«Боря ушел... Как этот мир будет существовать без лучшего из людей?!» Это слова Валентины Клименко — жены Бориса Владимировича, которые резанули душу ночью и в которые нельзя было поверить. Ишемический инсульт — два слова, которые перечеркнули одну большую жизнь.
Борис Клименко был одним из самых известных украинских журналистов. Он работал киевским корреспондентом в испанском агентстве ЭФЭ (EFE), а также на французском международном радио RFИ. Был корреспондентом в испанской газете La Vanguardиa и в украинской редакции радио ВВС.
«Не стало Бори Клименко. Настоящий, надежный, человек с большой буквы. Журналист, коллега, товарищ. Казалось, со своим неизменным оптимизмом и глазами, всегда светящимися умом и светлым юмором, жить 100 лет. Случилось не так. Спи спокойно, коллега. Твоя жизнь была яркой, доверху наполненной, но короткой...» — написал в социальной сети журналист Виктор Лешик.
«Я — грек». Так говорил Борис Владимирович, который всегда был истинным украинцем, хотя имел многогранную палитру кровей в своем мощном теле, которому, казалось, не было износа. Он был украинцем — по сути, по телосложению, по убеждению, по мышлению. По доброте! Как-то мы просто сидели за его небольшим столиком на Подоле. Узкая квартира, недалеко от Днепра (именно поэтому там зимой было довольно прохладно), уютная атмосфера, а через несколько месяцев должна была наступить весна. Говорили о работе, о планах, о творчестве, о книгах, о... врачах. Коренастый мужчина, который ловко орудовал столовым ножом, разрезая привезенную из Слобожанщины рыбу и угощал меня борщом. Не лез, как говорится, за словом в карман. Цитировал классиков по памяти, смешно рассказывал острые анекдоты. На улице зима, а в его храме уют и надежда — жить и насыщаться, действовать и творить. Вот что предсказал новый год с сизым подольским утром за окном. К сожалению, он на самом деле предсказал беду и потерю...
Борис Клименко получил специальность филолога-русиста в Московском государственном университете имени Михаила Ломоносова. Взгляд на отношения Украины с Россией у него всегда был принципиальным. И самое главное — он сознательно и последовательно поддерживал украинскую государственность. Эта его принципиальность проявилась и в 1999 году на президентских выборах, когда большинство журналистов буквально спрятались по карманам конкретных кандидатов. Вспомним чат-конференцию с Евгением Марчуком в 1999 году, к которой присоединился Борис Владимирович. Год выборов президента, и Евгений Кириллович был одним из кандидатов на этот пост. До этого никто в Украине не использовал подобную практику. Кто тогда думал о современных технологиях? Победа на президентских выборах тогда базировалась на других технологиях, далеких от информатики и даже закона. Хотя информационный прорыв уже тогда был очевиден. Чего нам не хватало для воплощения новых подходов? Носители идей были живы и в силе. Возможно, мешала наша ментальность. Но прорыв был. Теперь онлайн-чаты и трансляции через интернет стали обычным явлением.
Его кредо — создавать и находить что-то до того не найденное. Борис Клименко прошел путь от донбасской штольни до стран всего мира, который он сумел увидеть и донести. Человек без границ. От земли до неба...
«Борис Клименко был частью журналистской «тусовки» в Верховной Раде, еще с советских времен, — говорит «Дню» ДАНИИЛ ЯНЕВСКИЙ. — Борис оставался соответствующей перманентной частью этого организма. Тогда не было ни зависти, ни глупой конкуренции. И никто никого тогда не обслуживал. Мы делали свое дело. Все делились информацией со всеми. В начале 90-х годов никто и никого не обслуживал. Борис Клименко был частью пейзажа моей жизни. Очень органической и приятной».
Необходимо сказать, что Борис Клименко был другом «Дня» и постоянным посетителем фотовыставок нашей редакции. Ни одной из них не пропустил. Он всегда пульсировал идеями, свежими мыслями. Когда я пришел в себя в суматохе этого столичного мира после вынужденной луганской изоляции, мы просто сидели в обычном дворике на Подоле. Мы копались в прошлом, говорили о будничном и углублялись в вечное, и там возникали интересные подробности, которые сейчас некоторые аналитики выдают за перлы мыслей. А еще он показывал афиши из фильма «Атентат — Осеннее убийство в Мюнхене» (режиссер Олесь Янчук), где Борис Клименко проявил себя еще и как актер.
НА ПРЕДВЫБОРНОЙ КОМПАНИИ 1999-ГОДА СОСТОЯЛАСЬ ПЕРВАЯ В УКРАИНЕ ОНЛАЙН КОНФЕРЕНЦИЯ С ИЗБИРАТЕЛЯМИ, В КОТОРОЙ БРАЛ УЧАСТИЕ ЕВГЕНИЙ МАРЧУК И КОТОРУЮ ВЕЛ ЖУРНАЛИСТ БОРИС КЛИМЕНКО / ФОТО ИЗ АРХИВА «ДНЯ»
Благодарю Вас, Борис Владимирович! Вы научили смотреть на журналистику философски. И ни в коем случае не увлекаться лестью. Ваша фраза: «Хуже лести может быть только чрезмерная лесть».
Валентин ТОРБА, «День»
ОБНЯТЬ ТОГО, КТО ПЛАЧЕТ
Ненавижу некрологи. Ни один из них даже и близко не способен передать неповторимую жизнь, которой больше нет. Тем более, если это жизнь друга, когда детали официальной биографии вторичны, а мучит лишь то, о чем не расспросила, не послушала, на что по-дурацки не хватило времени. Уже можно не спешить.
«...Любите меня, пока я жива, пока не остались только голос да слова», — поет Ника Долина в кассетном магнитофоне. Трехлитровая банка домашнего вина, и еще одна, поменьше, с водой, откуда торчит кипятильник — впрочем, до кофе дело никак не дойдет. Сигареты общие, россыпью на столе. Увядший от такой доли фикус возле грандиозного, чуть не сталинских времен, кресла. Номер сдан — ну, почти. 1991-й, наверное, год, комбинат печати «Радянська Україна», шестой этаж, лучшая «молодежка» страны. Пропускной режим в здание существует относительно. Главный редактор особо не притесняет: да, собирается «кубло», но ведь на весь коридор слышно — профессиональная производственная дискуссия с привлечением мозгового ресурса лучших журналистских сил со стороны.
Не помню, кто привел, кто познакомил — может, Дэн Яневский, или Вересень, или Дима Понамарчук. Сразу нашлись две общие темы, Донбасс и Москва. Я, тогда уже собкор в Киеве «Комсомольской правды», после универа немного поработала в донецкой молодежке, а у Бори в Луганской области, соседствующей с «краем терриконов и роз», как было принято писать в советских газетах, в дикой бедности, в саманной хатке, оставались мама и сестра. Неожиданно открывшаяся наша, так сказать, региональная связь вызвала восторг, который Борис выразил возгласом «Разрази меня гром!» и вскинутыми, как для объятия, руками. Дальше мы с видом знатоков-земляков обсудили мотивы недавних шахтерских забастовок и специфику крутопадающих пластов. О шахте, впрочем, он знал гораздо больше и, похоже, не как репортер, а как человек, успевший в юности потрудиться ради куска хлеба. Теперь остается только гадать, откуда взялась эта страсть — вырваться из очерченного углем круга судьбы в мифическое филологическое будущее то ли переводчика, то ли преподавателя русского как иностранного, то ли журналиста, да еще в Московский госуниверситет...
Перекинулись на греческую, родную для Бориса, национальную кухню, условились: что-то мясное и острое, если вдруг достанем мясо, готовить прямо в его коммунальном подольском дворике. Этот двор почти на три десятилетия станет местом сбора нашей компании, сразу умножившейся за счет десанта журналистов из США и Канады, что фактически «прописались» в Раде. Интерес мира к независимой Украине рос быстро, интерес зарубежных коллег к украинским и наоборот, наш к ним, был еще сильнее. Борис объединял собой оба «клана» не только как старший по возрасту, гостеприимный хозяин, тончайший лингвист-универсал, обладатель списка телефонных номеров, по которым можно дозвониться почти до любого начальника, минуя пресс-службу или как «жилетка» для разнообразных исповедей с любовными страданиями включительно. Он то последовательно, а то и параллельно сотрудничал с испанским информационным агентством EFE, испанской же газетой «La Vanguardia» и «Radio France international». EFE держало бюро в Москве, периодически направляя в командировки в Киев кого-то из штата, как бы сейчас сказали, за эксклюзивом. Но посланцы возвращались, потрясенные информированностью и могуществом местного корреспондента «сэньора Клименко», немало при этом расширив свои познания об алкогольных предпочтениях украинцев. Хотя Борис, чернобородый жгучий брюнет с раскатистым басовым регистром голоса, больше походил на испанца, чем все эти визитеры, вместе взятые.
Его способность к солидарности выглядела исключительной. Он мог уступить свою очередь у микрофона на пресс-конференции, если видел, что это буквально твой выбор между жизнью и смертью в редакции, либо «дожать» общественно значимую тему — и неважно, кто именно вытащит ее из источника: «Господин президент, я собирался спросить вас о другом, но, боюсь, на вопрос моего коллеги ответ не прозвучал, и я позволю себе повторить...»
В парламентском интернет-справочнике «Кто есть кто» сказано, что Клименко имел увлечение — устраивать хеппенинги. Да, ему нравилось много лет кряду обивать пороги, но таки находить пристанища для национального пресс-клуба, на день печати подобным образом дарить журналистам теплоходную прогулку по Днепру, заниматься массой похожих, совсем неприбыльных дел. Например, издавать филологические, исторические, философские труды современных украинских авторов в крохотном издательстве и предлагать потом в посылку для школы на оккупированной части Донбасса, с извинением:» Здесь еще немного конфет...»
Забыла: бесповоротно на украинский язык Борис перешел в 1999-м, когда родился сын.
А в 2010-м мы все хоронили Илька Кучерива. Место траурной церемонии было на Подоле, совсем рядом с радостным Бориным двориком. От этого ревелось и пряталось в угол еще отчаянней. Но только сейчас вспомнила, кто заметил и молча обнял меня за плечи...
Ольга МУСАФИРОВА
С НИМ ВСЕ СЛОЖНОЕ БЫЛО ПРОСТО
Я не знаю, как писать о Борисе в прошедшем времени. Он настолько яркий, ощутимый, переполненный жизненной энергией, что его просто не может не быть больше. Человек-праздник, да, наверно, так. Он умел восхищаться и радоваться чужим успехам, как своим, это такое редкое, на самом деле, качество, которое осознаешь только сейчас, когда его нет. Да, с появлением социальных сетей личное человеческое общение практически перешло в виртуальное, и все мы, первый созыв отечественной журналистики, вряд ли бы виделись вообще, если бы не Борин дворик на Подоле и ежегодные летние встречи в нем. Только сейчас поняла, что лето будет, а Бори — нет.
Это счастье — считать его другом, а он был им и всегда приходил на помощь, по первой просьбе, безотказно, особенно если требовались консультации по его любимой Испании, хотя, пожалуй, знания его во всех сферах истории и культуры были безграничные. И поддерживал любые идеи, самые невероятные, авантюрные и прекрасные. С ним все сложное было просто: книгу? Издашь! (и издала), фильм? Снимете! (и сняли). Вот такая удивительная способность: взглянешь на себя его глазами и становишься всемогущим человеком, способным если не спасти мир немедленно, то хотя бы существенно его улучшить.
Да, на последней встрече «во дворике» Борис рассказал, что снялся в фильме о Петлюре, «правда, маловато, всего три минуты в массовке». А я рассказала о нашем с Анастасией Старожицкой новом фильме, что пишем сценарий. Антиутопия про катастрофу глобального потепления, в ближайшем будущем одни люди отдают души при жизни, чтобы залатать изодранный озоновый слой и спасти мир, а другие не верят, что это поможет и нагружают души камнями, чтобы никто не отнял. И предложила Борису сыграть роль Философа, эпизодическую, но побольше трех минут, он там такой один, и не сдает душу, и не нагружает, однажды создал философский камень, но не стал производить золото, а уничтожил как бессмысленное творение, мешающее наблюдать за солнцем. Борис немедленно согласился сниматься, громко хохоча и уточняя подробности: да, это действительно совершенно в его характере, отказаться от золота и размышлять о судьбах мира. И шутить с самым серьезным видом...
Какой-то калейдоскоп крутится: вот двадцать лет назад мы с мужем и младшей дочкой в гостях у Бори с Валей, их сыну Роме год, хохочем — малыши такие милые, а у нас такие большие планы на время, когда они, наконец, вырастут, устанавливаем эту планку как раз на возрасте, когда они смогут самостоятельно купить спиртные напитки... Вот Борис рассказывает о том, почему изо всех украинских политиков уважает Евгения Марчука, и даже не важно, почему именно — это есть истина, вердикт, потому что критерии для оценки людей у него самые высокие. Вот на праздновании дня рождения он произносит длиннейший тост, и, конечно, вряд ли такие прекрасные люди вообще могут обитать на этой планете, но Борис так громогласен и убедителен, что, может, я действительно такая и есть?!.. Вот он звонит просто проверить, правильно ли записал телефонный номер, и мы уже говорим, говорим, говорим, смеемся, смеемся, смеемся...
Плачу.
Мария СТАРОЖИЦКАЯ, режиссер, журналист
