Героем последнего выпуска программы «Телеформат» (К1) был Леонид Парфенов — журналист, имя которого известно, пожалуй, каждому телезрителю на постсоветском пространстве. Кто-то в восторге от его исторических телепроектов («Намедни. 1961—1991», «Живой Пушкин», подготовленный к 200- летию со дня рождения поэта, «Российская Империя»), кому-то, наоборот не по душе несколько панибратское обращение Парфенова с выдающимися деятелями и фактами прошлого. Кому-то был (до увольнения журналиста с НТВ) близок нестандартный подход к подаче новостей в информационных программах, сделанных при участии или под руководством Парфенова; кто-то наоборот считал, что обращаться с новостями столь легкомысленно не стоит. Но как бы там ни было, равнодушным он не оставляет практически ни одного телезрителя — даже сейчас, когда работает главным редактором журнала «Русский Newsweek» и на телевидении появляется лишь от случая к случаю. Журналист Александр Лукьяненко предпринял очередную попытку разобраться в этом феномене — при помощи самого Леонида Парфенова.
Как мы помним, «модным» Парфенов стал после появления на телеэкранах документального проекта «Намедни. 1961—1991». Как заметил тележурналист Марк Гресь («Интер») (см. № 4 «Дня» за этот год. — Ред. ), «в жанре исторического альманаха работали, в принципе, многие журналисты, но Парфенову удалось найти те массивы информации, которые у зрелого человека вызывают самое ценное — ассоциацию. Кроме того, «это проект, который и сегодня с профессиональной, режиссерской точки зрения выглядит куда современнее, чем тысячи современных телепроектов». И, наконец, «Намедни» — это эпос, а эпосы не устаревают довольно долго». Действительно, этот телепроект не устаревает уже очень долгое (для телевидения) время. Тем примечательнее отношение автора к нему сегодня. В «Телеформате» Парфенов признался, что не может смотреть «Намедни. 1961— 1991» «ни одной секунды, потому что это не тот темп, не тот драйв, не та энергетика, это все ушло. Это не я, с каким-то зачесом, как у Сергея Мироновича Кирова. А для своего времени это считалось дерзостью...»
Впрочем, дерзкими можно назвать практически все телепроекты Леонида Парфенова. В «Живом Пушкине» он очень свободно играет фактами биографии великого поэта, в «Российской Империи» нередко позволяет себе выискивать жареные факты в жизни монархов. И все это — «под соусом» авторского взгляда и с использованием всевозможных «фишек», позволяющих зацепить внимание зрителя.
По наблюдению «Телеформата», многие телевизионные приемы, введенные в обиход Леонидом Парфеновым, растиражированы — это рассказ о событии на месте события (где бы оно ни было), использование в кадре всевозможного реквизита и, конечно же, знаменитые парфеновские интонации.
Впрочем, по мнению Алексея Пивоварова, который сам себя называет учеником школы Парфенова, речь идет о «совокупности внешних приемов, которые ничего не значат — это как обертка. Да, проходки в кадре, повороты, интонации — это можно повторить, и это многие повторяют... но это только обезьянничание. Журналистское мастерство и мастерство Парфенова, в частности, оно вовсе не в этом заключается. А вот написать такой текст, как может написать Парфенов, — вот этого никто не может». Сам же Парфенов к тем, кто копирует его приемы, относится спокойно, судя по всему, для него главное — не повторять себя: «Если ты пытаешься создавать моду, то хочется быть законодателем моды. Поэтому я совершенно спокойно отношусь к тому, что потом какие-то приемы тиражируются. А это же для самого тебя некое испытание — а сможешь ли ты предложить следующие приемы?»
Некоторые приемы, делающие его телепроекты зрелищными, многими воспринимаются и как желание автора самому «зарисоваться» (как, например, прикуривание Парфеновым в «Намедни» сигары у Фиделя Кастро). Но можно ли объяснять постоянный поиск новых нестандартных ходов (что Парфенов продолжает делать и будучи редактором журнала) только желанием выделиться? «Вы ведь не предоставляете, до какой степени вы изменились за эти десять лет. Я ведь и тогда, и потом работал для вас — для изменившегося зрителя, для изменившейся ситуации...», — признается Парфенов. По его мнению, после того, как вырос новый зритель, оставаться в системе дикторского телевидения было неправильно. Парфенов одним из первых в постсоветской журналистике доказал, что он — автор, а не диктор. Возможно, именно поэтому и стал столь популярен.
