Журналистика, занимающаяся правовыми программами — одна из наиболее «активных» зон телевизионной практики, хотя авторам таких программ нужно пройти между Сциллой точных, зачастую бюрократических формулировок законов, и Харибдой публицистической субъективности. Ведь «мука» этих жерновов — человеческие судьбы. Об этом мы беседовали с Евгением Шишковым, который вот уже три года создает аналитически-информационную программу «Правочин» на УТ-3, а до этого работал журналистом на телеканале «Право». Разрабатывая «стратегию» направления программы, он остается всегда «за кадром», отказывается от лидерства и явного «авторства», предоставляя журналистам возможность показать отдельную проблему в каждой передаче соответственно своим представлениям.
— Евгений, сейчас на общенациональных каналах активно идут несколько правовых программ, но ваша отличается от них более прагматичным подходом, попыткой не только вскрывать, но и «лечить» некоторые социальные проблемы.
— Да, мы не стараемся объяснять пункты закона. Ликбез — дело, на мой взгляд, сейчас уже малоэффективное, ведь объяснить права — это еще не показать механизм их работы. Мы пытаемся «спуститься вниз», рассказав конкретную историю, по возможности дать совет, как можно выйти из этого положения. Например, бездомные дети. Когда я пытался обращаться к чиновникам с просьбой поучаствовать в программе об этих детях, слышал в ответ: «Ничего страшного. Мы проведем конференции, и все нормализуется». Поэтому мы пробуем задействовать не больших чиновников, которые скажут то, о чем и так все знают, а исполнителей, которые конкретно именно этой проблемой и занимаются. Они не надувают щеки, не говорят «подождите немного за дверью», они создают необходимое доверие, поскольку зрители знают, с чем именно к ним можно обращаться. Также у нас после каждой передачи идут часовые бесплатные консультации юристов на двух телефонных линиях.
— И были случаи, когда люди с вашей помощью решали свои тяжкие проблемы?
— Да. Например, есть много пенсионеров, не могущих оплатить вроде бы копеечные счета за телефон, но находятся и анонимные благодетели, которые через нашу программу, собирая письма, оплачивают все «корешки» вместе. Мелочь? Полтора года тому назад была у нас программа по смертной казни, после которой одному из героев, молодому мальчишке, заменили расстрел на 20-летний срок. Мы тогда много думали, как выстроить программу, чтобы зрителям стало ясно, насколько здесь много сложных проблем, касающихся деятельности наших судов, решения судей, «голоса общественности», в том числе — и моральных авторитетов. После этого случая нам писали очень многие заключенные, но мы не стали продолжать тему, чтобы не подменять собой функции правозащитников.
— Разброс тем у вас очень широк, а некоторые — например, проблемы нацменьшинств, тех же ромов — вы буквально открываете для зрителя.
— Наши журналисты хорошо и продуктивно «ходят по улицам». Бывают случайные беседы, знакомства, за которыми виден краешек громадной проблемы. Темы у нас уже буквально расписаны на полтора- два года вперед. К примеру, только для ЮНИСЕФ мы подготовили более 30 тем о детях Украины. В получасовой программе все это уже не вмещается. У меня есть определенный проект (сейчас готовлю финансирование) целого канала на социально-правовую тему, где будут и передачи, и ток-шоу, и прямые эфиры.
— Плотно работая с правовым полем, выработала ли ваша команда свой рецепт защиты от нападок на «слишком субъективных» журналистов?
— У наших журналистов сильный внутренний контроль, который, как мне кажется, иногда мешает. Говорит остро, делает нестандартно, однако в подсознании: «А не получу ли я сверху?» К тому же всегда существует опасение: как бы не навредить героям передачи слишком субъективными высказываниями или подачей. Наши журналисты — фанаты, однако всегда, прежде чем подготовить сюжет, долго беседуют с адвокатами. Но также я знаю, что некоторые частные юридические компании записывают наши передачи и на их основе дают рекомендации клиентам.
— А с точки зрения художественной? У вас также есть особые консультанты?
— В последнее время я много работал в Москве. Там я увидел, как создается режиссерское телевидение. У нас об этом спорят, но именно режиссер, а не журналист, должен искать образ программы, чтобы она стала зрелищем. Взять хотя бы титры. Во многих московских программах есть специальный режиссер, который работает только над тем, как использовать шрифт, динамику, спецэффект. Каждая мелочь — отточена. Я не хочу их хвалить, у нас много умниц и профессионалов, но на конечном продукте это пока не сказывается. Отсюда и «местечковость».
— Работая в интернациональном коллективе программы «Мир» на ОРТ, вы чувствовали здоровую конкуренцию или подспудную недоброжелательность?
— К Украине прекрасно относятся и видят, что школа тут намного выше, чем в других бывших союзных республиках. Когда готовим здесь сюжет и привозим на «Мир», нас меньше всего «коротят».
— А какие темы об Украине были особо интересны там?
— Наш фольклор. Мы ездили в наши глубинные, затерянные села, снимали «невидимую культуру», за показ которой особо благодарили украинцы, живущие на востоке России, в Сибири. О нас сейчас очень мало информации там. Создается впечатление, что мы специально отделены новыми «занавесками», и, увы, не используем простейших возможностей. Как будто нам уже не важно, чтобы нас видели в мире.
