Дискуссия вокруг колонки (письма читателям) главного редактора журнала Vogue Ukraine натолкнула многих журналистов и медиа-экспертов на глобальные и концептуальные размышления о ситуации в современной украинской журналистике. В итоге после скандала и его обсуждения в социальных сетях многие явления в соврукрмедиа, относительно которых раньше всегда возникали возмущенные вопросы, предстали совсем в ином свете. Наверное, можно констатировать, что благодаря якобы незначительному информационному поводу «темная сторона» нынешней украинской реальности теперь кажется намного больше и мощнее.
«АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ ГИД ПО РУССКОМУ МИРУ»
Итак, с чего все началось.
Один из украинских «модных» Telegram-каналов 28 октября сообщил, что письмо главного редактора Vogue Ukraine Ольги Сушко за июнь этого года очень похоже на аналогичный текст, напечатанный в 2006 году российским журналом Harper’s Bazaar. Авторскую колонку 12-летней давности написала известная российская журналистка Шахри Амирханова.
Шахри приходится внучкой поэту Расулу Гамзатову. В свое время была главным редактором российских изданий Harper’s Bazaar и Tatler. Сейчас издает англоязычный мультимедийный проект INRUSSIA — «альтернативный гид по «русскому миру».
Историю с плагиатом подхватили медиа, разразился скандал. Главред Vogue Ukraine решила (действовать четко по инструкции по антикризисным коммуникациям) извиниться. Но после предания огласке поста-извинения в «Фейсбуке» стало очевидно, что вообще-то речь идет не о частном неожиданном случае плагиата, а о глубоком кризисе современной украинской журналистики.
«Я хочу извиниться перед читателями и редакционной командой. Оправдываться сейчас бестолково, но хочется объяснить. Те, кто знают меня и как я работаю, понимают, что пишу материалов я довольно много. Слово редактора из-за огромного количества текущей работы и потому, что элементарно могу «зависнуть» над ним на несколько дней из-за большой ответственности и стресса, я иногда поручала писать внештатному автору, с которым обсуждала контекст и считала автора надежным, так как знаю его много лет и полностью доверяла.
Шахри Амирханова— талантливый журналист и большой профессионал своего дела. Приношу ей свои извинения и сожалею, что ее имя появилось в этой неприятной истории.
Вот так случилось. Это моя ошибка. От ошибок никто не застрахован. Все мы делаем ошибки, о которых потом сожалеем. Это жизненный урок. И еще возможность подумать и стать мудрее. А в моем случае еще и понять, что слово редактора — не дежурная страничка, а способ прямого и личного разговора с читателем», — написала Ольга Сушко.
То есть речь идет о передаче АВТОРСКОГО текста журналиста «на аутсорсинг» другому журналисту. А уже этот «литературный раб» где-то что-то... украл, если называть вещи своими именами.
АУТСОРСИНГ СЕБЯ
Я лично могу понять, когда райтеров нанимают бизнесмены, топ-менеджеры и политики — иногда они просто не умеют или не успевают писать, но, например, могут изложить свои идеи в устной форме, которую потом специалист превратит в статью. Но как это может делать главный редактор издания, пусть глянцевого, одна из задач которого как раз и заключается в генерации и обработке контента, в первую очередь текстов? Это же привилегия, обращаться к читателям со своими мыслями. Каким образом для кого-то это превратилось в каторгу? Для меня это просто загадка. И не только для меня.
«Прочитал только что thread главреда Vogue Ольги Сушко... Реально поразило количество комментов с безусловной поддержкой. Количество тех, кто не заметил ничего глупого в использовании труда литературных рабов для колонки главреда», — написал на своей странице в «Фейсбуке» Сергей Сидоренко, главный редактор сайта «Европейская правда».
Заместитель директора Департамента новостей канала «1+1», руководитель ТСН.ua и шеф-редактор проекта TheБабель Екатерина Коберник тоже была поражена — в плохом смысле — этой ситуацией. В комментариях к заметке Сергея журналист вспоминает, что всегда считала, что самое лучшее в глянце — это право главредов писать вот такие письма читателям. «Я бы ради него в глянец записалась, а затем, как говорил Чернота из «Бега», сразу выписалась. Как????? можно было вообще додуматься не писать это самой?!» — спрашивает Екатерина.
Соня Кошкина, известный журналист, автор документальных книг и шеф-редактор LB.ua, которая тоже приняла участие в дискуссии, написала: «Я поставлю вопрос иначе: не как можно додуматься, а как можно — вот, на физическом уровне — не писать самому? Если ты журналист, ты живешь этим, ты «беременна» текстом, идеей, разговором и т.д. Не перенести это все на бумагу — если не трагедия, то ооочень большая неприятность».
КРИЗИС ДОВЕРИЯ
Впрочем, помимо парадоксальной ситуации, когда журналист не может или не хочет самостоятельно писать свои АВТОРСКИЕ тексты, медийщики распознали в ситуации еще целую кучу важных месседжей для сообщества.
Отар Довженко, соредактор онлайн-издания MediaLab, руководитель мониторингового центра проекта «Детектор медиа» увидел в скандальной ситуации проявление кризиса доверия в целом к медиасреде страны.
«Ситуация с главредом Vogue, которая спокойно признается, что за нее редакторские колонки писали другие люди (и известно об этом стало только потому, что другой человек подсунул ей текст из старого российского журнала и этот текст вышел), для меня является историей о злоупотреблении доверием. Жаль, что о доверии и честности с читателями говорят мало, а преимущественно дискуссия в ФБ ведется в плоскости «Оля, вешайся» — «отцепитесь от Оли, вы тоже не святые».
ДОВЕРИЕ АУДИТОРИИ — ЭТО ГЛАВНОЕ ГОРЮЧЕЕ, НА КОТОРОМ ЕЗДЯТ МЕДИА (выдел. авт.). Ну, кроме сливных бачков и агрегаторов. Формулировка «отдать на аутсорс» (= поручить другому человеку написать текст за тебя) звучит цинично и дико, когда речь идет о тексте, написанном так откровенно. Который должен пронять читателя и срезонировать: о, это же и я так чувствую себя, значит, это журнал обо мне.
Еще больше поражает то, что сама редактор, кажется, не видит в этом ничего плохого: просит прощения она не за то, что писала свои тексты не сама, а за то, что не выловила в колонке плагиат. И еще страшнее то, как много людей этого даже не замечают. А некоторые еще и подсмеиваются: а ты что, не знал о существовании гострайтеров? Не знал, вчера услышал впервые. Ну и вообще, то, что «так делают», не значит, что это нормально», — констатировал Отар в ФБ.
«Очень низкая планка требований к чистоплотности и порядочности журналистов объединена с нулевой готовностью им доверять», — выводит свой диагноз медиаэксперт.
ЭТИКА? А ЧТО ЭТО?
В целом вся эта история с плагиатом и «литературными рабами» для журналиста (!) еще раз напомнила и медийщикам, и обществу, о печальных реалиях современного украинского медиарынка. Это и дефицит даже базового профессионализма, и какая-то хроническая, неизлечимая ориентация на Россию у целых секторов рынка, и очень низкая планка этических стандартов.
Лучше всего последний тезис, кажется, проиллюстрирует пост Марины Бескоровайной, руководителя проектов по развитию медиа Координатора проектов ОБСЕ в Украине. Хотя он и посвящен другой теме, все равно он о том же. К сожалению.
«Читаю формы регистрации на региональные мероприятия Комиссии по журналистской этике. Место работы — главный редактор портала XYZ (название вымышлено. — Прим. авт.). С какими этическими дилеммами вы чаще всего сталкиваетесь в своей работе — НЕТ ТАКИХ. Я прямо не знаю радоваться или огорчаться за этот портал и этого человека, и хочется побыстрее познакомиться».
То есть у журналиста, руководителя издания вообще никогда не возникает этических вопросов. Такой себе вариант «сверхчеловека» местного разлива.
НА ПУТИ К ТРЕТЬЕМУ МИРУ
Конечно, «кейс Vogue» — это не только о медиа и не только о журналистах.
Непрофессионализм захватывает не только журналистику. Сколько мы знаем о множестве случаев плагиата, например, в научных работах!.. А что касается недостатка этических подходов, то, кажется, медийная сфера еще не самая плохая по сравнению с другими составляющими нашей жизни.
По моему убеждению, все это последствия «совка», которые мы не только не вытравили еще из своей жизни, а культивируем, тянем его за собой в будущее и прививаем его своим детям.
«Все вокруг советское, все вокруг мое», из-за чего наши люди просто до сих пор (!) так и не научились уважать право на собственность.
Низкий уровень культуры, «шариковщина», презрение к интеллектуальному труду как таковому — с этим мы сталкиваемся на каждом шагу. А еще с культом умения приспособиться, «работать локтями» и ходить по головам вместо поощрения развития талантов и способностей.
Впрочем, наверное, уже не нужно оправдывать себя и окружающих только тяжелыми последствиями совка. Нужно просто наконец признаться, что все это признаки нашей СЕГОДНЯШНЕЙ действительности.
НЕУТЕШИТЕЛЬНЫЕ ЦЕННОСТИ
Год назад Виктория Брындза — социолог, участница Уновской и Несторовской групп — написала для издания «Украинская правда. Жизнь» (тоже, кстати, своего рода глянец) большую статью о ценностях украинцев. В материале наводится обобщение и анализ целого ряда исследований разных социологических служб. Главный вывод: культурный фон украинского общества характеризуется как выживание. «Это значит, что в обществе доминируют ценности, связанные с базовыми потребностями (физическое существование, телесный и психологический комфорт, физическая и социальная защищенность), а основным определителем действий и отношений является безопасность, связанная с удовлетворением базовых потребностей», — пишет Виктория.
Вот каким образом, по данным исследовательницы, такое состояние общества непосредственно проявляется в поведении людей:
• высокий уровень адаптабельности, приспособления;
• постоянная нехватка безопасности и постоянный поиск источников безопасности (сеть нужных знакомств, недвижимость, должности, дипломы, «правильное» подчинение и т.п.);
• высокий порог социальной терпеливости, после которого проявляются реальные протестные действия, хотя дискурс «недовольства» является постоянным состоянием;
• нормирование низких стандартов жизни, совмещаемое с социальным раздражением относительно наличия атрибутов качества жизни у других;
• постоянное стрессовое и деморализованное состояние, которое тоже нормировалось, социальное самочувствие близко к ментальному истощению;
• изоляционизм и эгоизм — ориентация на собственный интерес в противовес ориентации на общность интересов (солидарность). Стойкие социальные взаимодействия ограничиваются преимущественно ближним социальным окружением, взаимодействие с незнакомыми рассматривается как потенциальная угроза, а логика социальных взаимодействий направлена на поиск и борьбу за определенные блага;
• заученная социальная беспомощность — неготовность принимать ответственность на себя, дискомфорт от необходимости самостоятельно принимать решения, ориентация на опеку как вознаграждение за послушание, что стало следствием культивирования поведения, основанного на иерархии «старший-младший» в семье, образовании, профессиональной среде;
• негативный патернализм — социальная зависимость от тех, кто имеет власть, мерилом лояльности к которым является получение от них социальной опеки, помощи и готовых благ;
• консерватизм — правильным считается то, как было раньше, то, что давало результат раньше, а изменения и инновации воспринимаются с предупреждением, часто как потенциальный источник новой опасности;
• короткий горизонт планирования — ориентация на решение тактических проблем, связанных с социальной безопасностью, тогда как будущее воспринимается как неизвестность, на которую нет персонального влияния;
• партикуляризм — представление о том, что персональные социальные отношения важнее соблюдения формальных правил, а справедливость — это когда выгодно мне, а не учтены интересы разных стейкхолдеров.
«Эта картина неприятная, однако она не является приговором», — констатирует автор. Впрочем, если ничего не делать с нашим сегодняшним обществом «выживальщиков», если не лечить причину нашей болезни хронического выживания, мы и не заметим, как деградация разных сфер и направлений, в частности гуманитарной, сделает из Украины — уже окончательно — страну Третьего мира в центре Европы.