Формальным поводом для приглашения Игоря Кондратюка в редакцию, как уже сообщал «День» (№ 93), стала победа в телепроекте «Шанс», который он продюсирует, талантливого и перспективного «будущего оперного певца» Виктора Мельника. Очень уж хотелось многим журналистам «Дня» и, наверное, другим людям, в первую очередь, тем 64 562 ум, проголосовавшим за Виктора, узнать больше о закулисныхподробностях этой победы и о том, чего можно ждать от «неформатного» победителя в ближайшее время. А во время беседы выяснилось, что Игорь Кондратюк — еще и профессиональный футбольный болельщик. Поэтому не поговорить о футбольных баталиях, учитывая чемпионат мира по футболу было просто невозможно.
Вообще Игорь Кондратюк по впечатлениям от гостей «Дня», по мнению журналистов, занял одно из первых мест. Опыт в клубе «Что? Где? Когда?» и «Брейн Ринга» плюс талант ведущего — и главный редактор «Дня» Лариса Ившина даже пожалела, что рядом нет телекамер. Потому что Кондратюк — как «живая энциклопедия». Например, в разговоре с ним легко «оживают» воспоминания о таких известных сегодня личностях, как артист Олег Скрипка и продюсер Александр Цекало. По мнению Кондратюка, свою первую награду лучшего певца Олег Скрипка получил в 1986 году на юморине в Институте пищевой промышленности за исполнение Modern Talking на баяне. А Александр Цекало участвовал в вечерах, которые вел Кондратюк, и получал за них по 50 рублей. Также выяснилось, что одной из любимых рубрик газеты «День» для Игоря является «Украина-Incognita». Поэтому не удивительно, что у журналистов газеты и Игоря Кондратюка нашлось много тем для обсуждения. Потому что он, как и «День», не устает экспериментировать.
— У нас часто говорят, что в Украине нет талантов, элиты, вообще — ничего. Что, учитывая это, вы можете сказать о феномене своих программ?
— На самом деле мне интересно работать в телепрограммах, имеющих отношение к «живым» людям, а не к тем, кто является лишь «фигурантами» (поэтому, скажем, тележурналистика меня не интересует вообще). Например, после последней программы «Шанса» этого года у меня был скандал с режиссерской группой. Потому что когда мы объявляли результаты голосования на Майдане, в «телевизоре» вообще не было эмоций, «живых» людей: показывали, как мы с Кузьмой и Могилевской открываем конверты, а реакцию людей в тысячи голосов — нет. Так для чего тогда мы делали передачу? Чтобы в сотый, тысячный раз увидели Могилевскую, Кузьму или меня? Кому это нужно? Режиссеры мне объясняли это тем, что у людей не было реакции. Не может быть, чтобы не было реакции! Хотя все участники «Шанса», конечно, уже стали немножечко циничными. Но все мои передачи — «Караоке на Майдане», «LG Эврика» и «Шанс» — о том, что есть «живые» люди, которых мы привлекаем к работе. И все они — талантливы.
— Но у вас, как у физика по профессии, есть какие-то специальные методы мониторинга, где находится «живое» тело?
— Я себя органично чувствую с людьми на Майдане. Многие ведущие просто бы чуждались обычных, простых людей, не красавцев и не красавиц, иногда безголосых, дерзких... Но мне почему-то там комфортно. Мне не комфортно с людьми, которые всерьез считают себя бомондом, я их не понимаю.
— Интересно, а как отреагировал на свою победу в последнем «Шансе» Виктор Мельник?
— На самом деле произошла такая закадровая история. Я в субботу, 3 июня, позвонил по телефону Владимиру Гришко и сказал, что, скорее всего, победит Виктор. Потому что его лидерство было бесспорным уже с первых двух дней голосования. Но, учитывая то, что в субботу был повтор программы, мы решили закрыть наши счетчики в субботу вечером. Поскольку Гришко говорил, что берет Виктора в консерваторию, я и обратился к нему. Потому что я — не музыкальный продюсер, а телевизионный. И Гришко сказал, что подпишет с Витей контракт. Уже встречались адвокат мамы Вити (где-то они взяли своего адвоката) и адвокат Гришко. У них реально подписан контракт. О чем он, я не знаю. Я знаю только, что в призовом фонде проекта «Шанс» есть деньги на первый клип. Эти деньги мы отдадим Виктору на стипендию и жилье. А как он отреагировал? Он очень скромный парень и ведет себя пока что идеально. Вообще ходит такая байка, что у Виктора только год назад появился голос.
— А вы с ним общались?
— Я с участниками «Шанса» общаюсь только в программе «Караоке на Майдане». Не хочу, чтобы мои разговоры с ними в «Шансе» давали им напрасные надежды на дальнейшее сотрудничество. Хватило хотя бы времени на победителей!
— Но когда это чудо — имеется в виду рождение звезды Виктора Мельника — происходило на ваших глазах, вы себя остановили, чтобы не идти на такой контакт? Или это — сознательная платформа?
— Если бы Гришко не подписал с ним контракт, то мы бы с Виктором познакомились и совместно работали бы над его дальнейшей судьбой. Хотя не знаю, чтобы я делал с человеком, который будет оперным певцом. А так Гришко лишил нас этой сложной необходимости.
— А радости Гришко также вас лишил?
— Лишил радости познания оперного искусства, которое, безусловно, пришлось бы штудировать. А с Гришко у меня — полное взаимопонимание. Я только побаиваюсь, чтобы он (и не только он) его не «перегрузил». Потому что Вите только 16. Говорят, арию Калафа, которую он пел, нужно петь уже в 30 лет, сформированным оперным тенорам. А в таком возрасте нетривиально петь такие арии с точки зрения здоровья и голоса.
— Мы взяли на себя смелость сказать, что Виктор — европейская сенсация.
— Я читал. Я также не думаю, что сейчас где-то в мире есть парень с таким фантастическим голосом…
— В то же время у нас жалуются, что «попса» все съела, затоптала...
— Имеете в виду, что нет рокеров и хип- хопа? Но пример с Виктором показывает, что люди проголосовали за качественный «товар». Проголосовали украинцы, которые вообще-то оперу не очень понимают. Это означает, что если бы были нормальные рокеры, то их бы также оценили. Но их нет. Поэтому попса все и «забила»…
— Но в сентябре начнется новый «Шанс». Формат передачи изменится, учитывая победу Виктора Мельника?
— Нет. В эфире мы работаем в воскресный прайм-тайм. Это означает, что мы должны выдавать рейтинги. Заработать рейтинги на передачах, где поют оперные или какие-то «нетрадиционные певцы», невозможно. И такую передачу я не могу позволить себе делать в рамках проекта «Шанс». Мы должны показывать то, что людям понятнее. Поэтому менять формат лишь ради того, что победил Мельник, я просто не могу.
— Но вы соглашаетесь с тем, что этот «Шанс» был достаточно «серым» на личности, пока не появился Виктор Мельник?
— Абсолютно. Если бы он появился раньше, я был бы рад больше. Потому что у нас тогда были бы лучшие рейтинги: потому что все бы знали, что там есть такое чудо.
— Кстати, а какие рейтинги у передачи?
— Хорошие. Конечно, можно сказать, что «Караоке» в первый год своего существования имел среднюю долю аудитории свыше 60 %, среднегодовой рейтинг программы был около 10 %! Но сейчас таких рейтингов нет у ни одной программы. Хотя «Караоке» и «Шанс» в состоянии «переплюнуть» только сериал наподобие «Кармелиты», а еще — интеровские «Подробности». Тенденция — и в Украине, и в России — такова, что рейтинги и доли телеканалов снижаются. Поэтому каждый последующий «Шанс» будет иметь ниже рейтинги, чем предыдущий. Рейтинг, но не зрительский интерес и участие зрителей. Например, рекордное количество голосов пока что отдали за предыдущий «Шанс», где победил Павел Табаков. В первую очередь потому, что там было очень сильное противостояние двух ребят: Дмитриченко и Табакова. Еще, может, и потому, что финал был очень показателен с точки зрения украинского политикума. У нас в финале было восемь человек: семь из них были представителями Восточной и Южной Украины, а один — с Западной Украины — львовянин Павел Табаков. Сейчас Виктор Мельник на втором месте после Павла Табакова по количеству голосов, полученных победителем.
— А на каких фестивалях ваши победители будут представлять Украину в этом году? Скажите, будут ли ваши победители участвовать в конкурсе «Славянский базар в Витебске»?
— На Славянский базар Паша Табаков поедет в качестве делегата украинского дня. Мне кажется, что наиболее вероятный фестиваль, в котором он примет участие, это — фестиваль в Сопоте. В этом году канал «1+1» договорился об его трансляции в Украине.
— Если уж заговорили о конкурсах и фестивалях, то как вам «Евровидение 2006»?
— Я рад за Тину Кароль, которая дважды проиграла в «Караоке на Майдане». Так получилось. На самом деле же Тина — очень яркая девушка. У нее есть голос и, как говорят, «искорка».
— Игорь вы начинали работать в России, а потом вернулись в Украину. Почему вы решили работать именно тут?
— Когда я окончил Киевский национальный университет им. Т. Шевченко, то начал играть в клубе «Что? Где? Когда?». Потом купили формат «Любовь с первого взгляда» и предложили мне работать в этом проекте с публикой. Ведь я был человеком веселого нрава и «душой компании». Мне предлагали остаться в Москве. Однако я просто не захотел там работать и выбрал Украину. Хотя москвичи, условно говоря, делают одну программу «Караоке» и живут прекрасно. А мне нужно делать «Караоке», «Шанс», еще что-то, чтобы считать себя, по украинским меркам, богатым продюсером. Если честно, «Интер» начал платить нормальные деньги за «Караоке» лишь с приходом Влада Ряшина. Сейчас на «Интере» новое руководство, однако я всегда — даже в начале карьеры — пытался быть независимым от менеджмента канала. И дело не в приглашениях других телеканалов. Дело в школе московской телекомпании «Игра». Это — своеобразный «дух Ворошилова», который в нормальном смысле «всех имел в виду», включая и некоторых своих сотрудников.
— Выходит, когда вы начали делать программы в Киеве, вы выступали в качестве учителя, собирая свою команду?
— Да, это своего рода педагогизм. Но, если честно, у меня очень маленькая группа. Я достаточно консервативный человек в наборе людей, и в этом моя проблема. Например, сейчас «Интер» предлагает делать еще два новых проекта. Но с кем я их буду делать? Людей нужно вырастить…
— Вы считаете себя человеком, привязанным к чему-либо?
— Мое давнее и единое увлечение, кроме вышеупомянутого, — футбол. Я привязан лишь к семье и работе. И точно уверен, что не к начальству. Оно — не любовница, чтобы нравиться. Нужно заставить его уважать себя.
— А вы не хотите быть футбольным комментатором?
— О том, как я хотел быть футбольным комментатором, у меня есть такая байка. Когда-то начальником спортивной редакции УТ-1 работал Сергей Фисюн. А я с мужем его дочери Степой работал в Институте молекулярной биологии и генетики. И как-то говорю Степе: скажи Фисюну, что я хочу комментировать футбольный матч. К тому же это совпало с периодом, когда Фисюн объявил переход на «новую волну» комментаторов. Мне было интересно, насколько это у меня получится, тем более, что я — футбольный фанат. Фисюн тогда сказал, что будет обо мне думать. Но забыл. Вдруг через полгода звонит по телефону: «Помнишь, ты говорил мне, что хочешь комментировать футбольный матч? Завтра нужно ехать в Донецк и комментировать полуфинал Кубка Украины». Там, мол, нет украиноязычного комментатора. Но в силу своих обстоятельств я так и не смог поехать. Потом его уволили, и с тех пор я об этом забыл. Владу Ряшину я также говорил, что хочу комментировать футбольные матчи чемпионата мира. Влад сказал: подумаем. Но Влад ушел… Но на матчи чемпионата мира буду ездить.
— А откуда такая любовь к футболу?
— У меня был дядя, родной брат моего отца, который когда-то играл в футбол. Во всяком случае, он говорил, но это непроверенная информация, что играл в дубле «Шахтера» вратарем. Однако то, что был фанатом футбола, это точно. Увидев меня (а я тогда был где- то в пятом классе) он сказал: ты так вымахал, можешь быть классным вратарем. И мы весь его отпуск, между его вечерними пиршествами, занимались тем, что он бил мне по воротам, а я ловил мячи. Мне понравилось.
— Поскольку заговорили о футболе, то в одном интервью с Олегом Блохиным сообщалось, что россияне будут болеть в чемпионате мира за украинцев. Как вы думаете, будут ли они болеть за нас, учитывая последние события?
— Россияне — большие футбольные болельщики. За кого будут болеть Миллер или Путин, я не знаю. Но, во всяком случае, те россияне, с которыми я общаюсь, болеют за наших. Я, кстати, человек, который в России Украину не «сдает». И в моем присутствии нельзя употреблять слово «хохол» или что-то подобное. Я себе цену знаю. Поэтому те, кого я знаю, будут болеть за нас.
— А как вы оцениваете шансы нашей сборной?
— Надеюсь, что они дойдут до четвертьфинала. Я всегда надеюсь на лучшее. Реально занять второе место в группе им ничего не стоит. А далее все будет зависеть от того, на кого попадем. Если на французов, то будет плохо.
— Как вы как футбольный болельщик относитесь к переходу Андрея Шевченко в «Челси»?
— «Переключимся» и будем болеть за «Челси». Если честно, я не болел за Абрамовича. Хотя, нужно отдать должное Мауриньо: все-таки «Челси» — команда трудяг. У них все, кто выходит на поле, «пашут». Фактически, сейчас — эра Лобановского. Может, Лобановский для кого-то и не лучший тренер, но для тех, кто видел, лучшего не бывает. И Мауриньо, на мой взгляд, именно такой «диктатор» и «сатрап».
— А что вы порекомендуете нашему политическому «гуляй-полю»?
— У нас всегда существовала проблема с гетманами. И она остается. Очевидно, нужно, чтобы насаждали правильные правила.
— Кто будет «садовником»?
— Не знаю. Многие надеялись, что будет Ющенко. Однако, к сожалению, сейчас таких людей все меньше и меньше. Потому что одно дело быть, например, нормальным политиком и Человеком, вызывающим симпатию. А другое — Президентом страны. Президенту нужно иметь еще и какую-то волю. И вопрос в том — к чему. Волю к воле, волю к выполнению какого-то пунктика или волю к тому, чтобы все-таки работал механизм? Как продюсер, являющийся не лучшим музыкальным продюсером, могу сказать, что я в своем роде — президент победителей «Шанса». На «Фабрике звезд» продюсер Козловского, Валевской и Табакова уже бы давно озолотился, этих певцов бы крутили, крутили и крутили. А у меня, как в анекдоте: «Зато мы умеем красиво петь». Так что я — музыкальный продюсер, который пока что проигрывает себе — телепродюсеру. Хотя своих «телевизионнорожденных детей» по миру не пускаем... Поддерживаем, в том числе и собственными деньгами. Последний расход — клипы Козловскому и Табакову. В результате — дырка в семейном бюджете… А «Фабрика звезд» построена иначе. Несмотря на рейтинги, ее бы никто не делал, если бы продюсеры «Фабрики» не знали, что потом они заработают на этих детях, условно говоря, миллион долларов, проехав по десяткам городов России.
— Получается, поскольку мы не хотим рационально мыслить, то живем жизнью миллиардеров, но без миллиардов?
— Есть такое. Я называю это глупой филантропией. Хочется потратить деньги на Козловского, причем при сетованиях жены — мол, что ты делаешь, когда он тебе, как певец, эти деньги вернет? Но ведь если в него не вкладывать деньги, он остановится. Вообще, победителей «Шанса» я рассматриваю как промо проекта «Шанс». Ведь если не выходят диски, например, Козловского, его песни не звучат в эфире, то у людей возникнет вопрос: зачем тогда вы его «родили» в «Шансе»? Мельнику — 16 лет, и он, опять же, будет у нас латентной звездой. Я не думаю, что сейчас он будет где-то звучать. Может, на каких-то закрытых президентских вечеринках, куда его будет водить Гришко.
— А когда может появиться диск Виктора? Как это можно реализовать? Кто за это должен взяться?
— А какой смысл? Сейчас пока есть диск шестого «Шанса». Там есть ария Калафа из оперы Джакомо Пуччини «Турандот» в исполнении Мельника. Чтобы появился диск Мельника, ему нужно хорошенько поработать и записать десять арий. Это возможно. Но когда будет продукт и насколько он будет конкурентоспособным, нужно спрашивать у Гришко…
— Но когда Виктор закончит консерваторию, это будет совсем другая история. Хорошо было бы для начала зафиксировать неограненный алмаз. Было бы хорошо, если бы он спел, например, то, чему его учили бабушка, мама...
— Давайте сделаем совместную акцию газеты «День» и проекта «Шанс». Арии мы записать можем легко, потому что они известны. Но давайте проведем социологическое исследование на тему: на самом ли деле будет интересно послушать «натур-продукт», который, с точки зрения оперной науки, абсолютно необработан. Можно записать десять арий, исполненных до обучения в консерватории, и эти же десять арий уже после окончания консерватории. И потом сравнить. Но нужно прояснить, почему мы избрали для выступления арию Калафа. На самом деле мы не нашли песню, которую интересно было бы послушать зрителям, где есть классная сольная партия. Другая проблема заключается в том, что когда встретились Владимир Бебешко, Гришко и Витя — я им поставил задачу, чтобы в финале Виктор не пел арию Калафа. Но ария Калафа оказалась лучшим вариантом. Дело в том, что Виктор изучил известные арии по пластинкам. И он, может, и не знает песню «Дивлюсь я на небо та й думку гадаю». Он знает, что есть такая песня, но исполняет ее неубедительно.
— Сейчас многие люди переживают, чтобы Виктора, грубо говоря, не «унифицировали». Ведь он обладает неповторимым даром.
— Да. Но есть еще одна вещь: нам неизвестно, каким голосом должен петь Мельник. Очевидно, это зависит еще и от тех, кто должен поставить его голос. Не к тому человеку попадет — и все. Однако Гришко является профессором консерватории и будет им заниматься серьезно.
— Игорь, а что происходит с теми участниками, которые проиграли, но имеют хорошие вокальные данные?
— Ничего. Плачутся, звонят, просят, чтобы их куда-нибудь взять, что-то с ними сделать. Мне одному это не под силу: нет средств. И технологий нет. Всем известным продюсерам время от времени предлагаю того или иного участника «Шанса».
— Как проходит отбор новых песен? С какими композиторами, поэтами вы работаете?
— В последнем концерте «Шанс» песни для финалистов написали известные украинские авторы Геннадий Крупник и Олег Харитонов. А для третьего «Шанса», например, почти все песни написал Артур Железняк. Хотя после концертов я встречался с несколькими композиторами и они говорили, чтобы я давал тендер на написание песен для финалистов. И я не против. Хочу, чтобы с каждым разом уровень песен повышался.
— У вас песни, которые выбирают на «Караоке», по большей части, русские. Почему?
— Я считаю, что не могу диктовать, что кому выбирать. Более того, у нас поют и английские, и французские песни. И я только рад. Советую только не петь песни, которых люди не знают, потому что тогда их невозможно оценить. Хотя, как оказалось, можно и арию Калафа оценить… Мне даже письма пишут по поводу того, что мы не популяризируем украинский язык. Но, к сожалению, для первого тура новых украинских хитов немного. Это — проблема.
— Игорь, а у вас есть такое ощущение, что украинское сегодня нужно стимулировать?
— Например, в Москве хотят купить «Караоке на Майдане». Собственно, там с телекомпанией «Игра» мы и придумали эту программу. «Шанс» — оригинальный продукт, которого нигде не существует. Так что если в Москве будет «Караоке», то, очевидно, будет и продолжение «Шанса». Но для меня продюсировать программы и в Киеве, и в Москве одновременно означает потерять себя для своей семьи. Конечно, в Москве нужно вести программу на русском языке. Я умею говорить по-русски, но когда в Москве останавливаю такси и говорю «Останкино», слышу в ответ — «Вы из Киева!». Чувствуют стопроцентно. Но в этом и может быть моя «фишка». Буду языковой Хангой.
Кстати, что означает стимулировать? Как защищать? На мой взгляд, защищаться должны не мы с вами. Должна быть соответствующая политика. В чем конкретно она должна состоять, не знаю. Возможно, в преференции украинским изданиям или еще чему-то. Я хочу этого с точки зрения украинскости. Как производителя телевизионной продукции, меня конкуренция не пугает. Мои программы «бьют» даже российские сериалы…
— Тогда есть ли в ваших планах новые проекты?
— Есть. Но о них будем говорить только тогда, когда они будут сняты на пленку.
— За эти последние годы вы почувствовали, что ваше благосостояние растет? Рыночная модель работает?
— Рыночная модель работает. Она очень четко прослеживается в смете программ. Первые программы «Караоке на Майдане», например, телеканал «Интер» покупал за 10 гривен плюс НДС, т.е. за 12 гривен. А сейчас — другие суммы на производство.
— А другим говорят: хотите показаться в телевизоре — заплатите!
— Это не профессиональный подход. Кстати, у меня несколько лет назад была новогодняя передача «Караоке на диване», куда я приглашал людей петь. Среди гостей дивана был и Станислав Аржевитин, который в то время был председателем правления банка «Ажио». Кроме Аржевитина, там присутствовали еще Богдан Бенюк, Руслана Писанка, Елена Витриченко и еще кто-то, уже, простите, не вспомню. Так вот после того, как Аржевитин спел, еще несколько дней коммерсанты «Интера» встречали меня вопросами: «Сколько мне заплатил Аржевитин?» Я тогда говорил, чтобы спросили, например, у Бенюка, сколько он мне заплатил. Отвечали, что Бенюк — артист, ему нужен эфир. А для меня Аржевитин просто стоял первым в списке банкиров на букву «А». А оранжевый (!) диван, на котором тогда сидели гости, мы по розыгрышу отдали какому-то зрителю с Ивано-Франковщины. И тоже многие не поверили, что я его себе не забрал.
— Все ваши проекты имеют право на долгую жизнь. Потому что, например, все, что поют «на диване», очень нужно. Ведь это — «живое» общение. Во всех разговорных форматах нам этого не хватает. Но каждый раз во время просмотра «Караоке» возникает мысль: когда же эти люди начнут грубить? Как вам удается этого избежать в «Караоке»?
— Люди у нас абсолютно нормальные. Например, во Львове, на съемках передачи, в которой победил Козловский, мы на асфальте нарисовали мелом круг, как у Гоголя, даже с «запасом». Никто не заступил! Когда сняли передачу, то заметили, что из-за этого круга народ стоит далеко. Мы были шокированы. А так могу вспомнить только два случая (хотя, возможно, каждый певец расскажет по своему), когда кто-то повел себя некорректно по отношению ко мне.
Кстати, в Донецке, Харькове, Мариуполе я веду «Караоке» на украинском языке и все меня, как украинца, воспринимают просто «на ура». Даже они со мной пытаются разговаривать по-украински. Хотя потом начинают: можно по-русски? Но все нормально — я понимаю. А еще мне наша передача нравится тем, что мы заставляем людей переживать за судьбу других людей.
— Наверное, это уже та аудитория, которую воспитали вы?
— Наверное, да. И знаете, в чем еще состоит причина зрительского интереса ко мне, как к ведущему? Я — глубоко законспирированный ведущий, потому что у меня за плечами есть предыстория «Что? Где? Когда?». А еще — кандидатская степень, участие в «Брейн-Ринге» (не последняя, с точки зрения интеллекта, программа!). И я думаю, что все это где-то у зрителя откладывается в мозгу. Мне хочется верить, что Игорь Кондратюк — интеллигентный ведущий. Во всяком случае, хочется им быть. Например, Наталья Стеценко, жена покойного Ворошилова и «мама» телекомпании «Игра», считает, что, кроме меня, «Караоке» вообще никто не может вести. Она говорит, что нужно быть редким дурачком, чтобы ни разу не сорваться на некоторых очень нахальных зрителях.
— А вы сами пели когда- нибудь?
— Я пел в ВИА «Ассоль», когда учился в школе в поселке городского типа Каланчак Херсонской области. Там был солист Саша Кот и мой друг Игорь Жук. А я что-то подвывал. То есть по большому счету я не пел. Но считаю, что слух у меня есть. И это — мой флаг.
— А вкус?
— Не знаю. Я знаю всю советскую эстраду, которую крутила радиостанция «Маяк».
— Но есть многие люди, которые петь не могут, но очень хотят...
— Так всюду. Не умеют писать — пишут, не умеют руководить — руководят...
— А что вы слушаете дома?
— Я дома отдыхаю. Хотя в последнее время слушаю песни, которые поет моя маленькая дочка. Ей меньше двух лет. Репертуар такой: на первом месте — «Їхали козаки із Дону додому», на втором — песня «Небо плачет» Виталия Козловского, на третьем — песня о любви Ирины Билык «Я никогда не устану ждать». То есть песни, которые она начала напевать после «Шанса». Детские мультяшные песни пока что не идут. Напевала только песню «Антошка, Антошка», когда мы ее переделали и вместо Антошки пропели имя старшего братика «Сережка». Ей она понравилась. Но когда она поняла, что в оригинале — Антошка, как рукой сняло. Однако, на мой взгляд, работой в «ящике» я порчу своим детям жизнь. Они неадекватно это воспринимают. Например, Даня как-то в первом классе зашел к четвероклассникам и сказал: «Добрый день, я Даня Кондратюк, кто хочет со мной дружить?». Он у нас веселый мальчик, но такого я себе даже выдумать не мог.
— Игорь, а вы никогда не жалели, что бросили науку?
— Я жалею в том смысле, что это было что-то стерильное и чистое. К тому же, в отличие от шоу- бизнеса, наука требует тишины и сосредоточенности. Но не секрет, что я не стал «совершенным» ученым потому, что, во-первых, меня интересовала окружающая жизнь и я органично чувствовал себя в клубе «Что? Где? Когда?», а во-вторых, той наукой, которой я занимался, нужно заниматься на Западе. Она называется экспериментальная молекулярная биофизика.
— И все же, вы хотели бы вести какую-то программу, где бы был «живой» разговор с аудиторией?
— Мне, например, нравятся проекты, которые делал Донахью. Обязательный элемент — разговор не просто с гостями, но и с публикой в студии. Потому что всегда можно услышать интересные мнения о том, что говорят известные «занудные» персоны. Но если делать еще и такой проект, то когда жить? Впрочем интерес к людям, во всяком случае, в ближайшие сорок лет, будет точно. А дальше — посмотрим…
