Вы точно видели сюжеты Руслана Ганущака. Хотя бы один. Вместе со Spilno.TV Руслан прошел весь Майдан с камерой в руках. Это он записал последнее интервью Сергея Нигояна. Он также снимал расстрелы активистов 20 февраля на Институтской, отснял снайперов...
А потом — сразу на войну. Вместе с немецким каналом ARD часто ездил на Донбасс. Работал оператором в Донецке, Славянске, Краматорске, Луганске. Видел, как зарождается конфликт, набирает обороты и перерастает в войну. Общался с украинскими добровольцами и военными. И в конце концов понял, что быть только лишь оператором в эти непростые исторические времена для страны — мало, и записался в добровольцы — в батальон «Азов». Сейчас Руслан и воюет, и снимает видео. Отснятый материал заливает на сайт «Азова», откуда видео часто берут общенациональные телеканалы. А его 26-минутный фильм о трагедии в Иловайске видели зрители в Нью-Йорке, Варшаве и многих городах Украины. Недавно ленту показали и в Киеве. В данный момент, рассказывает Руслан, он насобирал достаточно материала для следующего фильма — о Широкино.
Когда «День» дозвонился до Руслана, он как раз чинил технику где-то под Широкино. Немного удивился звонку.
— Мне неудобно, что из меня делают какую-то звезду, я ничего особенного не сделал. Я просто оказался в нужный момент с нужными людьми и с камерой в руках. Я отснял и показал этот фильм об Иловайске, потому что этого не показать — невозможно. Об этом нужно говорить, кричать, напоминать! Люди должны знать своих героев и должны знать, кто такие добровольцы, за что они борются, какие у них мотивы и что это — война...
ЭТО ФОТО РАЗМЕСТИЛ У СЕБЯ В «ФЕЙСБУКЕ» СЕРГЕЙ ЛОЙКО, ПОДПИСАВ: «В ОКОПЕ ПОД РУССКИМ ОГНЕМ ВМЕСТЕ С РУСЛАНОМ ГАНУЩАКОМ» / ФОТО СЕРГЕЯ ЛОЙКО
— А как вам кажется, люди осознают, что такое война — те, кто в сотнях километров от нее. Когда приезжаете в Киев или домой в Ивано-Франковск, видите это понимание войны?
— Есть ощущение параллельных миров. Пока ты находишься в зоне АТО, пока слышишь залпы пушек, взрывы мин, выстрелы, пока общаешься с людьми, которые имеют к этому отношение, которые видят смерть, теряют друзей, близких, родственников, коллег — это одна реальность. Когда же ты едешь даже в соседний город, где этого всего не слышно, — там уже совсем другая атмосфера, люди отдыхают. Например, Бердянск. Каких-то 90 километров от линии фронта, а там курорт, море, сезон, все нормально. Правда, местные жалуются, что туристов меньше, чем всегда. Раньше туда приезжали люди из Луганска, Донецка, России. Сейчас коттеджи пустуют. Но все ровно люди приезжают, отдыхают. Я не говорю, что это плохо, нельзя зацикливаться только на войне. Но есть такое ощущение, что кого-то война как будто и не касается. Бывает читаешь или слышишь, что «пусть она себе где-то там будет, это не мое», «когда уже это все закончится, надоело», «только бы не стреляли, без разницы, какая будет власть»... Есть разные люди. И разные реальности.
«ОБ ЭТОМ НУЖНО ГОВОРИТЬ И ЭТО НУЖНО ПОКАЗЫВАТЬ»
— Вы снимаете видео на войне, показываете его в мирных городах. Каким видите результат своей работы?
— Это неповторимое чувство, когда ты видишь результаты своего труда. Первый раз я показал фильм «Два дня в Иловайске» в Нью-Йорке в Украинском музее на Манхеттене. Там собралось буквально до 20 человек. Но я видел, что люди плакали. После фильма они были потрясены. Благодарили, пожимали мне руку и говорили: «Мы знали, что есть война в Украине, но мы не знали, что это ТАК — так серьезно, так больно, так страшно».
Этот фильм помогает людям почувствовать эту войну, эту боль, эту трагедию. Когда я показывал фильм в родном Ивано-Франковске, мне удалось привлечь людей через «Фейсбук», пригласить своих друзей и знакомых. Зал в кинотеатре был полностью забит. Люди даже в проходе стояли. Зрители тоже хлопали, благодарили. И была эта поддержка и это понимание, что это правильный фильм и что его нужно показывать. Каждый раз, когда я где-то демонстрирую этот фильм, я получаю подтверждение, что об этом нужно говорить и это нужно показывать.
«СЛЕДУЮЩИЙ ФИЛЬМ — О ШИРОКИНО»
— Вы снимаете в зоне АТО. Как работаете? Все показываете или что-то оставляете за кадром?
— Конечно, это военное время, и ты не можешь в полной мере показывать все, как ты хочешь и как себе планируешь. Это, во-первых, связано с какими-то военными тайнами. Кое-кто из бойцов просит не показывать их лица, потому что у них родственники остаются в Луганске или Донецке, чтобы не подвергать их опасности. Есть люди из России, которые воюют на нашей стороне и тоже просят не их не показывать. Есть много условностей, которые нужно учитывать. Вот есть хороший материал, но его сегодня нельзя показать, а позже — вполне. Так же было с этим фильмом об Иловайске: я не мог показать его до тех пор, пока не вышли на свободу все пленные, взятые в этом котле. Я боялся, что кто-нибудь попал в кадр из тех людей, которые могли быть в плену. Это могло бы навредить им.
— Когда вы снимаете, то на что ориентируетесь: это прежде всего боевые действия, человеческие истории? Что для вас самое важное?
— Я не просто свободный художник или сам себе режиссер, который что хочет, то и снимает. Я в первую очередь выполняю работу, я являюсь военным репортером и делаю какие-то оперативные новости — для нашего сайта, для телевизионных сюжетов. Но несмотря на все это, у меня собирается много интересного, уникального материала. Вот я уже, например, собираюсь сделать свой следующий фильм — о Широкино. Лично меня интересует человеческий фактор, почему эти люди здесь, почему они оставили свои дома, своих родных, женщин, детей. Оставили свой бизнес, учебу. Больше половины людей в нашем полку — с высшим образованием. Вроде бы ничего особенного — люди как люди. Но когда начинаешь с ними говорить, слово за слово и ты понимаешь — перед тобой масштабные личности. Не может попасть простой человек в добровольный отряд случайно. Все эти люди — невероятно интересные. Я беседую с ними, записываю интервью. И хочу, чтобы люди знали о них больше.
Говорят, что Украина проигрывает информационную войну. Это правда. Заметно, как наш враг работает на опережение. А мы не можем ни то что использовать какие-то там трюки, мы не успеваем говорить простую правду. Нам не нужно использовать какие-то спецтехнологии, чтобы досказать свою правоту, нам нужно просто говорить побольше о себе, о тех людях, которые воюют, рассказывать их жизненные истории — кто они, за что воюют, почему пошли на войну... А вообще, все стоит начинать с того, что нужно знать историю. Нужно понимать, почему и как воевали наши предки и за что. Тогда и сегодняшняя ситуация будет яснее.
«ДАЖЕ ЕСЛИ ТЕБЕ СТРАШНО — ГЛАЗА ЗАКРЫВАЙ, А КАМЕРА ПУСТЬ РАБОТАЕТ»
— Расскажите о вашем фильме «Два дня в Иловайске». Иловайск был вашим первым боевым заданием. Как прошла эта встреча с войной?
— Ночью объявили тревогу, и мы выехали. Я не знал, куда мы едем, на сколько времени, почему. Я еще тогда был за рулем автомобиля, впервые в жизни ехал в составе военной колонны, научился передвигаться и держать дистанцию, ехать без света. Всему приходилось учиться на ходу. Это потом я уже понял, что мы едем в Иловайск. По пути нам пришлось два раза менять маршрут. Наша колонна попадала в засаду. Выехали в первую ночь, но только после обеда приехали на место — очень долго ехали до Иловайска, хотя если ехать обычной дорогой, то там каких-то два часа езды.
Почему фильм называется «Два дня в Иловайске»? Потому что, по сути, я там был два дня. В первый день я в сам Иловайск не попал, остановился на таком последнем рубеже, где было более-менее безопасно. Я просто не знал, куда нужно двигаться, нам сказали ждать там. Я не стал просто ждать, а начал снимать, начал искать интересных людей, нашел медиков и записал их. Записал водителя броневика «Пряника» с позывным «Злой», артиллеристов. Решил снять закат солнца, пока снимал, наш батальон уехал, а я остался. Мне пришлось добираться до места ночевки с другим батальоном. На второй день я решил вместе с другими ехать на боевое задание, на бой. Но почему-то мне снова не нашлось места в машинах с нашими бойцами, поэтому пришлось на попутках добираться до Иловайска. Сначала ехал на грузовике с ребятами из ВСУ, этот грузовик перевозил снаряды для танков. Потом меня подобрал батальон «Шахтерск». А потом я нашел своих, и уже их не оставлял.
Я просто работал, даже как-то подсознательно, снимал все. У операторов есть такое правило: главное — не выключать камеру. Даже если тебе страшно, глаза закрывай, а камера пусть работает...
И там я уже увидел, как заносили раненого Аксена... Хома сразу погиб. Этот фильм, собственно, посвящен этим двум героям. Эти парни — одни из первых потерь батальона «Азов» вообще в этой войне. Это молодые ребята — 18 и 20 лет. Я записал потом очень много интервью, которые не вошли в фильм. Побратимы с Волыни, друзья Хомы, рассказывали, как они окончили курс молодого бойца и как-то разговаривали на тему: «Что было бы, если бы...». И вот смоделировали такую ситуацию: допустим, в бою прилетает вражеская граната, что бы ты сделал? И Хома без колебаний говорит: «Я сразу же брошусь на эту гранату и закрою собой побратимов, чтобы никто не пострадал. Так и произошло на самом деле...
«ЭТОТ ФИЛЬМ — МАЛЕНЬКИЙ ФРАГМЕНТ ТОЙ БОЛЬШОЙ ТРАГЕДИИ»
— Как вы ощущаете Иловайскую трагедию год спустя?
— Я не могу судить обо всей этой ситуации и утверждать что-то или что-то анализировать. Это маленький фрагмент той большой трагедии, где погибло много сотен людей... Я говорю лишь о двух потерянных судьбах. К счастью, нашему командованию удалось быстро принять правильное решение и вырваться оттуда такими малыми потерями. Другие батальоны пострадали намного больше. Этот фильм — маленький штрих, маленький фрагмент той большой беды. Но он какой-то живой, настоящий, там все так, как было. Там не было какого-то особого монтажа, вырезал «шум» и оставил саму суть. Без авторского текста, без дикторской начитки — там все и так понятно.
«НУЖНО ЧТО-ТО ДЕЛАТЬ, ЧТО-ТО МЕНЯТЬ В ЭТОЙ ЖИЗНИ»
— Когда вам стало недостаточно просто ездить на восток снимать и вы решили пойти в добровольцы?
— Я просто такой человек, который не может стоять в стороне. Я был активным участником революции 2004 года, я прошел с камерой весь Майдан 2014 года. Ездил на восток, видел и снимал, как формировались эти так называемые ЛНР и ДНР. Снимал, как зарождался первый добровольческий тогда еще отряд «Донбасс». Я просто понял, что не смогу сидеть дома.
Намного легче участвовать в этом, чем просто наблюдать, страдать, охать и ахать. Нужно что-то делать, что-то менять в этой жизни. В конце концов, когда тебя ребенок спросит: «Папа, а где ты был, когда в Украине была освободительная война?» — что ты будешь ребенку говорить?
Для меня лично не так важен конечный результат, я знаю, что Украина будет свободной и независимой, и правда будет на нашей стороне, но может пройти много времени, и я не знаю, увижу ли я это. Для меня важен сам процесс. За эти месяцы, за этот год я познакомился с большим количеством интересных людей. Я многое понял в этой жизни. Научился многому. Это и есть жизнь. Мы живем в уникальное время, когда мы можем что-то менять. Если каждый украинец начнет что-то делать, а не только сидеть в «Фейсбуке», в Украине будут перемены. В чем большая беда Украины? За сотни лет в нас воспитали психологию раба. Мол, для чего нам что-то решать, за что-то брать на себя ответственность — вон там есть политики, за которых мы голосовали, пусть у них голова сохнет. А это неправильно. Пока мы не поймем, что это наша страна, что это наша жизнь, никто нам не принесет на блюдечке свободу и независимость. При определенных обстоятельствах нам досталась независимость, но это не значит, что она нам просто так подарена, потому что мы такие хорошие. Сейчас идет борьба, и мы жизнями и кровью отвоевываем нашу независимость. И то, что мы отвоюем — то и будет нашим.
Почти десять лет я работал на региональном телевидении в Ивано-Франковске. Потом больше года работал на центральных телеканалах в Киеве. А позже начал работать фрилансером. Сотрудничал с Игорем Захаренко из «Феєрії мандрів» на «5 канале». Мы ездили, снимали туристические программы. На Майдане я встретил друзей, и они мне предложили работу с немецким каналом ARD. Это — большое дело, чтобы за границей тоже знали правду и видели, что происходит в Украине. Это очень важно. Я уверен, что нашей команде удалось создать правильное видение ситуации в нашей стране для немецких зрителей. Сейчас по своей службе мне приходится почти каждый день общаться с иностранными журналистами. Из разных изданий, с разных телеканалов, из разных стран. Пытаемся им максимально показать, объяснить, дать максимальные возможности пообщаться с бойцами, с командованием, собственными глазами увидеть, что происходит.
