Прошедший телевизионный сезон в Украине легко можно было бы назвать годом несбывшихся надежд. Если бы кто-то на что-то еще надеялся.
Не произошло практически ничего. No News — Good News, нет новостей — уже хорошая новость. Можно бы сказать и так. Только мешают радоваться очевидные нелепости. По-прежнему телевидением выгоднее заниматься не как бизнесом, а как сопровождением политических проектов. Честно зарабатывать на телевидении оказывается тяжелее и, главное, менее соблазнительно, чем обслуживать сиюминутные интересы владельца. По-прежнему на одном канале сидят по два, а то и три вещателя, причем сидят вперемежку, что исключает возможность выстраивать что-то вроде сетки вещания, а обещания Нацсовета навести порядок все еще остаются лишь угрозами. По- прежнему в кабельных сетях гуляют иностранцы безо всякого намека на лицензию. По-прежнему воруют. И по-прежнему политики относятся к телевизионщикам по принципу свой/чужой.
Очень хотелось бы считать событием абсолютный рекорд аудитории, когда-либо собранной украинским телеканалом: 27 (!) процентов рейтинга и 63 (!) процента доли на показе второго сезона «Дня рождения Буржуя», притом, что сиквел (кинематографическое продолжение), как правило, уступает исходному варианту. Это был бы праздник, если бы пример собственного масштабного производства был бы не так исчезающе редок. Как и раньше, затратные долгоиграющие проекты — не для очень отдельно стоящих лидеров, а для украинского телевидения в целом — еле позволительная роскошь. Известно, что произвести самому дороже, чем купить аналогичный продукт, раз в пять—десять. И дело не в отсутствии в стране как таковых денег. Деньги-то есть — вернуть их нет возможности. Рынок беден.
Точно так же язык не поворачивается назвать событием года переход в новое качество ток- шоу на родном канале — превращение их в полноценные документальные драмы. Ни запуск качественной сложнейшей и дорогущей викторины на нем же. Ни запуск других программ. Ни очередные награды отечественным теледизайнерам в Майами. Ни… Словом, все, чем полагалось бы гордиться. Слава Богу, развивались, как могли.
Велик соблазн назвать событием снятие главы СБУ после публичного заявления десятка тележурналистов. Но хотя древние и учили: «Post hoc, ergo propter hoc», т.е. «после того — значит вследствие того», мы-то знаем, что только очень глупая ласточка может верить, будто стала причиной лавины.
Я даже не назвал бы событием телегода «кассетный скандал» и его освещение в отечественных СМИ. Ну, освещали. Кто-то более решительно, кто-то более робко. Чего кому это стоило, пусть расскажут первые лица соответствующих каналов. Одно бесспорно: первое сообщение появилось с известным запозданием, но зато все последующие перипетии дела об исчезновении Георгия Гонгадзе отражались в новостях регулярно, не всегда, правда, с должным вкусом и тактом. Однако любой желающий мог себе составить полноценное представление. Стало очевидно: при нынешнем положении вещей в Украине вряд ли удастся замолчать какое бы то ни было событие, сколь угодно неприятное для властей.
Вопрос: почему? Неужели власть настолько бессильна, что неспособна утихомирить нескольких наглецов? Неужели так эффективна поддержка свободы прессы международным сообществом? Или, в конце концов, правы те, кто утверждает, что, как ни крути, а Кучма все-таки не Лукашенко? Любой, кто бывал в последние годы в белорусской столице, подтвердит, что мы тут счастья своего не ценим. Попробовали бы журналюги, что свои, что иностранные, самому бацьке так вольготно и вальяжно перемывать косточки!
Но, несомненно, есть еще один фактор, пожалуй, даже определяющий. В Минске из чужих станций ловится одно ОРТ, и то с приключениями. В Киеве на кабеле минимум по три-четыре российских канала, и кабелем охвачено большинство домов. Это рождает ощущение того, что мы на самом деле существуем в едином телевизионном пространстве (что не совсем так, но речь ведь не о реальности, а об ощущениях, которые влияют на реальность).
Спросим себя: не воспринималась ли в Киеве эпопея со сменой власти на НТВ как факт именно здешней жизни, прямо влияющий на наши собственные судьбы? А ведь все путинско-гусинско-березовские шахматы на этот день и час имеют к нам отношение не большее, чем какая-нибудь выдача Милошевича Гаагскому трибуналу. Интересное, захватывающее многосерийное мыло. Такой себе «Агент национальной безопасности». «Досье детектива Дубровского». «Бандитский Петербург», пардон, Москва. Пока, вынужден оговориться, только лишь пока.
Наличие на отечественном телеэкране оперативной, а порой даже опережающей информации из Москвы о здешних событиях психологически обессмысливает укорачивание повода местным вещателям. Или, по крайней мере, существенно повышает порог чувствительности и обидчивости тех, кому это полагается по статусу. До такой степени, что вспышки начальственного недовольства проявляются именно как вспышки, слабо контролируемые и слабо планируемые истерики.
Но присутствие Москвы ощущается не только в доступе к НТВ, РТР, ТВ-6, ТНТ и Ren-TV. Вся мелодия украинского телевидения потихоньку перестраивается на русский интонационный лад. Это и российские криминальные сериалы, которые в прайм-тайме вытесняют американское мыло. Нельзя сказать, что они качественнее, но сделаны, как бы так сказать, более творчески, что ли, и, главное, повествуют не о чужих модельных агентствах, а о родных и близких разбитых фонарях.
Это и появление российских телезвезд, интегрированных в украинские новостные программы и ток-шоу. Тут, кстати, рискну зафиксировать принципиальную ошибку проекта. Это парадоксально, но правильная и чистая, без южного акцента русская речь воспринимается на украинском канале как нечто чужеродное и отторгаемое. И сами варяги, безупречно профессиональные и несравненно более опытные, в предложенных обстоятельствах бледнеют. Особенно, когда наблюдаешь, как хозяева бесцеремонно затыкают рот приглашенной guest-star. А ей и сказать особо нечего, контекстов здешних она не знает, против кого игра, до конца не понимает, а класс не тот, чтобы уютно чувствовать себя в роли марионетки с написанной кем-то ролью.
Это, кстати, и русские деньги, которые вскоре активно двинутся… собственно, уже двинулись на рынок украинских медиа. Не потому, что они алчны или агрессивны, а потому только, что их много и они неминуемо должны сюда хлынуть по закону сообщающихся сосудов. Чудес не бывает.
Это, наконец, и прямые примеры игры на чужом поле. Ролики по «Останкино» в поддержку Кучмы в преддверии прошлых президентских выборов воспринимались как экзотика. Отныне все будет иначе. Неуловимо поменялся тон. Еще год с лишним назад Елена Масюк делала (тогда еще для НТВ) большой репортаж про разгул национализма в Украине, это было тенденциозно, несправедливо, местами нелепо, но в посыле репортера хотя бы чувствовалось, что речь идет о загранице. Теперь комментарии москвичей о событиях в нашей стране столь же бесцеремонны, как если бы речь шла о каком-нибудь Сахалине.
Когда Андрей Черкизов в «Часе быка» с харизмой, почти не пострадавшей от алкоголя, по следам событий 9 марта призывает украинского Президента вернуться из отпуска и осадить визгливых молодчиков — сторонников акции «кучмагейт», это не смешно и не забавно. Чувствуется, как говорят американцы, что он именно это имеет в виду. Дает ЦУ украинскому Президенту. Во времена блаженной памяти СССР это, кажется, называлось «вмешательством во внутренние дела». Когда Михаил Леонтьев в «Однако» повествует, что жена украинского премьера — американский шпион… Ну, то, что Леонтьев — патентованный хам, понятно с любых первых пяти слов. Разговоры о стыде, совести и прочие интеллигентские рефлексии применительно к нему так же смешны, как беседы о целомудрии с вокзальным сутенером. Другое дело, что вряд ли его цицероны с языка слетали на экспорт, как многие у нас решили. Московский фельетонный спецназ предназначен для оперативного вмешательства в сугубо московские же проблемы. Все, что там говорится, там же должно быть услышано, расшифровано и употреблено. То, что эти сигналы для своих слышат еще и посторонние, — обстоятельство столь маловажное, что им смело можно пренебречь.
Вот в чем штука. Нас вообще не принимают в расчет. Игра строится таким образом, будто все решается не на поле, а на трибуне для VIP’ов, а то обстоятельство, что между полем и трибуной пролегает государственная граница, — дело десятое. Конечно, надо учитывать глубоко сидящую едва ли не в каждом русском обиду на мазепинцев-бандеровцев, которые предпочли жить своим умом, а теперь только то и делают, что воруют газ, целуются с НАТО и засылают своих гастрарбайтеров. Но чувство хозяина — штука, которую так же трудно имитировать, как и скрыть.
А мы-то что? Мы заняты. Ну, разумеется, лев готовится к прыжку. Нам тут не до того. Мы собираем силы перед страдой — кампанией по выборам в Верховную Раду. Вряд ли это будет расцвет, если, конечно, расцвет халтуры не называть расцветом. Ужо настригут клипов. Ужо нарубят денег.
Смею надеяться, с учетом фамилии и подробностей генеалогии меня трудно заподозрить в русофобии. Однако же я не верю в симфонию русской души с русской властью, по Александру Дугину. Более того, не один я подозреваю, что любая власть, а пуще всего русская, калечит любую душу, а пуще всего русскую. И результат взаимодействия души с властью, применительно к журналистике, в Москве рождает чертовски убедительную ораторию (в отличие от нашей столицы, где аналогичное взаимодействие производит маловразумительный и малозаметный писк), к которой пора прислушаться.
Один из основоположников «соц-арта», когда-то московский, а ныне нью-йоркский художник Виталий Комар как-то в интервью сказал примерно следующее: свобода — это когда много мафий. Без мафий совсем не бывает. Если мафия одна — ты у нее под контролем. Если мафий много — всегда есть шанс найти где-то между ними мертвую зону, занять ее и чувствовать себя по-настоящему свободным.
Осталось выяснить — теперь их будет больше или меньше?
Бедный Георгий! Вот за это, что ли, он умер?
