Приехав поездом со станции Кем в город Медвежьегорск (это уже была территория Карелии), я, не откладывая на завтра, потому что могла испортиться погода, поехал в урочище Сандармох. Оно находится в лесу около 19-го километра автодороги Медвежьегорск — Повенец.
От остановки до нужного места дошел пешком и остановился около большого камня, на котором виднелись глубоко высеченные слова: «Люди, не убивайте друг друга!»
Чуть дальше еще одна надпись: «Здесь, в урочище Сандармох, месте массовых расстрелов, с 1934 по 1941 годы убиты свыше 7 тысяч ни в чем не повинных людей: жителей Карелии, заключенных и спецпоселенцев Белбалтлага, узников Соловецкой тюрьмы. Помните о нас, люди! Не убивайте друг друга!»
Еще дальше на белом камне такие слова: «Здесь с 27 октября по 4 ноября 1937 года были расстреляны 1111 заключенных Соловецкой тюрьмы».
Вспомнились слова украинского писателя Григория Эпика (тоже узника Соловков): «Жизнь люблю так, что не хочу и не могу верить в свою смерть, — идея жизни во мне так мощна, что я вообще не могу верить ни в какую смерть».
В противовес этим словам вспомнилась установка одного из вождей большевизма в СССР Сергея Кирова: «Если попросту изобразить это дело — не только карать, а карать по-настоящему, чтобы на том свете был заметен прирост населения благодаря деятельности нашего ГПУ».
Именно для «прироста населения» на том свете из тюремных лагерей Соловецких островов осенью 1937 года была вывезена на материк в Карелию большая партия политзаключенных (так называемый Соловецкий этап). В Медвежьегорске все 1111 человек были разделены на группы, а затем их вывозили поэтапно, ночью, на крытых автомашинах, расстреливали и закапывали здесь — в урочище Сандармох. Как свидетельствуют архивные документы, капитан госбезопасности с двуклассным образованием (!) Михаил Матвеев лично расстреливал каждую ночь из нагана в затылок от 180 до 265 заключенных. Когда его голова начинала болеть от выстрелов, за «работу» принимался младший лейтенант-чекист Алафер...
Ночью 3 ноября 1937 года из Медвежьегорска в закрытых машинах в урочище Сандармох привезли большую партию украинцев — недавних узников Соловков, а теперь обреченных на расстрел «особо опасных врагов народа». Невзирая на холод, каждый был раздет до белья, руки за спиной связаны веревкой, а во рту — кляп.
В ту ночь палачи подводили по очереди к выкопанным заранее ямам замученных людей-призраков. И выстрелами в голову капитан госбезопасности с двуклассным образованием Матвеев убил режиссера Леся Курбаса, драматурга Николая Кулиша, поэтов Николая Зерова и Павла Филиповича, писателей Григория Эпика (того, который любил жизнь и не хотел верить в свою смерть), Мирослава Ирчана, Валерьяна Пидмогильного, Валерьяна Полищука и Олексу Слисаренко, бывшего министра образования украинского правительства Антона Крушельницкого с сыновьями, академика Степана Рудницкого и Матвея Яворского — автора протестного заявления в Центральную аттестационную комиссию ГУЛАГ НКВД, профессора философии Петра Демчука, ученых Василия Волкова, Николая Трохименко и многих-многих других. Всего — 165 сыновей Украины...
Той глухой ночью капитан-недоумок Матвеев, который в служебной анкете писал «хочу сам учидся», а также сообщал, что при «взятии Зимнево получил двенадцать ударов тупым предметом по голове», уничтожил цвет украинской интеллигенции, использовав для этого несколько горстей патронов, которые, как и он, не имели никакой ценности для развития мировой цивилизации.
На холме среди стройных сосен виднелся высокий казацкий крест из серого мрамора с надписью «Убієнним синам України». Я подошел к нему, перекрестился, расстелил Государственный Флаг Украины, повязал на крест красный рушник, зажег около него свечу, рассыпал по могилам последнюю горсть земли из Украины и почувствовал: именно здесь, в Сандармохе, заканчивается моя многолетняя эпопея...
Уже было далеко за полночь, но в лесу можно читать газету без освещения, потому что именно в эту пору в этих краях после черных зимних ночей наступают белые ночи...
А потом прогремел гром. На небо наползли тяжелые тучи ртутного цвета. И все вокруг стало серебристым, будто с неба какая-то невидимая рука посыпала землю, кресты и деревья седым пеплом. Такой цвет, наверное, может появляться только там, где в земле лежит очень много насильственно убитых людей, у которых за спинами были связаны руки.
Когда на небе после внезапного дождя разошлись тучи, то на всех соснах на кончиках ветвей засветились тысячи белых побегов, похожих на стеариновые свечи. Храм природы стал для расстрелянных людей храмом памяти.
Я стоял один среди леса и среди многих могил, а с портретов, прибитых к крестам и к деревьям, смотрели сотни и сотни человеческих глаз. Их взгляды, будто с того света, просвечивали меня насквозь рентгеновским лучом, и мне казалось, что мои ноги начнут погрязать в эту землю, как тогда на кладбище Юр-Шор под Воркутой.
Когда снова пошел дождь, я стоял в часовне и при зажженной свече перечитывал в книге толщиной с ладонь списки людей, расстрелянных в Сандармохе. Их фамилии свидетельствовали, что здесь покоятся убитые из разных стран и разных национальностей.
Но больше всего среди них было украинцев.
Свечи мои, привезенные из Украины, догорели...
Под утро, попрощавшись с теми, кто лежал в земле, ушел с кладбища. На дороге стоял долго, потому что не было ни одной автомашины. Наконец появилась одна — и остановилась. Водитель, услышав, откуда я пришел на дорогу, сказал: «Я живу в Медвежьегорске уже 40 лет, но ни разу не слышал, чтобы один человек пробыл целую ночь на кладбище...»
Когда водитель довез меня до гостиницы, я спросил: «Сколько вам заплатить?». И услышал в ответ: «Если бы у меня были деньги, то я вам заплатил бы за то, что вы делаете. Внизу, у администратора гостиницы, я оставлю для вас хорошей вяленой рыбы и банку меда. Завезу через пару часов из дома. Только не отказывайтесь... Желаю вам добра...»
Поспав немного, я оделся, занес в свой номер рыбу и мед и пошел в районный музей, чтобы посмотреть там экспозицию о строительстве Беломорско-Балтийского канала им. Сталина. Официальное его открытие состоялось 5 августа 1933 года. За полтора года сооружения этот сталинский монстр длиной 227 километров проглотил почти 100 тысяч заключенных. Это — 440 человеческих жизней за 1 километр. Такова цена...
На Колыме, когда сооружали Колымскую трассу, окоченевшие тела погибших узников закладывали в полотно дороги — и кубометры тел засчитывались как замерзший грунт. А во время постройки Беломорканала тела заключенных бросали в смесь из цемента, песка, щебня и они засчитывались как бетон...
Неожиданно, но во всех городах, где я видел памятники Кирову, он показывает указательным пальцем правой руки сверху вниз на землю. Наверное, подсчитывает после массовых расстрелов «врагов народа» прирост населения на том свете «благодаря деятельности ГПУ»...
