Такие знаменитые города, как Прага, кажутся — еще до близкого соприкосновения с ними — хорошо знакомыми едва ли не каждому, кто составил себе представление о «золотом» городе на берегах Влтавы по страницам книг, телерепортажам и газетным фотографиям. Таким образом, невольно формируется целая система стереотипов, касающихся чешской столицы: узкие, старинные улицы, вымощенные брусчаткой, любимые пражанами кнедлики, терпкий, неповторимый привкус кофе, серо-голубые немного ленивые воды Влтавы, шпили древних соборов, известный каждому туристу Карлов мост (приказ о его постройке издал король Карл IV еще в середине XIV века!) и, конечно, незабываемая Пражская весна 1968 года — если говорить об истории сравнительно недавней...
Как и во всех давно «затвердевших» стереотипах, и здесь есть некий (ограниченный) образ реальной действительности, но, похоже, еще больше — упрощающей истину комбинации давно виденных кадров кино, подзабытых рассказов и мифов, давних мелодий песен Карела Готта (кстати, он поет до сих пор и чуть ли не более популярен, как нам говорили, чем юные, но безголосые чешские «поп-звезды») и назойливо мелькающих в рекламе (не чешской — там это строго ограничено, и речь идет уже о полном запрете, а нашей родной, украинской) изображений лучших сортов тамошнего пива — пльзенского, крушевицкого и других. Каково истинное соотношение реальной действительности и мифов — определить невозможно, не побывав в Праге хотя бы короткое время (заметим, что чем это время длительнее, тем в большей степени священные мифы размываются). Автору этих строк представилась такая возможность. Итак, постараюсь коротко рассказать о том, что узнал о «златой Праге», что увидел за время недолгой (до обидного недолгой!) поездки.
Ни один историк, будь то чешский или иностранный, не назовет вам со стопроцентной уверенностью дату основания Праги. Речь может идти только о приблизительной хронологии; вероятнее всего, «день рождения» будущей чешской столицы правомерно будет относить к рубежу VIII и IХ столетий. Первые десятилетия истории Праги (как и любого другого великого города) окружены таинственной аурой легенд, преданий и полусказочных рассказов. Вот один из них. Ближайшая преемница основателя чешского народа, древнего старца — богатыря Чеха (как повествуют, он взобрался вместе с сыновьями на высокую гору, и, простирая руку, указал детям на земли в нижнем течении Влтавы, которые должны были заселяться его родом), княжна Либуше, отвергнув всех аристократических соискателей своей руки, заявила о том, что ей был дан знак свыше: выйти замуж лишь за простого землепашца, который вместе с ней и положит начало будущему королевскому роду Чехии. Княжна Либуше разослала гонцов во все стороны чешской земли и велела им первого же увиденного молодого крестьянина, идущего за плугом, задержать и отвести к ней. Стражи княжны нашли такого пахаря, сопроводили его до порога дома (отсюда и «Прага» — порог) и, объявив волю своей повелительницы, повели его к Либуше. Княжне понравился ее избранник, и бракосочетание, основавшее новую правящую династию, вскоре состоялось... История эта случилась, говорят, в VIII веке.
Чешский народ (и это отразилось — не могло не отразиться! — на облике его столицы) на протяжении веков не раз буквально «воскресал» из пепла, из небытия, выдерживая нашествия агрессивных соседей (близких и более далеких, немецкоязычных, и не только их), противодействуя «ползучей» ассимиляции (в конце ХIX века на улицах Праги значительно чаще можно было услышать немецкую речь, нежели коренную чешскую — но тут огромную роль сыграла чешская национальная интеллигенция, такие люди, как Ян Неруда, Франтишек Палацкий, Божена Немцова, Святоплук Чех, Алоиз Ирасек, такие политики, как Томаш Масарик: они готовили и издавали словари чешского языка, немецко-чешские словари, переводили на чешский шедевры мировой литературы и продавали их в книжных магазинах по самой низкой цене, словом, делали все, чтобы отвести от родного языка угрозу исчезновения), доказывая своими свершениями право на бессмертие нации. И как раз образы истории Праги и Чехии в целом, в изобилии встречающиеся на улицах этого удивительно толерантного города (за несколько дней ваш покорный слуга не имел случая видеть ни одного рассерженного, озлобленного лица пражанина или пражанки!), эти образы как нельзя более убедительно доказывают насущную, очень важную для нас истину: самопознание народа — залог его действенного, творческого будущего — возможно только при сохранении исторической памяти. Тогда, и только тогда, можно вести речь и о национальном достоинстве, и о действительно высокой культуре, и о подлинной демократии, и о социальной справедливости в сочетании с рыночной экономикой, и о стабильно высоком уровне жизни. Спросим себя: а не потому ли чехи уже давно и прочно заняли свое почетное место в Европе, что они хорошо помнят об этом?
«Европейскость» Праги не требует особо кропотливых доказательств — она ощущается буквально на каждом шагу. Она — в том, что весь(!) исторический центр города свободен от автотранспорта, и автомобильных пробок там не может быть просто по определению (такие пробки — частое явление разве что на выезде из столицы, например, на Баррандовом мосту). Она в том, что не развалено ни одно (повторим — ни одно!) здание XVII, XVIII, XIX веков постройки — все они содержатся в надлежащем, достойном состоянии (а ведь земля в центре Старой Праги, уж наверное, не менее дорога, чем аналогичная земля в Киеве, но хотелось бы, право, посмотреть, куда угодил бы пражский градоначальник, если бы он или кто-то из подчиненных объявил о своем намерении снести целый старый квартал и застроить его бизнес-высотками: к врачу-психиатру или к суровому прокурору?). Эта европейскость в том, что в самом центре Праги, на площади Святого Вацлава, утвердившего в Чехии христианскую веру и убитого врагами в возрасте 26 лет (Х век), стоит скромный, но очень дорогой для горожан памятник-обелиск двум мужественным чешским юношам — студентам Яну Палаху и Яну Заецу, оба они с небольшим разрывом времени в 1969 году облили себя бензином и сожгли в знак протеста против советской интервенции в Чехословакию. У обелиска — всегда живые цветы. И приходит мысль: а не станет ли верным критерием приближения Украины к Евросоюзу и НАТО тот момент в будущем (верю, что он обязательно настанет!), когда в центре Киева поставят (пусть скромный) памятник Олексе Гирныку, который сжег себя на Тарасовой горе в Каневе в январе 1978 года в знак протеста против русификации Украины...
Еще о европейскости Праги. Поразительно, но все часы, и не только в центре города, работают, идут точно — даже если они очень старые, запущены чуть ли не шесть столетий назад королем Карлом IV, самым знаменитым из чешских монархов (это именно он основал знаменитый Карлов университет, старейшее учебное заведение в Центральной Европе). Трудно поверить, но когда президент Чешской Республики Вацлав Клаус направляется в свою резиденцию на Пражском Граде (кстати, на автомобиле исключительно чешского производства!), то движение вокруг трассы его следования ни в коем случае не перекрывают — только один, максимум два охранника просят людей, если их слишком много, дать проехать президенту ко дворцу... Продолжим перечисление. Для нас очень непривычно, но даже средневековые колодцы с архаичной системой подачи воды действуют в Старой Праге до сих пор (так и хочется образно сказать: «пражане черпают воду из недр прошлого», и это не будет преувеличением, ведь за гигиеной здесь очень строго следят и случаев отравлений не бывает). Вообще, аккуратность, «гигиеничность» чешских столичных жителей — это тема особая и интересная; достаточно сказать, что на улицах Старого Города через каждые 100 метров можно увидеть аккуратно прикрепленные... гигиенические пакеты для собак, вернее, для уборки того, что собаки оставляют после себя во время прогулки. Еще непривычно для нас: дома в Праге устроены так, что не указаны номера квартир (только фамилии жильцов возле кнопки на двери), а до конца XVIII века было традиционно принято ставить «домовые знаки» вместо номеров (к примеру, знак «У Белого Льва», знак «У Черной Божьей Матери»).
Прага и вообще Чехия издавна была дорога и близка нам, украинцам. Это — напоминание тем, кто громко кричит о «славянском единстве», тенденциозно ограничивая рамки этого единства лишь «тремя народами-братьями» — Россией, Украиной, Беларусью, а что сверх этого «православного братства» — то от лукавого! Да, чехи — традиционно католики, но мы не имеем права забывать, что именно чешский историк и филолог Павел Шафарик стал еще в начале XIX века на высшем, европейском уровне исследовать культуру и языки всех славянских народов, за что удостоился благоговейного упоминания в поэме «Еретик» Тараса Шевченко (наравне с незабвенными Яном Гусом и Яном Жижкой); что именно в Праге еще в 1876 году вышло первое в Европе, на научном европейском уровне, возможно полное для того времени издание «Кобзаря»; что именно чешский король Иржи из Подебрад еще в XV веке провозглашал лозунги всеславянского, более того — всеевропейского братства народов; что, наконец, в тех же Подебрадах (близ Праги) и в самой чешской столице училась любви к Родине и художественному мастерству знаменитая «пражская школа» украинских поэтов 20—30-х годов прошлого века (Олег Ольжич, Оксана Лятуринская, Леонид Мосендз, Олена Телига и другие яркие люди). Так что Чехия, член Евросоюза и НАТО — братская нам страна. Именно так!
В 1956 году чешские коммунистические власти эпохи Антонина Новотного неожиданно решили открыть на холме над Влтавой, возле Чехового моста, огромный, сверхграндиозный памятник Сталину (его потом сносили на протяжении шести лет!). На его открытие приехал сам Никита Хрущев. Посмотрев на страшный монумент вождю, Никита Сергеевич закряхтел, закашлялся и сказал всего четыре слова: «Очень большой и очень поздно!». Слова оказались пророческими: в 1962 году памятник наконец снесли, а после падения коммунистического режима именно на этом месте был установлен метроном, символизирующий обретение Чехией своего законного места в Европе. Чехией, но не Украиной... Пока что или навсегда?
