Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

О ХХ веке и украинской действительности

Известный в Европе журналист Любомир Винник: «В большинстве западных источников вы найдете только такую версию истории Украины, которую хочет Россия»
20 апреля, 2012 - 12:17
Любомир Винник
РИСУНОК ЛЮБОМИРА ВИННИКА

Мы встретились с Любомиром Винником по случаю открытия в Ивано-Франковске выставки его фотографий, графики и картунов (сartoon — современная карикатура, которая обходится без объяснительных текстов, графическая притча). Известный в Европе журналист украинского происхождения родился на Прикарпатье и уже сорок лет живет в Швейцарии, выступает экспертом по восточноевропейским, а главное — украинским делам, защищая свою родину от шквала дезинформации. На днях Прикарпатье удостоило своего земляка наивысшего отличия края — медали «За заслуги перед Прикарпатьем». «Диаспорный» акцент, диалектные и иноязычные словечки, юмор и самоирония — беседуем с Любомиром Винником о родных ему Украине и Швейцарии.

— Говорят, существенное кроется в мелочах. Назовите несколько наблюдений — со знаком «плюс» и «минус» — из того, что поразило в Украине.

— Украина в беде, у меня такое впечатление, хотя могу ошибаться. Фантастическая еда, замечательная кухня, одаренность. Гостеприимство людей, которым меня представили, ко мне и их враждебность к своим. Сильно поражает агрессивность к тебе тех, которые тебя не знают. Все, кто возвращаются из Украины в Европу, восторгаются гостеприимством украинцев частно и весьма ужасно описывают украинцев, сидящих на каких-то постах, должностях даже наименьших чинов. То есть тот же человек мгновенно превращается в какую-то бестию. С Запада перенимают дикую музыку, все остальное, а культуру общения перенять по силам не всем. Но такой большой разницы, как когда-то, теперь уже нет. Когда на Запад приезжают молодые украинцы, они зачастую не отличаются от европейцев.

— Пан Любомир, вы живете в одной из самых богатых стран мира, однако это не мешает вам иронически смотреть на европейскую действительность. Украину также оцениваете критическим оком, хотя и больше всего защищаете...

— Я пишу об Украине уже сорок лет. Разное, преимущественно публицистику. Например, два года назад в Германии вышла книжка «Історія України». Мне большая культурно-политическая правонациональная газета «Молода вільність» — так приблизительно можно перевести — заказывает рецензию. Это издание левые силы пытаются «закрыть», говорят, что оно экстремистское. Вы же знаете, Германией, как и всем Западом, руководят левые. Эту систему я называю «коммуно-капитализм». В Европе понятие «национализм» имеет негативное содержание. Значит, я читаю книжку, а там — старая песенка о Киевской Руси — матери русских городов, басня о трех братьях-близнецах, среди которых московит, конечно, старший. Но потом — масса того, чего я и не знал. Фантастично. Именно те два немецких автора в той книжке признают, что во Второй мировой войне Украина подверглась наибольшим разрушениям, была полем битвы между Востоком и Западом. Я написал рецензию, назвав то «историей лжи», начав, собственно, о Киевской Руси, сказав, что ни на одной карте средневековой Европы нет надписи «Россия», а только «Московия». Потом обратился в институт им. Потебни, чтобы аргументировать свою работу цитатами авторитетных историков, ведь я только журналист. И эта рецензия имела позитивный резонанс.

Россия 150 лет работала в Европе, и сейчас все находят только ее версию истории. Западному читателю я должен все, так сказать, от «а» объяснять, ведь там люди не учат историю, географию, не интересуются политикой. Они начинают учиться, когда едут на вакации и покупают для этого путеводитель. К сознанию европейца трудно апеллировать, ведь оно политически, исторически не подковано. С другой стороны, московская пропаганда — это такие мощные жернова, которые трудно преодолеть. Россия доныне прорабатывает Запад так, как она хочет, и во всех источниках вы находите только такую версию истории Украины, которую хочет Россия. Это действительность. А современная Украина практически ничего не делает, чтобы это опровергнуть. Я любуюсь, как другие реагируют на малейший упрек в их сторону, например, немцы или поляки. Как-то в газете написали фразу «польские лагеря смерти», а имелись в виду «немецкие лагеря смерти на территории Польши», сразу же польский посол в Германии дает мгновенную апелляцию, протест — они защищают каждое слово, каждое перекручивание. А зачем украинские миссии за рубежом? Чтобы защищать Украину. А как они могут это делать, если, придя в посольство Украины в любой европейской стране, вы слышите русский язык? Имеют ли эти люди мотивацию, духовную заинтересованность защищать страну, которую они сами же не чувствуют?

— Пан Любомир, как вам удалось эмигрировать из страны, которую покинуть было нереально? Вы работали на львовском телевидении, хорошо помните те времена?

— Их тяжело забыть (улыбается). Первый критический момент наступил тогда, когда я впервые попал в Польшу в 1968 году, во время так называемого «наезда» Советского Союза на Чехословакию. Перед тем была оттепель — Союз открыл границу с Польшей. Я тогда жил в Надворной, и к нам из Польши, из Шленска, приехал один пан, чтобы проведать родных. Я, работая в «Радянській Верховині», подал документы на выезд в Польшу — и меня пустили. Поляки были очень свободные, они свободно рассказывали анекдоты о правительстве, критиковали его, более того, там была частная инициатива. Я познакомился с одним паном. Он продавал запчасти к мотоциклам и автомобилям. Его звали Эдвард Дуда. Он меня первым познакомил с рыночной экономикой, объяснил, что можно функционировать без государства. Я до сих пор с ним контактирую. Тогда я немного поездил по Польше, а миллионы поляков уже тогда спокойно ездили за границу — «на Запад», могли покупать доллары, а у нас за доллар ты сразу ехал к белым медведям. То есть я там открыл для себя свободу, и для меня возвращение было страшным. Я решил, что хочу познать мир, что любой ценой должен из той клетки вырваться. Это был август 1968-го, я возвращался домой и рыдал в поезде, въезжая в тюрьму народов.

— Ваш брак с иностранкой, польской артисткой, помог?

— Как можно было жениться на иностранке? Подаешь заявление в загс и через три месяца должен появиться, а моя первая жена — полячка — не могла приехать через три месяца, а только через год. Поэтому мы выстроили целую операцию — бракосочетание транзитом. Ездил поезд «Варшава-Бухарест» транзитом через Львов, и она во Львове вышла. Мы пошли в загс, подписали бумаги — и она поехала. 16 сентября 1971 года я выехал в Польшу. И только в 1986 году ко мне приехала моя мама. Я выехал из Союза и потерял живьем своих родных, понимал, что не смогу вернуться, ведь не знал, что империя распадется.

В Польше я жил два года с советским паспортом, ведь выехал легально после двухгодичной борьбы. Я шесть раз получал отказ от львовского ОВИРа, меня оттуда просто выбрасывали. Ситуация была безнадежная: меня выгнали со львовского телевидения, я жил в подвале, спал в нише в стене. По приезде в Польшу меня на месяц отправили в больницу, потому что я был истощен — клубок нервов и костей. Но в Польше я чувствовал, что Союз еще близко. А еще тогда продолжался конфликт на советско-китайской границе, а я же — военнообязанный. Поэтому когда редакция еженедельника «Століца», в котором я работал, отправила меня в Югославию, оттуда я через Венгрию, Румынию, сделав круг, въехал в Инсбрук, а там прямо на поезд — и в Цюрих. На вокзале я вытянул тот серпасто-молоткастый паспорт и, подойдя к милиционеру, попросил политического убежища.

— И что они вам сказали?

— В каждом государстве, правда, не знаю, действует ли это в Украине, согласно Женевской Конвенции 1953 года о правах политических беженцев, если человек просит о политическом убежище, то государство должно принять и рассмотреть его дело. За три месяца я получил убежище: отдал советский паспорт, достал так называемый паспорт беженца, он имеет швейцарский крест, но сам голубого цвета и вверху две черные полоски. Это международный образец, там только мое имя, фамилия, дата и год рождения. Мне с тем паспортом везде нужно было открывать визы. Так продолжалось до тех пор, пока я не получил швейцарское гражданство.

 

— Сколько это тянулось?

— В этой стране в разных кантонах свои законы. После 12 лет непрерывного проживания в одной гмине, то есть коммуне, можно подавать документы. У меня на это пошло больше 12-ти лет, потому что в первый раз я поссорился с урядниками. Меня упрекнули, дескать, я не работаю. А я был человек-фирма, платил налоги. Вместе с тем они насобирали за 12 лет все мои «провинности»: о них люди доносят. Например, не там мусор выбросил или припарковался, немного скорость превысил. И я, не выдержав, ответил им: «Пан, вы слишком далеко шагаете своими сапогами мне в душу. Я так не упадаю за вашим гражданством, как вы себе думаете. Я жил в Советском Союзе, поэтому ничего не боюсь». Вышло так, что я после этих слов я официально отказался от гражданства. Где-то через два года мне звонят по телефону, мол, здесь хотят посмотреть на того безумца, который отказался от лучшего в мире гражданства. А мне уже нечего было терять, поэтому говорил открытым текстом: «Я ничего не украл и от государства Швейцарии не получил ни одного франка помощи, почему же должен еще падать на колени». Они все проверили и сделали вывод, что такие старательные и смелые люди государству Швейцария действительно нужны. Говорят, чтобы сдавал документы еще раз. А я им: «Опять должен платить 500 франков?». Дальше сдавал экзамен на знание языка, истории и политического строя Швейцарии.

— Пан Любомир, свою судьбу вы сделали сами. Что посоветуете делать украинцам, чтобы их общая судьба была лучше?

— Необходимы коллективные усилия. Прежде всего украинцам не хватает того, о чем немцы говорят в пословице «Оrdnung ist alles» — «Порядок — это все». Украинцы способные люди, мудрые и образованные. У вас есть все природные ресурсы. Только нужно все правильно организовать. Жаль, что я чувствую какую-то коллективную апатию, разочарование. Я думаю о молодых людях, они же не могут все эмигрировать и стать рабами. Эмиграция — это болезнь Украины. Это все последствия той Советчины, потому что большинство не изменило свою психологию. Украина растрачивает свой самый большой капитал, когда теряет молодежь. Самое важное, чтобы Украина себя определила на той вехе Восток-Запад, и главное, чтобы не стала снова под протекторат Московщины.

— Вы такое допускаете?

— Почему бы и нет? Если я, будучи в Украине, включаю телевизор и не могу украинский канал найти, сама российщина, то что должен думать? Я ничего не имею против россиян. Но почему меньшинство оккупировало в государстве все посты? У премьера трудности с государственным языком, президент (гарант!) носится с идеей введения чужого языка в качестве государственного. Я писал не раз об опыте Швейцарии, к которому кое-кто из них апеллирует. В Швейцарии каждый из четырех языков является государственным на извечных землях живущих там людей. Я переехал пять лет назад из немецкой Швейцарии в итальянскую. Никто не заставляет меня учить итальянский язык, но и никто в разговоре со мной не переходит на немецкий, потому что это я к ним приехал. Россияне в Украине — пришельцы, следовательно, они должны учить язык страны, где едят хлеб, имеют крышу над головой и даже намного больше. По крайней мере из уважения к этой стране, где им позволяют быть, потому что могут и не позволить, а сказать: «Прошу, не нравится вам, то Россия огромная, места хватает». И это не толерантность, а глупость, с толерантностью это не имеет ничего общего. Я в итальянской Швейцарии встречаю возмущение, когда скажу что-то по-немецки. И я их понимаю и поддерживаю. Они просто игнорируют, не контактируют с таким человеком, который презирает их язык.

Леся ТУГАЙ, Ивано-Франковск
Газета: 
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ