ощущение ужаса, безнадежности, ведь многие туда попадают, просто чтобы умереть. И там видно, что они в отчаянии, не очень понимают, что происходит вокруг, им страшно — и тогда некоторые из них отказываются. Этого мне хватило вполне...
— Наверно, стоит рассказать подробнее о проекте, в котором вы участвовали.
— Я иллюстрировал своими фотографиями то, над чем работают «Врачи без границ». Они стремятся децентрализовать предоставление медицинских услуг. Ведь многие люди умирают, потому что у них нет физической возможности доехать до клиники: это же горы, и добраться до прекрасной автомобильной дороги, если идти сам не в состоянии, — целая проблема, а родственники не имеют денег даже на маршрутку, которая, как у нас, ходит между городами. Я снимал молодого человека, который в своем селении работает поденным рабочим, чтобы заработать себе на дорогу в больницу. Часто больные не в состоянии явиться в небольшие клиники по соседству, в самих общинах, где хотя бы можно получить медикаменты в соответствии с назначениями на неделю. Единственная возможность — позвонить мобильной команде «Врачей без границ» и сдать кровь на наличие клеток CD-4, что очень важно для ВИЧ-позитивных людей в процессе назначения лечения. Такого человека выводят к дороге, он сидит в окружении родственников, подъезжает машина, выходят медбрат или медсестра, берут у него кровь — потому что довезти его самого нет возможности. Хотя везти всего-то 20—30 километров. Вот часть проекта и посвящена децентрализации. В настоящее время строят корпус, чтобы по крайней мере на район было два места, куда человек сможет срочно госпитализироваться.
— Какова ваша роль?
— Практически с самого создания организация «Врачей без границ» взяла на себя обязательство свидетельствовать о причинах страдания людей, которым они помогают. Обязательная составляющая любого проекта — документация его хода, предоставление открытой информации в визуальных образах. Это выставки, слайд-шоу на сайтах. Сейчас выставка, напечатанная моими руками, открыта в столице Свазиленда — Мбабане, потом ее перевезут в Йоханнесбург, может быть, в Мозамбик — один регион, общие проблемы. Еще будет видеопроекция в аэропорту и на железнодорожном вокзале Женевы. Это необходимо не только для информирования, но и для привлечения новых людей, которые хотят работать в этой области. Кроме того, основные средства организация получает от частных лиц. Это ежемесячные отчисления от зарплат, пенсий, иных доходов — до 80% бюджета таким образом набирается, и очень важно, чтобы жертвователи видели, куда идут их деньги. Поэтому с самого начала «Врачи без границ» сотрудничают с лучшими журналистами, документалистами, режиссерами, писателями.
— Получается, вы смотрите на страну через объектив вашей камеры...
— Но при этом работа дает возможность зайти непосредственно в дом к человеку, живущему в стороне от цивилизационных маршрутов. Первую неделю я ездил с мобильными группами, отслеживающими судьбы пациентов. Они находят людей, которые должны лечиться, чтобы узнать, как идут дела. Бывало так, что мы час на очень хорошем внедорожнике пробираемся по этим грунтовым дорогам, вверх-вниз, спрашиваем у одних, у других, у третьих, пока наконец не забираемся на верхушку какой-то горы — и оказывается, что человек уже месяц назад умер. 29 лет, оставил четырех сыновей... А если человек жив, можно зайти к нему в дом.
— И как выглядит тамошняя сельская жизнь?
— Место, где живет семья, называется хоумстед. Изгороди, скот, домашние наделы, кто смог купить трактор, работает либо внаем со своим трактором, либо на своей земле... И что еще характерно для каждого хоумстеда — среди нескольких обычных хижин есть обязательно один круглый домик, где живет женщина, управляющая всем ходом семейной жизни. Это традиционно для свази. Обычно она, когда подъезжаешь, выходит поговорить: тетушка в широкополой шляпе от солнца, в длинном ситцевом платье, причем рисунок ткани имеет историческую связь со старыми Нидерландами, потому что оттуда прибыли первые колонисты, и до сих пор такие ткани производятся, можно купить — очень красивый узор. И еще там обязательно увидите механическую мельницу на столбе — крупорушка такая. Ведь основной продукт питания — кукурузная мука, как и во многих странах Африки. Люди, живущие в городах, ностальгируют по вкусу той каши, которую им варила когда-то бабушка, у которой была такая мельница — она делает более грубый помол и каша получается более вкусная.
— Скажите, среди тех, кого вы фотографировали, кто вам запомнился наиболее?
— Конечно, есть несколько лиц перед глазами. В первый день мы с мобильной командой приехали к семье, у них болела полуторагодовалая девочка: тяжелая форма туберкулеза. Видно, люди надломленные, запущенное подворье, мусор валяется — и все это на фоне очень красивой долины, где в самом центре круглое озеро с лесистым островом — можете себе представить? Мы зашли во двор, где сидела девушка-подросток в позе лотоса. Мне сказали, что она нездорова ментально, она все время так и просидела в углу. И эта младшая больная девочка на руках у матери — вот ее я забыть не могу. И еще одна женщина — я фотографировал ее в больнице, она лежала на полу, потому что не хватало места. Она говорила: это хорошо, что нам помогают, шлют лекарства, чтобы вылечить нас, а нам не на что жить. Муж умер от туберкулеза, пять детей, нет денег послать их в школу... Некоторым людям бывает трудно говорить в таких ситуациях. Но, в отличие от других, эта женщина не хотела говорить на свази. Я понял: она хотела, чтобы я получил от нее все, что она хочет сказать, без дополнительного перевода, это было такое послание. Она лежала, положив руку на грудь, смотрела в потолок и рассказывала, себя ретранслировала. Помню ее лицо... И общее, не персонифицированное впечатление: самое жуткое место — большая мужская палата, где люди умирают. Хотя, пожалуй, с другой стороны, многие врачи-фтизиатры, работающие в районных украинских тубдиспансерах, сказали б — вот нам бы такую больничку. На каких койках люди лежат, какой толщины стены, как сделаны окна... Но, тем не менее, это последнее место, куда такой человек может попасть, чтобы потом просто увезли и закопали. А сразу у ограды больницы — плакат похоронной компании. В Свазиленде очень важно похоронить своего близкого по всем правилам...
И запомнилась еще одна история. В последний день, когда я там снимал, мы искали пациента. В доме его не было. Вышла дочка и сказала, что он у себя: оказалось, что близкие перенесли его в отдельную хижину с окнами, где есть вентиляция, что очень важно для тех, кто ухаживает за больным, и были люди, которые за ним ухаживали. Отношения эти мне запомнились: члены одной семьи, живут в разных домах, но остаются близки друг другу.
— Вы фотографируете уже много лет смертельно больных людей, беженцев, беспризорных... У вас мог бы даже выработаться своеобразный иммунитет. А эта поездка вас изменила?
— О каких изменениях вы говорите?.. Однозначно, если выработать какие-то блокировки, они действуют на фотографию, и потом она окажется никому не нужной. Пока она трогает тех, кто на нее смотрит, — до тех пор она нужна. А так я увидел другую часть земли, где происходит то же самое, можно сказать... Потом, зная, как другие люди переживают подобные вещи, я всегда очень благодарен тем, кто позволяет находиться рядом, фотографировать себя — это нелегко, как я понял. Меня очень тронули достоинство и гордость этих людей. Они не бравируют какой-то особой силой. Внутреннее, спокойное достоинство. Очень понравилось.
