Публикация «Дня» (№213) «Медиа-амнезия» довольно точно передает состояние нашего телевидения в День памяти жертв Голодомора. Однако проблема нуждается в несколько более широкой «диагностике». Анализ отдельных ноябрьских телепрограмм показывает, что нашему ТВ не хватает адекватности в выяснении принципиальных для национальной памяти и достоинства понятий. Такие симптомы проявляются не только во время освещения темы украинской трагедии 1932—1933 годов, но и при оценке преступлений коммунизма вообще. В этом контексте поучительны опыт и ценностные критерии работы влиятельных зарубежных СМИ. И начать надо с выяснения простых истин, которые стали эмпирическими фактами ХХ столетия и которые часто затеняет экранная привлекательность двузначной аргументационной косметики.
Мировоззренческая специфика нашего времени такова, что иногда невольно тебе приходится принимать во внимание навязчивый тезис о том, что «все относительно». Однако даже для сторонников радикального медиа-плюрализма есть свои принципиальные пределы. За ними начинается перечень понятий, к которым нельзя применить двузначные критерии, высказывать произвольные оценочные суждения. Среди таких явлений, в частности, нацизм и его олицетворения — Адольф Гитлер, Йозеф Геббельс, Рудольф Гесс... Их преступления — вне срока давности. Даже малейшая попытка пересмотреть определенную страницу истории или личность, причастную к нацистским преступлениям против человечества, не имеет шанса. Надо отдать должное мировым СМИ: именно благодаря им после завершения Нюрнбергского процесса в начале октября 1946 года и по сей день продолжается «информационный Нюрнберг». Помню, как многочисленные издания вместе с еврейскими организациями категорически осудили попытки режиссера Менно Мейеса показать человеческое в Гитлере (фильм «Макс», 2002). Тем не менее список таких однозначностей как-то нелогично обрывается экранно совершенными и часто циничными попытками ревизионизма истории. Имею в виду некоторые показательные, на мой взгляд, кинематографические и телевизионные попытки пересмотреть преступления коммунизма, да еще и в трагическую для украинцев годовщину Голодомора. Не хочу анализировать фильм Джули Теймор «Фрида», где на фоне судьбы мексиканской художницы Фриды Кало появляется Лев Троцкий, а его экранизированная смерть вызывает у зрителя естественное сочувствие одному из главных идеологов большевизма. Пусть такой образ остается на совести режиссера известного фильма. Учтем и ту дистанцию, которая отделяет Голливуд от последствий «перманентной революции» Троцкого. Америка в его первоочередные планы не входила. Он в первую очередь мечтал напоить «красных коней водой из Вислы, Рейна, Средиземного моря и Индийского океана». В конце концов, учитывая то, как умирали крупнейшие преступники мира, человек может сочувствовать кому угодно. Неприятный осадок появляется тогда, когда один из влиятельных общенациональных каналов предлагает несколько идеализированный образ жертвы — Троцкого, которого «не обошла эпидемия революции» и который, «будучи пленен революционным духом, стремился к справедливому устройству мира». Это — цитаты из документального фильма «Троцкий — неизвестный революционер» (программа «Документ», студия «1+1», 3 ноября 2003; с ТВ-впечатлениями от этой программы можно ознакомиться в № 201 «Дня». — Ред. ).
Все это дает основания говорить о ловушках, в которые вместе с авторами фильма может попасть и зритель. Во-первых, еще из риторики Великой французской революции известно, что карать может не рука палача, отдающего приказ или опускающего лезвие гильотины, а Равенство, Братство или Свобода. Эту риторику удачно использовала пропаганда времен большевизма, когда «именем революции» уничтожали миллионы людей. Именно так, через предоставление особых полномочий абстрактным понятиям, зло теряет признаки рукотворности, затеняется. Как результат, преступник имеет шанс стать жертвой. И, как видим, становится. Во-вторых, даже если преступления персонализируют, то в основном упрощенно. Особенно это заметно сейчас, когда СМИ, освещая тему Голодомора, вспоминают лишь Сталина. Конечно, рядом с Сосо Джугашвили блекнут многие преступники, но может ли Сталин быть оправданием для «более демократичного Троцкого» (тоже цитата из фильма)? Это — фальшивая точка отсчета, хотя бы потому, что Троцкий первым декретировал массовые экзекуции населения и расстрелы инакомыслящих, милитаризировал народное хозяйство, приложил руку к террору против миллионов людей. Кстати, первые концентрационные лагеря организовали именно большевики. У них просто были признательные ученики...
В фильме есть еще одно слабое место — украинская тема в жизни Троцкого (Лейбы Бронштейна). Да, несомненно, он знал язык народа, на земле которого родился, переводил на украинский басни Крылова. В конце концов, чего стоит совершенный цинизм слов одного из зарубежных участников фильма об Украине, которая вместе со своими «вишневыми садочками» «была фактом его сознания, не только родиной»... И все-таки этого мало, не хватает того, о чем мог и не знать Эдуард Лимонов и даже профессор из Оксфорда Барбер... А именно — о ненависти и коварстве, с которыми Троцкий относился к украинцам. В «Инструкции агитаторам-коммунистам на Украине» он выдвинул 10 пунктов, как обмануть и рассорить доверчивых украинцев. Вот один из фрагментов упомянутого инструктажа: «Только безграничная доверчивость и уступчивость, а также отсутствие осознания необходимости крепкой сплоченности всех членов государства не только во время войны — каждый раз уничтожали все завоевания украинцев... Эти особенности характера украинцев необходимо помнить каждому агитатору, и его успех будет обеспечен». Кое-что из этого не помешает помнить и нам.
