В среду, 8 сентября, отмечался Международный день солидарности журналистов. «День» с помощью экспертов попробовал разобраться:
1) ЧТО ВХОДИТ СЕГОДНЯ В ПОНЯТИЕ «ЖУРНАЛИСТСКАЯ СОЛИДАРНОСТЬ»?
2) ЧТО ТАКОЕ «ЖУРНАЛИСТСКАЯ СОЛИДАРНОСТЬ» ПО-УКРАИНСКИ?
Кирилл ВЫШИНСКИЙ , шеф-редактор службы информации канала ICTV:
— 1. Как правило, любая профессиональная или корпоративная солидарность проявляется не в конкретные дни, а в экстремальных ситуациях. Журналисты — не исключение. Хотя Международный день солидарности журналистов — идеологическое изобретение канувшей в Лету социалистической системы (он отмечается по решению 4-го конгресса Международной организации журналистов, состоявшегося в Бухаресте в 1958 году, в память о Юлиусе Фучике, убитом немцами 8 сентября 1943), тем не менее понятие «журналистская солидарность» сегодня — не пустой звук. Яркий пример — убийство испанского журналиста в Ираке американскими военными. Он погиб там в один день с украинцем Тарасом Процюком. Буквально на следующий день его коллеги потребовали от своего правительства жесткой реакции на это убийство, а когда этого не произошло, то на очередном правительственном брифинге они демонстративно выключили аппаратуру и повернулись спинами к спикеру. На мой взгляд, это и есть одно из проявлений журналисткой солидарности, которое, в том числе, связано с отстаиванием права на профессию и требованием наказать тех, кто этого права лишает.
2. На этот вопрос ответить трудно. Конечно, в Украине было много различных акций журналисткой солидарности, в том числе связанных и с гибелью наших коллег. Однако о настоящей солидарности, на мой взгляд, можно говорить только тогда, когда профессиональная корпорация сформирована — а это значит, что есть четкие внутрикорпоративные представления о сути профессии, кодекс профессиональной этики — представление о добре и зле и многое другое. Сегодня этого, на мой взгляд, украинским журналистам серьезно не хватает — большинство этих понятий подменено вкусовщиной и каким-то малопонятным, без определенных критериев, разделением на «честных» и «нечестных» журналистов, на «наших» и «не наших». Пока это будет продолжаться, на мой взгляд, журналистская солидарность по-украински будет оставаться элементом пиара отдельных людей или от случая к случаю проявляться в сборе денег для семей погибших. Дай Бог, чтобы последних было как можно меньше.
Наталья КОНДРАТЮК , тележурналист, заведующая представительством «Первого канала» (Россия) в Украине:
— По-моему, корпоративная солидарность — это умение объединиться с определенной целью, умение защищаться. Общая демонстрация позиции в конкретной ситуации. Можно вспомнить, как поступали белорусские, российские журналисты, когда в Минске арестовали коллег или как поступили испанские СМИ, добиваясь расследования убийства журналиста в Ираке, как на короткий период сплотились украинские журналисты, когда исчез Георгий Гонгадзе... Все это, как и многие другие примеры, — разовые акции. Безусловно, нужные. Но кроме цеховой принадлежности, участников объединяют определенные моральные качества. Поэтому глобальная журналистская солидарность — фикция, как в международном масштабе, так и в границах одной страны. Когда в каждом эфире мы видели, как от ужаса происходящего чернеют лица наших коллег, рассказывающих о событиях в Беслане, в украинских новостях ведущий с легкостью называл бандитов «многонациональным отрядом партизан». Хорошо, что его не слышали родные убитых детей.
Мне кажется, что рассуждать о солидарности вообще, в общем и всех — не стоит. Лучше быть солидарным с собственной совестью вне профессиональной принадлежности.
Светлана КОЛЯДА , тележурналист («Интер»):
— Я назвала бы журналистскую среду братством. Это предполагает определенную схему взаимоотношений между нами, а также общее отношение к любой ситуации — как в мире, так и на локальном уровне. Чувство поддержки должно присутствовать однозначно. Тем более, что корпоративные отношения между журналистами не зависят от того, разделяют ли их географические границы. Солидарность — как любовь: либо она есть, либо ее нет. Ведь принципы работы журналистов разных стран одинаковы (во всяком случае, должны быть таковыми). К примеру — отношение журналистов к последним событиям в Беслане. Я думаю, что любой мой коллега пропустил эту боль через себя и, соответственно, через свои материалы, посвященные этим кровавым событиям. Хотя не всегда было приятно смотреть некоторые российские каналы, которые, известно по каким причинам, были вынуждены свои эмоции свести к минимуму. Очень обидно, когда журналист не всегда на сто процентов выполняет свою миссию.
Я думаю, что не должно быть солидарности «по- украински» или «по-русски»... Если человек идет в журналистику, он должен понимать, что существует какой-то «джентльменский набор» общечеловеческих и общепрофессиональных качеств, который нужен для того, чтобы достойно себя вести. Хотя не всегда, конечно, мы солидарны, когда речь идет о политике. Здесь возможны разногласия, и это нормально. Однако иногда мне очень обидно, когда, читая материалы наших телекритиков, я вижу, как журналисты совсем не по-братски объединяются и начинают кого-то «клевать». Тут, наверное, и проявляются элементы украинского менталитета. Я часто читаю зарубежную прессу и не видела, чтобы журналисты друг друга унижали или некорректно друг о друге высказывались. А у нас такого, к сожалению, хватает. В этом-то, скорее всего, и заключается журналистская «несолидарность по-украински».
Юрий МАКАРОВ , тележурналист («1+1»):
— 1. Во-первых, я не считаю журналистов каким- то отдельным идеологическим видом или другой расой. Журналисты — это нормальные люди, отличающиеся от остального мира только долей ответственности, которую они несут в результате избранной профессии. Эта ответственность, в свою очередь, диктуется тем, что они якобы обязались говорить правду. Поскольку в некоторых ситуациях быть честным — опасно, то вполне оправданным является принятие дополнительных внутрикорпоративных мер безопасности. Но, конечно, это действует в ограниченном количестве стран, в которое мы как раз и не попадаем.
2. Деятельность журналиста имеет смысл тогда, когда в обществе есть спрос на достоверную информацию. В развитых странах эта потребность подкрепляется рыночными механизмами. Например, когда издания, распространяющие адекватную и достоверную информацию, имеют больший спрос у граждан. Есть и другие субъективные журналистские механизмы — наподобие внутренних кодексов и конвенций. У нас, к сожалению, нет массовой потребности в правде. Также отсутствует и вера в то, что реализация этой правды возможна. Почему, собственно, — нетрудно понять, но факт остается фактом. Таким образом, у нас практически вся журналистика занимается распространением не информации, а пропаганды. И, за исключением каких-то отдельных эксцессов (скажем, убийств популярных журналистов), я не понимаю, каким образом можно проявить журналистскую солидарность. На каком основании я должен испытывать солидарность с человеком, которого хорошо знаю, и который из номера в номер или из выпуска в выпуск откровенно врет? На том основании, что мы с ним выполняем якобы технологически похожие операции? Так же я могу испытывать солидарность с людьми, которые больше любят кофе, чем чай или соленые огурцы.
В общем, для того, чтобы возникла профессиональная солидарность, должны появиться массово честные журналисты или голодное на достоверную информацию общество. Однако, сначала следует накопить необходимое количество людей, достойных солидарности, а потом уже испытывать к ним солидарность.
