Международная правозащитная организация «Репортеры без границ» разработала социальную рекламу на защиту свободы слова в Эритрее, в которой Владимир Путин упоминается в перечне диктаторов вместе с екс-лидером Ливии Муаммаром Каддафи и президентом Ирана Махмудом Ахмадинежадом.
«Каддафи, Ахмадинежад, Путин, Афеворки, Кастро. Вы, наверное, не слышали ни об одном из этих диктаторов. В Эритрее журналисты не могут сообщать о том, что происходит. Все они за решеткой. Помогите нам освободить информацию от оков», — говорится в рекламном постере.
Европа не часто позволяет себе такие выражения в адрес российского режима, несмотря на немалый иконостас погибших от рук киллеров журналистов, убийцы которых так и не наказаны, полный контроль власти над телевидением и консервацию оппозиционных СМИ в Москве. Хотя демарш «Репортеров без границ» тоже не первый. Еще в начале 2000-х, как рассказал «Дню» главный редактор российского интернет-издания «Грани.ру» Владимир Корсунский, Путин вошел в сотню врагов свободы слова. «Он только крепнет в этом списке и также продирается к первому месту, как и в «Форбсе», — говорит журналист.
Другое дело, что признание российского лидера диктатором одной из европейских правозащитных организаций, скорее всего, никак не повлияет на европейскую политику в отношении России и тон, в котором западные лидеры разговаривают с российским премьером. А ведь он существенно отличается от тона, в котором разговаривают, например, с Каддафи. Очевидно, что существуют тонкости политики и вес отдельных государств, но...
А вызовет ли шаг «Репортеров» какую-либо реакцию в самой России, где, безусловно, есть талантливые журналисты и интересные форматы в СМИ, но образ власти бросает тень на всю страну? Об этом «День» поговорил с главным редактором «Граней.ру» Владимиром КОРСУНСКИМ.
— Путин — враг свободы слова по определению. Его воспитание, детство, юность, взрослые годы жизни, образование — все противится свободе слова. Для него само это понятие — предательство и шпионаж, — считает журналист. — Поскольку всю жизнь по профессии он имел отношение к государственным тайнам и считал, что никакой свободы слова не может быть, потому что это разглашение государственной тайны России. Он ничего другого про свободу слова даже думать не может. Правда, ему приходится кое с чем мириться в европейской части России (на Кавказе — другое дело, там нет традиций свободы), поскольку слишком во многом Россия зависит от стран свободной демократии. Но органически свобода слова для Владимира Путина — нонсенс. Будет ли какая-либо реакция на шаг «Репортеров без границ»? Это еще одна констатация чудовищного заболевания российского общества. Как показывает история, подобные заболевания добром не заканчиваются. Очень хотелось бы избежать летального результата. Очень хотелось бы избежать крови. Но не похоже, чтобы у власти хватило ума, отваги и здравого смысла провести свободные выборы и дать возможность гражданам поменять свое руководство. Они борются сегодня исключительно за свою личную власть, за свое беспредельное и безграничное пребывание во власти. Это единственное, что ими движет. Ведь каждый из них прекрасно знает, что, после того как прорвался к власти, неимоверно обогатился. Но если об этом заговорит пресса, они считают это предательством национальных интересов. Они считают, что нельзя из нашей избы сор выносить, давайте тут разбираться. Но тут разбираться они не дают, а давят и душат тех, кто пытается сказать, что закон должен быть в стране, а не произвол. Поэтому для них любое проявление свободы слова — опасно. Всем давно очевидно, что у нас нет по-настоящему свободных и в то же время влиятельных СМИ. В Москве и немного в Питере есть некая потемкинская демократия, когда выборы должны быть похожи на выборы, хотя выборов нет, а свобода слова должна быть похожа на свободу слова, хотя таковой тоже нет.
— Ответственно ли российское общество за сложившуюся ситуацию?
— Общество всегда ответственно. Общество отвечает за тех диктаторов, которых оно допускает к руководству. Это же не тирания восточного образца, когда от одного правителя к другому передавалась власть и каждого несогласного уничтожали физически. Это не советская модель, где уничтожали, даже если ты не пытался противостоять, и где все держалось на родовом страхе, который передавался из поколения в поколение.
— А ответственна ли Европа, которая с самого начала ничего «не замечала», а потом вследствие многих причин выбрала для разговора с российским руководством очень мягкий тон?
— С диктаторами приходится разговаривать. Потому что альтернативой разговора есть война, а война никому не нужна. Со Сталиным и Гитлером тоже разговаривали до определенного момента. Но когда-то мягкий подход кончается. А диктатор никогда не в состоянии опомниться. Вместе с тем, Европа не может помочь России. России поможет только сама Россия. Если мы все опомнимся и найдем способ сказать «нет». Но наша беда в том, что когда невозможно говорить, это кончается социальным взрывом. Сегодня вот Восток показывает, как это может быть.